1. Мы, в земноводной суете,
не думаем о высоте:
не часто нас влечет сюрприз
вдруг, оступившись, рухнуть вниз.
Так отчего ж, друзья, играя,
мы все же достигаем края,
и даже тянет нас за край?
Всё – ты,
the catcher in the rye*.
Ведь знаем твердо: там, где ты,
не страшно падать с высоты

2. И зябко, и зыбко
в пространстве пустом.
А если б – Улыбка,
а Слово – потом?

(и мне Володя – в ответ:
«Слово – дитя улыбки»)

Вадим Петровский, психолог, поэт друг. Из недавно подготовленного сборника стихов «Вне возраста»

*‘The Catcher in the Rye’, рус. «Над пропастью во ржи» - роман американского писателя Джерома Сэлинджера (1951).

Комментарий Владимира Кудрявцева: Вадим Петровский однажды высказал идею ее о том, что улыбка - это своего рода возвращенный дар. Мы не раз обсуждали ее с ним. Поначалу маленький ребенок «улыбается» непроизвольно, можно сказать, «самопроизвольно». Это, говоря словами Гегеля, еще «улыбка в себе», но не «улыбка для другого» (щеловановский «комплекс оживления» возникнет чуть позже) и уж, тем более, не «улыбка для себя». Но взрослый прочитывает в «моторике мелких мышц лица» малыша человеческую экспрессию - улыбку и как бы подхватывает ее, улыбаясь в ответ. Улыбка возвращается малышу… Улыбка - это пропуск во внутренний мир человека, который он выдает другим людям. С разными степенями доступа. Иногда - разовый, иногда – постоянный. Трудно сказать, насколько достоверна, но гласит она о том, что в среднем ребенок улыбается 400 раз в день, тогда как взрослый - всего 17. И все же, «скупой» на улыбку взрослый дарит ее первым.

Разве мы не знали об этом, с детства, со слов Михаила Пляцковского из известной песенки в известном мультике:

От улыбки хмурый день светлей,
От улыбки в небе радуга проснется...
Поделись улыбкою своей,
И она к тебе не раз еще вернется.

Улыбка – не просто выражение открытой Вадимом Петровским «отраженной субъектности», это форма ее жизни в живых людях, которую они дарят друг другу, часто при первой встрече. Это и лик трансвитальности, которая интересует Вадима сегодня, бессмертия личности, на котором зиждется человеческий мир.

В улыбке Джоконды, писал мой учитель В.В. Давыдов, продолжают жить эмоции Леонардо. И не только виртуально – в наших с вами реальных переживаниях. Мы пять столетий «всем миром» бьемся над загадкой этой улыбки, пытаемся расшифровать ее как символ и в этом не столько приближаемся к разгадке, сколько сближаемся друг с другом.

Потом я прочитал у Марины Цветаевой: «Стихи? Да были ли они? Не помню ни слов, ни смыслов. И смыслы и слова растворялись, терялись, растекались в улыбке, малиновой и широкой, как заря. Да будь она хоть гением в женском естестве, больше о нем, чем этой улыбкой своей, она бы не сказала. Это не было улыбающееся лицо – их много, они забываются, это не был рот – он в улыбке терялся, ничего не было, кроме улыбки: непрерывной раздвигаемости – губ, уже смытых ею! Улыбка – и ничего кроме, раствор мира в улыбке, сама улыбка: улыбка. И если спросят меня о земле – на другой планете – что я там видела, что запомнила там, перебрав и отбросив многое – улыбнусь».

Мир уместился и растворился в улыбке поэта - вместе со всеми звездами, планетами и той самой «планидой» заодно... Не разумнее ли любить и помнить поэтов улыбающимися? Улыбка сильнее оскала любой «планиды». Потому что ею улыбается любовь, накопленная поэтом - за всех живших, живущих и даже за тех, кому только еще предстоит родиться и полюбить. За «сорок тысяч братьев».

А поэты часто недополучают пустякового, несоизмеримого с этим возврата. В виде самой обычной человеческой любви. За то, что просто живут. Может, в этом вся «планида»?

Мир растворен в улыбке. Может ли он быть узнан и познан в ней и через нее? Хотя самое главное и непростое для понимания – конечно же, сама улыбка… Превратившаяся из интимной экспрессии в символ, выразитель человеческого в человеке, объединяющий людей не только очно, но и заочно. А у символа, писал А.Ф. Лосев, есть «энергийная сила». Улыбка – ее неоспоримое и ярчайшее воплощение.

«Шепот раньше губ», сказал О.Мандельштам. Улыбка раньше шепота. Слово – это уже артикулированный шепот. А пока нет губ – нет артикуляции. Хотя, нет, губы были - раздвигаемые улыбкой и ею же смытые (тут Цветаева и Мандельштам про одно и заодно).

Всмотритесь в улыбающийся мир. В начале была улыбка.

Человечество делится на тех, кто улыбается, и тех, кто лыбится. Лыбишься - дальше только оскал. И рык. А не рок, речение, слово. Ну, а слово - и вправду потом, оно - дитя улыбки. Мы продолжаем с тобой учиться улыбаться друг у друга, дорогой Вадим!

---

На развитие сайта
​