ОТЗЫВ

на диссертацию М.В. Семенихиной «Взаимосвязь особенностей рефлексии и образов родителей у мужчин и женщин», представленную на соискание ученой степени кандидата психологических наук по специальности 19.00.01 – общая психология, психология личности, история психологии

Человеку свойственно рефлексировать, иметь родителей и принадлежать к определенному гендеру. Житейское мышление в отличие от научного не увидит в этом «наборе свойств» некоторого осмысленного целого. Автор рецензируемого диссертационного исследования М.В. Семенихина не только увидела, но и представила это целое в виде открытой проблемы. Эта проблема возникает на пересечении общей психологии, психологии гендера и психологии семьи. В своем общепсихологическом сегменте она также располагается на стыке двух подвижных, постоянно «наползающих» друг на друга «тектонических плит» - психологии познания и психологии личности: к числу их общих объектов относится рефлексия.

Открытие того, что взрослый человек, и прежде всего – родитель, является не просто смыслообразующим фрагментом картины мира, которая складывается у ребенка, но и соучаствует в построении этой картины «изнутри», принадлежит психоанализу в лице Зигмунда Фрейда. Этот факт получил особую интерпретацию в русле идей научной школы Л.С. Выготского. Если для психоанализа данный факт играл ключевую роль в толковании бессознательных форм психики, то здесь он становится основополагающим для объяснения генезиса сознания. Достаточно упомянуть представления о природе психической общности «пра-мы», которая объединяет младенца и его маму (Л.С. Выготский), системе «ребенок – взрослый» как полисубъекте развития (Л.С. Выготский, Д.Б. Эльконин), концепцию зоны ближайшего развития (Л.С. Выготский) в целом. В развивающейся детской психике образ взрослого выполняет не только первичную регуляторную, но и конструктивную, порождающую функцию. Однако, как свидетельствуют многочисленные исследования, он не утрачивает ее и в дальнейшем, на последующих этапах онтогенеза.

Подтверждения тому мы находим и в диссертации М.В. Семенихиной. В то же время автору удалось совершить ряд фундаментальных прорывов в разработке указанной проблематики, благодаря чему рецензируемое исследование занимает особое место в ряду аналогичных работ. Постараюсь аргументировать свою оценку.

Во-первых, диссертантом убедительно показано и доказано, что за различием функциональной направленности рефлексии у мужчин и женщин стоят не некие неизменные гендерные «стандарты», а формирующиеся в онтогенезе образы родителей. При этом образы родителей не столько воспроизводят образцы «взрослой» рефлексивности (как можно было бы предположить на первый взгляд), сколько порождают у детей саму необходимость рефлексивного отношения к миру, определяя его характер и уровень. Иначе говоря – являются «поводом для запуска рефлексии» в широкой сфере действительности.

Во-вторых, материалы диссертации наводят на мысль о том, что источником своеобразия (глубины) и разнонаправленности рефлексивного отношения в более или менее развитой форме у мужчин и женщин служит неоднозначность, а в некоторых случаях - рассогласование образов отца и матери. Так, например, мужчины со средними показателями рефлексивности видят мать заботящейся и близкой, а отца – привлекательной фигурой, с которой хочется идентифицироваться в силу его авторитетности, внимательности и требовательности. В сознании женщин, проявивших оптимум (средний уровень) рефлексивности, отец выглядит неуверенным и дистанцированным от семьи, а в отношениях с ним отсутствует тепло. В то же время образ матери гармоничен. В нем проступают такие черты, как внимательность, заботливость, снисходительность, ответственность и др. Отсутствие близости с обоими родителями (у мужчин) или с одним из них, но задающих собственный генедерный образец, в данном случае – матери (у женщин) совпадает с низким уровнем рефлексивности. С обострением рассогласования вплоть до противоречия, как между образами родителей, так и внутри отдельного образа одного из них, возрастает и степень рефлексивности. Это в равной степени относится и к мужчинам, и к женщинам. Последнее согласуется с философскими и общепсихологическими представлениями о необходимости содержательной, глубинной рефлексии в ситуации «разрыва опыта».

В-третьих, как явствует из работы, высокий уровень развития рефлексии ярко выражен в конфликтных ситуациях. Правда, проявляется он у мужчин и женщин по-разному. Высокорефлексивные женщины стремятся искоренить конфликт путем решения той проблемы, которая лежит в его основе. Выосокрефлексивные мужчины пытаются также разрешить конфликт «в принципе», но делают это либо через соревнование, либо через поиск компромисса с конфликтующей стороной. В сравнении с этим испытуемые с более низким уровнем развития рефлексивности избирают условные или паллиативные способы разрешения конфликта. Например, женщины, «не склонные» к рефлексии предпочитают отстаивание собственных интересов в ущерб интересам другого; женщины с оптимальными показателями рефлексивности направлены на то, чтобы избежать конфликтной ситуации. Мужчины с низким уровнем развития рефлексивности – явно не «борцы», в конфликте им свойственна покорность и приспособление к требованиям противоположной стороны. Мужчины с оптимальными ее показателями демонстрируют сложный паттерн стратегий поведения в конфликте, среди которых можно выделить как соревновательные, так и сугубо адаптивные.

Формат отзыва не позволяет подробно остановиться на всех исследовательских находках диссертанта, которыми изобилует его работа. Это, к примеру, выявленная им взаимосвязь рефлексивности и тревожности (она нуждается в специальном обсуждении), характеристика образов родителей в современной ситуации инвертирования гендерных ролей и родительских функций и др.

Высокопрофессиональное использование масштабного методического аппарата - в своем качественном блоке представленного проективной методикой «Кто Я?», опросником СПА К. Роджерса и Р. Даймонди, методом исследования фрустрационной толерантности С. Розенцвейга, тестом выбора стратегий поведения в конфликтной ситуации Томаса, методикой диагностики уровне тревожности Спилберга и Ханина, шкалу личностных качеств для получения данных о субъективных представлениях испытуемых о своих родителях, модифицированные опросник ADOR и методику «Незаконченные предложения» - является несомненным достоинством работы. Еще большее ее достоинство - в том, что при всем разнообразии использованных исследовательских инструментов, диссертанту удалось сопоставить полученные по ним результаты и в итоге восстановить сложную картину взаимосвязи особенностей рефлексии и образов родителей в обеих генедерных группах.

Сформулирую ряд замечаний, которые возникли у меня по ходу ознакомления с текстом автореферата и диссертации.

1. Рабочее определение рефлексии как самопознания человеком своих актов и состояний (а, кстати, что еще можно «самопознавать»?), на которое опирается диссертант, превращает само это понятие в нечто избыточное. Ведь уже есть понятие самопознания, полностью дублирующее и «покрывающее» его. Во многих местах работы прослеживается отождествление рефлексии не только с самопознанием, но и с самосознанием. Вместе с тем максимальная выделенность сознания из жизненного потока, его предельная автономизация – только условие, но не diferentia specifica рефлексии. Все это необходимо человеку лишь для того, чтобы вычленить основания, источники происхождения собственных «актов и состояний», что, очевидно, невозможно сделать, не «разотождествляясь» с ними. В этом плане нет никакого существенного различия между «двумя» рефлексиями - «содержательно-мыслительной» (в понимании В.В. Давыдова) и «личностной». Правда, М.В. Семенихина, вслед за другими авторами, указывает на особую - регуляторную функцию рефлексии, связывая ее с «осознанием оснований и средств собственной деятельности» (Автореферат. С. 7). Тем не менее, в этой «особой» функции как раз и содержится суть рефлексии и одновременно критерий, по которому ее можно «развести» с сопредельными понятиями самосознания и самопознания. Все эти сюжеты уходят своими в философию Фихте и Гегеля.

К сожалению, это обстоятельство было обойдено автором исследования, ограничившегося лишь «дежурной» ссылкой на гегелевскую «Энциклопедию философских наук». Если бы автор, по существу, принял бы его во внимание, возможно, и не возникло бы данного замечания в целом.

2. Вызывает сомнение пронизывающая «сквозной линией» всю работу трактовка рефлексии как адаптивного механизма. Первая глава диссертации так и называется «Рефлексия как функция социально-психологической адаптации: постановка проблемы». Не исключаю, что проблема – лишь в использовании некорректного термина. Вероятно, корректнее было бы говорить о рефлексии как психологическом механизме интеграции индивида в человеческие общности, его все более глубоком «врастании в культуру» (Л.С. Выготский), освоении и реализации культурных средств самоопределения в мире. Судя по тексту, это и имеет в виду диссертант.

Что касается понятий рефлексии и адаптации, то в некотором смысле они образуют контрарную пару. Ибо рефлексия – это не только «выход за пределы самого себя», но и наличной ситуации, ключевое условие для преобразования которой она создает.

3. Характеризуя группу девушек с низким уровнем развития рефлексии, диссертант отмечает, что отец выступает для них «фигурой в какой-то степени нерефлексируемой, принимаемой без всяких оговорок («Я люблю своего отца, но…» - «никаких «но», «люблю»… (Автореферат. С. 17). Речь здесь, таким образом, фактически идет о безусловном принятии родного человека. В связи с этим – вопрос: всегда ли такое принятие свидетельствует о «нерефлексивности»? Ведь, согласно К. Роджерсу, способность к нему, наоборот, атрибутивна развитому самосознанию (видимо, и рефлексии).

Тут мы сталкиваемся с реальным противоречием. Способность к безусловному принятию другого предстает в онтогенезе в двух формах – нерефлексивной и рефлексивной. Маленький ребенок «естественным» образом принимает своих родителей безусловно (как и доверяет миру, по Э. Эриксону). Дело не только в несформированности сознания и самосознания: для ребенка подобное принятие «безальтернативно», в нем – гарант его первоначального существования в мире. С возрастом, по мере обретения автономии от взрослых, растущий человек постепенно осознает – в доступной для себя форме - основания, по которым они (их психологические качества) вызывают у него принятие или непринятие. В данном случае уже включается «механизм» рефлексии. Ребенок или подросток, конечно, не в состоянии осмыслить природу, например, таких сложных эффектов, как перенос, перед фактом которого даже взрослого человека ставит специалист – психоаналитик (кстати, диссертанту можно было бы пожелать в дальнейшем взглянуть на свою тему в контексте этого феномена: логично допустить, что перенос служит показателем несформированной рефлексивности). Но простейшая рефлексия – налицо.

Один из ее результатов – осознание «условностей», которые возникают на пути принятия другого человека. Своеобразие развитой формы рефлексивности состоит в том, что, будучи осознанными, эти «условности» вместе с тем не становятся препятствием для безусловного принятия («…но…» - «никаких «но», «люблю»…). Понятно, что такое принятие со значительно большим трудом дается в отношении человека, не являющегося родным и близким. Способность к нему является свидетельством подиной личностной зрелости, которая встречается не у каждого взрослого (недаром К. Роджерс специально занимался ее фасилитацией – даже у психологов-консультантов и психотерапевтов).

Исходя из этого можно предположить, что «нерефлексивные» девушки (их «нерфлексивность» была выявлена автором и по другим параметрам) обнаруживают первичную – «детскую» - форму безусловного принятия отца, т.е. испытывают известную задержку личностного роста.

Я подробно остановился на этом моменте, поскольку считаю его принципиальным в контексте разработки темы диссертации.

Впрочем, все мои замечания не дают повода усомниться в высоком качестве диссертационного исследования М.В. Семенихиной – хотя бы уже потому, что за счет него современная гендерная психология пополнилась по-настоящему новаторской работой, позволяющей заново осмыслить ряд фундаментальных проблем, которые уже давно находятся в фокусе ее внимания.

Автореферат и публикации автора соответствуют содержанию диссертации.

Диссертационное исследование М.В. Семенихиной полностью отвечает требованиям ВАК Минобранауки РФ, предъявляемым к кандидатским диссертациям по психологии. Его автор заслуживает присуждения ему искомой ученой степени кандидата психологических наук по специальности 19.00.01 – общая психология, психология личности, история психологии.

Официальный оппонент,

доктор психологических наук,

профессор

В.Т.Кудрявцев

10.04.08