При подготовке публикации использованы материалы статей авторов в сборниках «III Всероссийская конференция «Современные проблемы экономической психологии и этики делового общения в трудовой, управленческой и предпринимательской деятельности» (СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2000) и «Антология современной психологии конца XX века. Т. 7, вып. 3. Казань, 2001

В.Т.Кудрявцев, Г.К.Уразалиева

ДЕЯТЕЛЬНОСТНЫЙ ПОДХОД В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

Сегодня российская экономическая психология в значительной степени остается конгломератом знаний из области общей и социальной психологии, психологии управления, экономической социологии, обобщений «передового опыта» маркетинга, менеджемента, обучения профессиональных кадров и др. Здесь невольно всплывает образ практического психолога первой половины 90-х гг., устроившегося на работу в банковскую структуру. Для того, чтобы отработать свой фиксированный оклад, он зачастую был вынужден подвергать персонал обследованиям при помощи классических прожективных тестов и опросников, не имея при этом никакой внутренней предметной цели (тем более, о ней не задумывались работодатели, которые трудоустраивали психологов, руководствуясь преимущественно соображениями престижа банка или фирмы).

Не пренебрегает экономическая психология и опытом здравого смысла наподобие плодов образцового фермерского хозяйства Дейла Карнеги. На этом фоне вполне респектабельные и сами по себе полезные бестселлеры о «раскрепощенных менеджерах», латеральном экономическом мышлении, технике ведения хитроумных переговоров, в которых не бывает поражений, и т.п. начинают восприниматься как профессиональные психологические руководства. Иначе, в нашей экономической психологии многое не является ни специфически экономическим, ни специфически психологическим.

Сказанное не следует расценивать как критику экономической психологии. Во многом она отражает особенности своего объекта - российской экономической реальности, включая сюда и экономическое сознание. На наш взгляд, внутри данной реальности пока еще объективно не сформировалась и не вычленилась в качестве смысло- и целостнообразующей собственно психологическая и шире - антропологическая доминанта (система доминант). Это историческое и логическое ограничение препятствует построению самобытного предмета экономической психологии (отсюда - теоретическая рефлексия должна начинать с его выявления).

Решения этой задачи не дает само по себе исследование психической сферы субъектов, агентов, референтов и т.д. разнообразных экономических отношений - их мотивации, умонастроений, образа действий, способностей, характера коммуникации и т.д. Этим, кстати, и исчерпывает суть дела эмпиристский способ полагания предмета экономической психологии, начиная с работ Габриэля Трада (который, на наш взгляд, ввел лишь термин, но не понятие «экономическая психология»). Однако к экономической психологии полностью применимы слова Маркса о политической экономии: она начинается не там, где о ней как таковой идет речь. Поэтому и сегодня конкретное исследование соответствующего круга феноменов обретает смысл, становится подлинно рефлексивным лишь в рамках анализа тенденций становления вышеуказанной психологической (антропологической) доминанты в условиях современной российской экономики.

Эвристичные средства подобного анализа, по нашему мнению, представлены в теории деятельности. Исторически - уже производство на основе меновых стоимостей в Новое время имело своим продуктом и внутренним условием осуществления универсальность деятельных человеческих способностей. Первоначально общественное сознание откликнулось на это рефлексией в лице протестантства. В попытках осмыслить хозяйственно-экономическую действительность в категориях деятельности и действия (Г.В.Ф.Гегель, К.Маркс, М.Вебер - в Западной Европе; Дж.Дьюи - в США; В.О.Ключевский, Н.Ф.Федоров, И.А.Ильин, отчасти С.Н.Булгаков - в России) фактически рождалась экономическая антропология. Последнюю мы рассматриваем как систему идей, характеризующих не просто «человеческое измерение» экономики, а ее деятельностную субстанцию. В русле этих идей могут быть намечены перспективы разработки теории экономической психологии.

Реализация этих перспектив предполагает прежде всего методологически корректное «разведение» и определение соотношения понятий «экономическое поведение» и «экономическая деятельность». Мы полагаем, что, если первое понятие под известным углом зрения воссоздает «режим функционирования», то второе – «режим развития» экономической системы и ее субъектов. Экономическая психология имело своим традиционным именно экономическое поведение.

Вместе с тем экономическое поведение нередко отождествляется с экономической деятельностью*, равно как отождествляются соответствующие им «режимы» организации экономической системы. Это отождествление нельзя признать правомерным.

Экономическое поведение во многом адаптивно, ситуативно и импульсивно (при этом его импульсивность может приобретать социально канализированную форму и вполне нормосообразные проявления). Выбор в нем доминирует над целеполаганием, а решение проблем, подменяется принятием решений (В.П.Зинченко).

Экономическое поведение не исчерпывается набором социотипических клише, а предполагает значительные индивидуальные вариации. Но это – та «индивидуальность», образ которой замечательно передан Б.Мандевилем (1974) в его знаменитой «Басне о пчелах». Проводя в сатирически-гротескной форме аналогию человеческого общества с пчелиным ульем, автор подводит читателя к мысли о том, что источники общественного развития коренятся в стихии индивидуальных действий людей («пчел») с присущим им своеволием, корыстолюбием и эгоизмом. Когда же все пчелы стали добродетельными, их «социум» тут же разрушился.

Первое (анонимное) издание памфлета Мандевиля увидело свет в 1705 г. Однако и сегодня многие философы, социологи, экономисты, психологи – только уже вполне «серьезно» – пытаются сходным образом эксплицировать аксиологический статус индивидуальности «экономического человека». В полном согласии с моралью мандевилевской «Басни» функция этой индивидуальности (по Гегелю – «дурной» индивидуальности, а не всеобщей) усматривается в динамизации общественно-экономической системы, в придании ей подвижности и вариативности, благодаря чему поддерживается ее устойчивость и целостность.

Таким образом, за индивидуальностью закрепляется важная, но все же прикладная, инструментальная роль одного из условий функционирования данной системы. Поэтому и экономическое поведение нередко движимо неспецифическими - превращенными и отчужденными с антрополого-психологической точки зрения - детерминантами и само направлено на их воспроизводство.

Таковы, к примеру, механизмы воспроизводства, рецидивов в разных пространственно-временных координатах эпидемий жажды наживы и легковерия. Богатые и поучительные иллюстрации тому дает история финансовых пирамид в европейских странах. Мы найдем их в книге Чарльза Маккея «Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы» (1841 г.; русское издание – 1998 г.). Эти иллюстрации являют нам типичные, лучше сказать - типические образцы обыденного массового экономического поведения. Мы, конечно, не склонны думать, что будь исторически-обличительный труд Маккея издан на русском языке не в конце, а где-нибудь в начале 90-х, то это заметно поубавило бы число добровольно вовлеченных в аферы «МММ», «Тибета», «Гермеса», «Властелины» и т.д. Но все же какая-то часть населения была бы предупреждена, а, стало быть, и вооружена. Ибо «феномен пирамид» носит поистине интернациональный характер и размах, будучи присущим тем рыночным моделям, которые опираются на адаптивное, ситуативное экономическое поведение (а это, видимо, необходимый этап исторического становления любой системы рыночных отношений).

«МММ» покажется детской пирамидкой по сравнению с грандиозной потемкинской конструкцией (квалификация Маккея), которую возвел во Франции начала 18 века (времена экономического спада и финансового хаоса, царившего после смерти Людовика XIY) некий англичанин Джон Ло, пользуясь поддержкой своего друга герцога Орлеанского - регента малолетнего престолонаследника. Дело прибрело ошеломляющий масштаб: Ло учреждает частный банк, чуть позднее становящийся государственным, выпускает государственные же облигации, добивается создания компании с правом торговой монополии в североамериканской провинции Луизиана, считавшейся богатой на залежи руд драгоценных металлов и т.д. Французскую нацию в лице всех возрастов и сословий захватывает спекулятивная игра на повышение и понижение «ценных» бумаг на фоне безоговорочной веры в любые посулы на будущее. Предупреждения парламента о надвигающемся банкротстве, естественным итогом которого и стала эта афера, игнорировались. Нечто подобное мы наблюдали в истории с «МММ»: завороженный графиком роста благосостояния семьи Голубковых, народ верил и скупал вожделенные акции; правительство вначале попустительствовало (возможно, покровительствовало) авантюристам, а затем предупреждала о возможном банкротстве, но увы... Предупреждало, между прочим, - через те же СМИ, которые еще совсем недавно способствовали распространению в обыденном сознании граждан психоза «народного капитализма».

К истории с «МММ» вполне применима французская карикатура, где Ло восседает в большом котле, который варится на огне народного безумия, окруженный бурлящей толпой людей, бросающих в него все свое золото и серебро и радостно получающих взамен пригоршни липовых бумажек. Эта карикатура - одновременно ценный исторический документ, емко передающий образ обыденно-массового экономического поведения. Оно в прямом смысле слова ведет за собой своих носителей, порой демонстрируя явную противоречивость, правда, внешнего, недиалектического характера. В экономическом поведении рассудочное (воспроизводимость и принципиальная предсказуемость общих траекторий его развертывания) причудливым образом граничит, переплетается с иррациональным импульсом и слепой верой. Вся «проницательность» зодчих финансовых пирамид как раз и состоит в умении «поддерживать» этот парадоксальный баланс как наличную константу экономического поведения.

Накануне парламентских выборов 1999 г. в передаче «Глас народа» на канале НТВ киноржиссер Н.Михалков объяснял, что русский менталитет всегда отличало «фольклорное мышление». Оно, на его взгляд, проявляется в сказках об Иванушке-дурачке, который лежит на печи, а затем женится на царевне, а в наше время - в верованиях в финансовые пирамиды. Здесь верно подмечено, что ожидание чуда - это атрибут «фольклорного мышления». Но, во-первых, как мы уже видели, это ожидание не является сугубо русским феноменом. А, во-вторых, для обозначения этого феномена можно было предложить иное, более точное имя - окказионально-мифологическое мышление, т.е. мышление в категориях мифа случайности (в российском варианте - вера не в простое, а именно в чудесное «авось»).

На нем в пределе и зиждется экономическое поведение людей. Именно такое мышление могло оказать кредит безграничного доверия предприятию неизвестного авантюриста с характерным названием предприятие «Кампания по получению стабильно высокой прибыли из источника, не подлежащего разглашению» (о чем также повествует Маккей). Раскрытие источника прибыли, равно как и «рассекречивание» главного действующего лица аферы означало бы десакрализацию созданного вокруг нее (аферы) мифа, а значит, могло бы подорвать фундамент безропотной веры в очередной мыльный пузырь. Опять-таки вспомним, что и во времена «МММ» ходили лишь многочисленные слухи о наличии некоей мощной защиты акций, а фигуры братьев Мавроди были окутаны атмосферой полутайны. «Десакрализация» входила в противоречие прежде всего с логикой окказионально-мифологического мышления ...самих вкладчиков, хотя, разумеется, и аферистов тоже (уже в первые дни краха «МММ» попытки «усомниться» в авторитете подвижников «народного капитализма», разве что ни канонизированных в качестве святых, чаще вызывали агрессию толпы, а в дальнейшем поддержанием мифа занималась целая общественная организация...). Ведь вкладчики сами мифологизировали Ло и Мавроди, превратили их в своего рода «культурных героев», т.е. по сути «сотворили» их в новом качестве - в той же мере, в какой оказались и сами «сотворены» ими. Те и другие стали не только «произведениями», но и alter ego друг друга. И в этом – гипермифологизм экономического поведения.

Не стоит думать, что все это касается лишь круга явлений, имеющих модус массовости. Окказионально-мифологическое мышление и соответствующие ему ценности детерминируют, например, характер и способы формирования крупного российского капитала. Об этом фактически было сказано несколько лет назад в совместном коммюнике ведущих отечественных экономистов - Н.Шмелева, С.Шаталина и др., которые усматривали главную проблему в том, что бизнес в России делает ставку лишь на достижение сверхприбылей, в условиях нормальной экономики недостижимых. Мы бы сказали: тут вновь срабатывает мифо-логика «чудесного» случая (пусть - просчитанного и выраженного в математических моделях), которая рано или поздно становится практически воплотимой в «стране чудес».

И это закономерно: российский рынок до сих пор функционирует в «поведенческой парадигме», а не развивается на деятельностной основе. Реформы правительства Е.Гайдара (да и практически всех последующих правительств) как раз и были ориентированы на культивирование экономического поведения людей и манипулирование им. Неудивительно, что окказиональный миф «приватизации» пророс именно в их почве. Специфические - содержательно-деятельностные - источники роста экономики (скажем, условия конкуренции качественных наукоемких производств) при этом созданы не были. И дело, конечно, не в том, что правительство Гайдара с подачи консультантов-аналитиков заимствовало «западные теории». С таким же успехом в качестве альтернативы можно было бы избрать «русский путь», пытаясь актуализировать идеи П.Струве (как к этому начинают призывать сейчас) или даже опыт столыпинских реформ, - ничего по существу это бы не изменило.

Ведь тот же «монетаризм», за следование коему так критиковали «гайдарономику», имплицитно предполагает, что деньги начинают «работать» - «формообразовывать» рынок лишь внутри таких экономических отношений, меру развития которых задают всеобщие креативные устремления и возможности человеческой деятельности. Но для того, чтобы это выразить на уровне теории и представить в программе-проекте преобразования экономики необходимо умение видеть целое раньше частей - фундаментальная образующая деятельного, продуктивного воображения. Воображения как раз и не хватило нашим реформаторам, хотя, очевидно, что российская экономика оказалась заложницей не только его отсутствия.

Экономическая деятельность в отличие от экономического поведения выступает как самодетерминированная целостность - определяемая в развитии своими же внутренними противоречиями (на языке философии Спинозы это называется causa sui, причина самой себя). Она способна породить креативную экономику. На Западе это было осознано несколько десятилетий назад: теоретики постиндуст¬риального общества начиная с Дж.Гэлбрейта и Д.Белла напрямую свя¬зывали глобальные перспективы современных бизнес-технологий с ростом рефлексивного сознания, с обогащением его креативной доми¬нанты. Симптоматично, что сегодня рефреном многих практических руководств, адресованных западным менеджерам, звучит утверждение особой ценности способности «заглянуть внутрь себя», кардинально переос¬мыслив исходные основания (а не частные элементы техники) собс¬твенного действования. И если на Западе на этом фундаменте нередко возводится целая система профессиональной подготовки менеджеров (см., например: Т.Крам, 2000), то у нас консалтинг менеджемента до сих пор сводится к обучению планированию рабочего времени, технике телефонных разговоров, проведения деловых совещаний и презентаций в стиле советской «Настольной книги руководителя».

Уроки из всего этого еще предстоит извлечь экономической психологии, пока в основном ориентированной на парадигму «экономического поведения». Если она, конечно, стремится развиваться в качестве фундаментальной дисциплины, а не «функционировать» как сугубо прикладная ветвь знаний, которые лишь дедуцируются из общепринятых психологических понятий и положений. Благодаря этому для экономической психологии сможет по-новому открыться смысл замечательной идеи С.Н.Булгакова о том, что, рассматривая хозяйство как творчество, мы сможем понять его как психологический феномен.

*В «Психологическом словаре» (1998. С. 454-455) при определении предмета экономической психологии данные понятия «разводятся», но критерий для их различения отсутствует.

ЛИТЕРАТУРА

1. Крам Т. Управление энергией конфликта. М., 2000.

2. Краткий психологический словарь / Под общ. Ред. А.В.Петровского, М.Г.Ярошевского. 2-е изд. Ростов-на-Дону, 1998.

3. Маккей Ч. Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы. М., 1998.

4. Мандевиль Б. Басня о пчелах. М., 1974.