Вечером 30 января 2002 г. директор Института психологии РАН Андрей Владимирович Брушлинский после наполненного дня, который он провел на съезде Российского психологического общества, возвращался домой. Усталый, но в прекрасном расположении духа. Подойдя к двери подъезда, набрал номер домофона. Супруга Тамара Константиновна открыла… Время шло, а Андрей Владимирович все не поднимался. Обеспокоенная Тамара Константиновна спустилась вниз.

На первом этаже у лифта лежал Андрей Владимирович. Потом кадры со следами крови в подъезде обойдут телеэкраны. Журналисты разнесут первую следственную версию: возможно, убийство связано с «профессиональной деятельностью» директора… Им бы всем вместе подняться в маленькую квартиру, зайти в домашний кабинет руководителя академического института, лидера отечественной психологии,  который работал за столом советского производства 60-х годов. В дом, где чуть ли единственной ценностью была научная библиотека и подшивки газет, которые Андрей Владимирович собирал вопреки протестам Тамары Константиновны.     

Впрочем, версию практически сразу отвергли, изменив на «убийство с целью ограбления». Какие-то мрази били 68-летнего профессора по голове чем-то тяжелым, а потом истекавшего кровью задушили. Мразей, как водится, не нашли.

Андрей Владимирович был для меня всем. Автором первой психологической книги, которую я не «по рекомендации» прочитал от корки до корки. Наставником со студенческой скамьи, хотя мне не довелось быть ни его дипломником, ни его аспирантом, когда пришел срок учиться в аспирантуре. Старшим другом: еще студентом я мог безбожно украсть у него часть выходного, позвонив ему, чтобы обсудить проблемы философии или теоретической психологии, а когда меня преследовали утраты, он всегда звонил сам, первым из всех звонивших. Вдохновителем – одна его блестящая идея заставила меня взяться за исследование, в котором я состоялся как экспериментирующий психолог, не говоря уже о полученной от него теоретической школе. Наконец – добрым гением…

Андрей Владимирович своеобразно помогал мне, молодому, входить в психологический мир, но именно так как это, видимо, и должно делать. Он предлагал мне написать статью то в одно, то в другое ведущее психологическое издание, выступить с докладом на серьезном семинаре или «взрослой» конференции. Как-то он обратился ко мне с просьбой подготовить для «Психологического журнала», главным редактором которого он являлся, рецензию на переиздание классической книги его учителя С.Л.Рубинштейна «Основы общей психологии». А я ведь всего несколько лет назад сдавал по ней экзамены. Мою работу над  первой собственной книжкой инициировал именно он, он же содействовал и ее изданию. Мне тогда не исполнилось и тридцати лет. Он заботливо создавал мне условия для роста и одновременно "делал имя". О чем я не подозревал, каждый раз воспринимая все это как ответственное поручение, хотя и в форме лестного предложения. . . А его рецензию на мою докторскую диссертацию и выступление на ее защите я не забуду никогда.

Три главных моих учителя в науке – отец Товий Васильевич Кудрявцев, Василий Васильевич Давыдов и Андрей Владимирович Брушлинский были друзьями. Несколько слов об отношениях Брушлинского и Давыдова. Они сражались в теоретических дискуссиях по отдельным вопросам, хотя общее «по существу» перевешивало (см. здесь). Я никогда не видел слез Андрея Владимировича, кроме одного раза: когда он произносил прощальную речь во время панихиды по Василию Васильевичу в марте 1998 года.

Замечательным «документом» их дружбы может служить и статья А.В.Брушлинского «О развитии В.В. Давыдовым своей теории психического развития»  (Вопросы психологии. 1998. № 5), которая затем стала главой последней книги Андрея Владимировича «Психология субъекта». Прослеживая линию формирования взглядов Давыдова на ключевые проблемы психологии развития и развивающего обучения, автор местами не скрывает восхищения героем своего, в целом, аналитического повествования. Сдержанный и корректный А.В.Брушлинский редко восхищался кем-то даже в беседах, не говоря уже о научных текстах. И лишь иногда делал исключение, прежде всего, для  своего учителя – С.Л.Рубинштейна. Сделал он и  его для своего друга В.В.Давыдова.

Возможно, это – своего рода ответ на поступок Василия Васильевича (так его и оценивал Андрей Владимирович в статье), который на фоне негласного замалчивания –  выдающимися и влиятельными  учителями Давыдова! - имени Рубинштейна посвятил рубинштейновской теории мышления целый параграф VI главы своей книги «Виды обобщения в обучении», да еще и охарактеризовал ее как продуктивную. Пусть и в рамках критического анализа. Андрей Владимирович, будучи сам сторонником и виртуозом такого анализа, вспоминал: «Мы были очень благодарны ему за этот параграф». В двух других параграфах разбираются концепции Л.С.Выготского и Ж.Пиаже. Отсюда видно, сомасштабным чему считал Давыдов теорию Рубинштейна. На дворе стоял 1972 год, школа С.Л.Рубинштейна только что получила «официальную прописку» в стенах вновь созданного Института психологии АН СССР, и ее «организационные» перспективы виделись пока не очень определенными.      

10 лет без Брушлинского (как и почти 15 – без Давыдова) пронеслись незаметно. Может быть потому, что чего-то по-настоящему заметного, несмотря на порой звучные «заявки», в психологии за эти годы так и не было сделано. Во  всяком случае, чего-то такого, что уместно было бы сопоставить с тем, что сделал Брушлинский (и Давыдов).

Передо мной сборник трудов Андрея Владимировича, избранных для переиздания им самим и подписанный его рукой: «Дорогому Володе – книга о прошлом нашей науки».

Воспоминания о будущем?. . .

См. также:

В.Т.Кудрявцев. Aristos. Слово о Брушлинском