Деятельность – процесс человеческой жизни, т. е. человек, субъектно развивающийся (дви-жущийся во времени).
Субъектность – потребность человека в человеке, т. е. в самом себе, но обновленном: в улучшении себя. Субъект – нематериален, т. е. не может существовать как вещь, как продукт деятельности (как достигнутая цель). Субъект (субъектность) есть сама деятельность – постоянное самопреобразование.
Потребность конкретизируется в цели, т. е. в образе необходимого результата текущего цикла деятельности. Этот результат (предмет потребности) должен служить средством удовлетворения данной потребности.
Деятельность – процесс сознательный (целенаправленный, рефлексивный).
Игра – организационная форма деятельности, в которой на место реальной цели «подставлена» цель фиктивная (целевая подстановка).
Игру конституирует «подмена» цели. Следовательно, игра исходит из ситуации наличия цели, т. е. целенаправленности – сознательности, субъектности.
Игровая подстановка также не может быть неосознанной: она субъектно мотивирована; иначе это – животный процесс. Игра необходима субъекту для организации работы исполнителя (универсального орудия) по достижению реальной цели субъекта, если оптимизация работы требует подстановки фиктивной цели (более «привлекательной», «интересной» для исполнителя).
Цель соответствует потребности, т. е. субъекту. Другие элементы деятельности (пути, методы, способы, средства) – подчинены цели, поэтому маневр ими не затрагивает идентичность субъекта; они составляют способность. «Подмена» цели равносильна «подмене» субъекта: вместо действительного субъекта подставляется субъект фиктивный. Для чего? И кто эти субъекты?
В ситуации субъектной подстановки универсальное орудие представляется фиктивным субъектом. Это необходимо, когда действительный субъект не может прямо двигаться к цели, поскольку данная цель несоизмерима с действительным субъектом, т. е. ограничена, подчинена более общей цели, но при этом движение к данной цели требует субъектной (потребностной) активности – творчества. Подчиненный структурный элемент цикла деятельности, требующий творческого подхода, представляется локальной целью и принимает форму «частной потребности», т. е. локального (ограниченного) субъекта.
Способность – синоним субъективности. Это – локализуемая субъектом в универсальном орудии возможность решить поставленную задачу, или эмоциональное принятие орудием поставленной задачи как предмета собственного интереса на основе его общей готовности к выработке способа решения (достижения фиктивной цели). Результатом функционирования способности становится решение исполнителем задачи; от субъекта требуется использовать этот результат в качестве средства удовлетворения потребности, в соответствии с реальной целью. Эта логика точно описана А. Н. Леонть-евым: «задача есть принятая цель» (реальная цель трансформируется субъектом для ее оптимального принятия исполнителем в качестве непосредственно решаемой задачи).
Маневр внутри способности не является игровой (целевой, субъектной) подстановкой. Но действительное творчество – не «творческая активность», не «творческий подход» исполнителя – есть целевая инновация, трансформация потребности, т. е. самого субъекта: выделение нового локального субъекта – коллектива – в структуре субъекта глобального, абсолютного.
Развитие субъекта – об-новление потребности – есть функция воспитания.
Абсолютный (глобальный) субъект делегирует свою субъектность относительному (локальному) субъекту безусловно. Гарантией адекватности относительного субъекта служит его педагогическая мотивация: продление рода требует сотрудничества в масштабах человечест-ва.
Субъективность есть условное делегирование субъектности («императивный мандат», поручение). «Саморазвитие» универсального орудия в целях решения поставленной перед ним творческой задачи есть образование.
Коллективу субъектный статус делегируется безусловно (серьезно), поскольку коллектив – не сумма индивидов (они – лишь используемые им орудия, исполнители). Коллектив есть модус общечеловеческой деятельности, один из бесконечного числа ее взаимопроникающих моментов, каждый из которых обеспечивает реализацию остальных (опосредует их и всю систему деятельности). Любой коллектив абсолютно открыт, он не может замкнуться внутри себя: его деятельность имеет педагогический смысл, т. е. направлена на улучшение жизни (деятельности) от поколения к поколению, что возможно только «на материале» всего человечества и всей доступной ему природы.
Исполнителю (орудию) субъектность делегируется условно, в логике игровой (фиктивной) подстановки. Субъект созна-тельно играет со своим орудием в субъектность последнего. Эта игра и есть субъективность. Очевидно, что в ней не только создается орудие, но и развивается сам субъект.
«Шкала» субъективности (по убывающей) строится следующим образом: производственный персонал (команда Homo sapiens); индивид Homo sapiens; команда «обычных животных»; индивидуальное животное; информационная машина; материальная машина (энергетическая и рабочая); механизм; ручной инструмент. С любым из них можно играть в его субъектность. Но лишь начиная с уровня животного (с традиционной дрессуры) такая игра может стать серьезной, т. е. целесообразной, – стать методом работы субъекта.
Простейшая игра направ-лена на преодоление психологического барьера при решении исполнителем «непривлекательной» задачи. Игра более сложная – на активизацию исполнителя путем внушения ему представления о его субъектном статусе и постановки фиктивной цели: реализовать этот статус, «твор-чески» решив предложенную задачу; действительное же творчество не сводится к решению задач, а начинается с их постановки.
Итак, игра есть универсальный организационный механизм гармоничного подчинения орудия субъекту – механизм субъективности. Теорией (всеобщим проектом) игры выступает психология – методология соединения воспитания субъекта с образованием его универсального орудия.
Наивысшим уровнем сложности характеризуется метаигра: игра организационно-деятельностная (ОДИ) и историческое моделирование.
ОДИ представляет собой коллективную модель организации локального цикла инновационной деятельности. Такой цикл, поскольку он еще нигде не реализован, а лишь проектируется, должен быть, ввиду своей сложности и возможного риска, осуществлен вначале в виде экспериментальной модели: она имитирует его основные организационные формы, но обходит рискованные содержательные моменты (их исследуют отдельно). Очевидно, такая игра имеет не только непосредственную практическую, но и педагогическую направленность. Направленность, во-первых, воспитательную – на созидание новой формы коллективной деятельности, т. е. новой формы человеческой жизни, новой потребности; во-вторых, образовательную – на выработку у очередного поколения индивидов-исполнителей принципиально новых возможностей работы, т. е. новой способности. Двухслойная струк-тура «практика – педагогика» определяет статус ОДИ как игры, а не просто эксперимента: в эксперименте для готового наблюдаемого объекта создаются заранее определенные условия; в ОДИ объект (коллектив) и условия формируются в процессе эксперимента, причем слитно. Воспи-тательно-образовательная двухслойность самой педагогики также обу-словливает ее игровой характер, проанализированный выше.
Задачей исторического моделирования является рекапитуляция – освоение каждым коллективом истории человечества: локальный прорыв в общечеловеческое будущее с опорой на прошлое. При этом коллектив принимает на себя роль лидера в определенном аспекте всеобщей деятельности. Здесь моделирование прямо нацелено на педагогический (воспитательно-образовательный) эффект. Практический же (производственный, организационный) материал служит средством педагогики: на нем моделируются исторические закономерности обновления человеческой потребности и способности, строится «трамплин», позволяющий преодолеть современный «потолок». В данном случае два структурных слоя игры меняются местами по сравнению с ОДИ.
В общем случае структура метаигры соединяет деятельность материально-преобразующую и социально-преобразующую; видимо, возможно также присоединение духовно-преобразующей (культурной) деятельности. Эта многослойность колоссально обогащает возможности игровых подстано-вок.
Но еще важнее то, что в метаигре субъект частично совпадает с адресатом. Это – принципиальное отличие метаигры от простой игры: адресат последней – орудие, но не субъект. Метаигра – игра субъекта с самим собой; но – лишь в педагогическом структурном слое.
Анти-игра – игра анти-субъекта с его орудиями, цель которой – внушить им представление об их субъектности для эффективного («творческого») решения задач анти-субъекта.
Классическая анти-игра – религия: индивиду внушается представление о его свободной воле, что-бы поставить перед ним вопрос о том, кому он склонен служить (богу или дьяволу – или, что в данном случае то же самое, человеку), и объявить его морально ответственным за свой «выбор». Также анти-игрой являются любые испытания благонадежности индивидов, в частности, религиозные «испытания» твердости веры (несчастья, страдания, «искушения»).
Весьма близки по смыслу экзамены. Общеизвестно, что существует масса способов успешной сдачи экзаменов при «невыученном» материале, а также что идеальное «знание» мате-риала часто не гарантирует успеха на экзамене; что экзамен вообще почти не связан ни с компетентностью, ни даже с эрудицией. Но система образования – система натаскивания на работу с информацией, где основным действием является запоминание, прямым результатом которого становится вспоминание, – не может функционировать без специальной подсистемы формального контроля. Ибо содержательный результат образо-вания (способность), во-первых, из-за отсутствия мотивациии заведомо крайне низок (и для поддержания хотя бы минимального уровня таких результатов необходимы репрессии, требующие, в свою очередь, формальных оснований – актов проверки) и, во-вторых, если и востребуется рынком рабочей силы, т. е. проверяется в деле, то уже после выпуска из учебного заведения (впрочем, это относится лишь к результатам специального образования; общая же способность «удостоверяется» всей биографией, а ее «к делу не пришьешь»). В итоге экзамен остается всеобщим испытанием ради самого ис-пытания, «бессмысленным и беспощадным», необходимым для унижения и запугивания нового поколения граждан.
В последние годы именно для нашей страны характерно превращение в анти-игру военной службы. Здесь особенно проявляется бессмысленность не только фиктивной (идеологически внушаемой), но и реальной (преследуемой государством) цели. Реальной целью армии может быть только война с другими государствами. Но сегодня очевидно, что эра подобных войн ушла в прошлое, причем безвозвратно: даже «войны» США против Афганистана и Ирака к этой категории не относятся. Современная армия должна стать спецслужбой, нацеленной на подавление террористических сообществ: подпольных (хотя и крупных), а не официальных государственных органов. С этими сообществами традиционная война невозможна. В развитых странах такая трансформация вооруженных сил уже проводится. Однако в России армия – не защитник страны: она сама – источник опасности для населения. Наша армия – всеобщая каторга, куда отправляют («забирают») не за преступление, а в установленном порядке: в виде ритуала, т. е. игры. Реальная цель российского государства в этой игре – все то же запугивание и унижение массы населения (прежде всего призывников, военнослужащих, их родственников). Фиктивная же (идеологическая) цель, которой призывник оправдывает свою готовность служить, – «стать настоящим мужчиной» – вызывающе, до неприличия фальшива: если «мужчина» – существо, как правило, неспособное строить семью, но в массе своей охотно и быстро спивающееся, – то, возможно, им и не стоит становиться…
Принятие «на веру» подоб-ных идеологем многими гражданами (и молодыми, и «зрелыми») лучше всяких глубокомысленных аргументов опровергает предположение о разумности, субъектности, человеческом качестве этих граждан. И тут единственной альтернативой делению граждан на «людей» и «не-людей» выступает концепция субъектности социума, но не индивида.
Современная эпоха характеризуется «вымыванием» все большего числа органических тел Homo sapiens из работы в интересах государства. Дей-ствительный субъект (общество) еще не родился и потому также не задействует массу своих потенциальных орудий: родовспоможением заняты пока единицы.
В этой ситуации органическое тело оказывается предоставленным самому себе (не включеным даже в природный процесс) и его поведение обусловлено исключительно эндокринной системой. Реализуются примитивные динамические стереотипы (навязчивые циклические движения), прерываемые едой и сексом. Все это относится прежде всего именно к Homo sapiens, а уже затем – к «обычным» животным (в зоопарке, в квартире и т. п.). Такое поведение – независимо от провоцирующих его факторов (химических, акустических и т. п.) – есть наркомания, т. е. стремление к пассивности, иными словами – безжизненность: даже биологическая жизнь организма здесь – лишь иллюзия, поскольку в норме она подчинена общеприродным закономерностям, а в данной ситуации – вырвана из природы, привязана к отделенному от природы фрагменту органики; при этом (повторим) данное тело не включено и в жизнь общества.
Именно здесь организм играет почти самостоятельно: сам с собой или с другими такими же организмами. И становится очевидной безнадежная пустота этой игры: погоня животного за собственным хвостом…
Биологическая неполноценность бесхозного тела определяется его неучастием в продолжении биологического вида, не говоря об общеприродном процессе. Его человеческая никчемность определяется, соответственно, невключенностью в педагогику. Единственный механизм, преодолевающий это состояние ходячей смерти, – социально-педагогическая революция, в полной мере задействующая игровую (многослойную) организацию и психологический подход – подстановку фиктивных целей, которые только и могут «заинтересовать» вывернутую наизнанку психику индивидов, ввергнутых государственными анти-играми в наркотическую стихию. Эту революцию рождающееся общество осуществляет уже сегодня, перехватывая управление универсальными орудиями из рук государства и хитроумно – методом игры – обходя его попытки не допустить подчинения обществу массы бесхозных организмов.
Игра впервые превращается из пустого развлечения, из факультативного «общеразвивающего» занятия – в дело не просто серьезное, но абсолютно необходимое: в первый акт действительной чело-веческой истории.
Психология же из сомнительной науки без собственного предмета («личность», на изучение которой претендовали психологи, давно «занята» – педагогикой в плане практическом и философией в теории) вы-страивается в действительную науку – в теоретико-практического посредника между двумя «половинами» педагогики (воспитанием и образованием) и, соответственно, между двумя сторонами предмета философии (сознанием и материей).
На развитие сайта