«Я – РУССКИЙ/РУССКАЯ (ДРУГОЕ)…»

Гульшат Уразалиева

кандидат философских наук, доцент социологического факультета Российского государственного гуманитарного университета

Опубликовано в журн. «Обруч» (2013. № 6).

Из жизни известно, что сплачивает людей вовсе не одинаковость. Существование рядом двух абсолютно одинаковых людей (которых можно представить только гипотетически) было бы лишь «удвоенным одиночеством», как писал об этом выдающийся отечественный философ Эвальд Ильенков. Общим для людей является наличие различий, самых многообразных – индивидуальных, возрастных, половых, социальных… Различия по-настоящему объединяют человечество, делая его представителей значимыми, интересными, притягательными друг для друга. Но они же – в определенных условиях – могут разделять, разъединять. Когда одни люди или группы людей используют их для достижения своих, напрямую никак не связанных с самими различиями целей. Когда «инакость» из нормального человеческого – «общечеловеческого»! - свойства превращается в метку. Этническая «инакость» в этом плане наиболее уязвима (что имеет под собой определенные социально-исторические причины, которые заслуживают отдельного разговора). Метка этнической «инакости» порой перестает в травму. В «травму детства», в том числе.

В своем эссе «Миграция, терпимость и нестерпимое» известный итальянский мыслитель, ученый и писатель Умберто Эко размышляет по поводу острых нравственных проблем современности. Интересным является его диагноз о «травме инакостью» в повседневной жизни. Вот что он пишет о ребенке, «инстинктивной» нетерпимости и воспитанной терпимости, а, следовательно, толерантности к инаковому в своей жизни: «Нетерпимость к иному или к неизвестному естественна у ребенка, в той мере, в какой инстинкт завладевать всем, что ему нравится. Ребенка приучают к терпимости шаг за шагом, так же как приучают уважать чужую собственность, приучают раньше, чем он научается контролировать собственный сфинктер. К сожалению, если управлять своим телом в конце концов обучаются все, толерантность остается вечной лакуной образования и у взрослых, потому что в повседневной жизни люди постоянно травмируются инакостью».

Эмпирическое подтверждение этого теоретического предположения У. Эко я находила в «Этноавтобиографиях» студентов РГГУ, которым я читаю учебный курс «Этносоциология». В рамках изучения они пишут эссе на тему «Я – русский/русская (другое)… это значит…» в совершенно произвольной форме, без подсказок и отметок за проделанную работу. Таких этноавтобиографий набралось с 2000 года по 2013 год около четырехсот. Поразительные документы человеческих переживаний, связанных с вызреванием личности, ее этнической идентичности, предстали в этих работах. В цитируемых отрывках полностью сохранена авторская редакция.

Этноавтобиографии студентов РГГУ дают дополнительную аргументацию ученым-психологам в положении о том, что в процессе своего становления этническая идентичность проходит ряд этапов, соотносимых с этапами психического развития ребенка. Первые проблески диффузной идентификации с этнической группой большинство авторов обнаруживает у детей 3-4 лет. Ж. Пиаже и большинство психологов, согласных с ним, утверждают, что развитых форм этнической идентичности ребенок достигает в подростковом возрасте, когда рефлексия себя имеет для человека первостепенное значение.

Такова общая тенденция для состояния нормы. А вот некоторое отступление мы находим тогда, когда узнавание о своей или чужой этничности становится травмирующим фактом. Одна из студенток сохранила в своей памяти эпизод, который раскрывает, какие неприглядные этностереотипы господствуют в многонациональной среде одного из регионов России. Это Удмуртия, где оказывается, по воспоминанию девочки, стыдно быть удмурткой или «вотянкой».

«Впервые с представителями "иной" нации я встретилась в садике. Это были удмурты или, как их называют в Удмуртии, "вотяки". "Вотяк" – это оскорбление, означающее принадлежность к удмуртской нации. В садике же мы всех, заподозренных в удмуртстве, называли исключительно "вотяк". Надо сказать, что в Удмуртии быть удмуртом далеко не почетно, представления об удмуртском менталитете очень негативны. Так, быть удмуртом, значит быть недалеким человеком с очень ограниченным кругозором и большими амбициями, при этом обладать невыразительной внешностью (бледно-рыжие волосы в сочетании с пустыми серыми глазами) и очень неприятным акцентом. Естественно, учитывая все выше перечисленное, в садике я была крайне горда, что сама "вотянкой" не являюсь» [Н.Г., 3 курс. 2002 г.].

Противопоставление «вотяков» и «другим» отличается явно навязанными со стороны взрослых детям. Ибо не может детсадовец знать об ограниченном кругозоре и больших амбициях вотяков не иначе как со слов взрослых. Такими значимыми взрослыми является родители, родственники, но и могут быть ими и воспитатели детских садов. Вот этот факт является самым недопустимым хотя бы с точки зрения профессиональной пригодности работника дошкольного учреждения. Ни один из них не имеет не только морального, но и юридического права на дискриминацию детей по этническому статусу. Увы, как свидетельствуют студенческие тексты, они такой дискриминацией знакомы, более того сами становились ее объектом.

Вот что пишет другая студентка. У нее был похожий опыт приобретения знаний о своей этничности в дошкольном учреждении, а не в семье. Семье пришлось заниматься своеобразной психокоррекционной работой со своим ребенком:

«О том, что я еврейка, я узнала в детском саду. Там были дети разных национальностей, и нашей воспитательнице почему-то нравилось акцентировать внимание на этом моменте. Вопрос: "А что же это значит?" всплыл сразу. Я была полна негодования, как это так, Лида – русская, Миша – русский, а я вот еврейка? Откуда такая несправедливость?? Вывод напрашивался сам собой: "Не хочу быть еврейкой, хочу быть русской!!!! Пришлось родителям объяснять мне …национальную принадлежность не изменить. Пришлось привыкать к новому названию и в следующей детсадовской беседе осторожно, но с твердостью заявлять: "А я – еврейка"» [ А.Л., 3 курс. 2005 г.].

Поразительный документ советского детсадовского опыта получения «травмы инаковостью» по этническому статусу ребенка мы находим в этих студенческих текстах. Если учесть, что средний возраст студентов при написании этноавтобиографий 19 лет, то следует, что более 15 лет эту травму студенты носили в себе. И только такой нарративный толчок, как домашняя работа в курсе «Этносоциология» заставил вновь пережить то, что запомнилось с детства. И крайне негативным фактом является тот, что он происходит в присутствии, а иногда при попустительстве взрослого человека – воспитателя детсада, страдающего комплексом антисемитизма.

Но такими комплексами страдают и родители детей, которые невольно также оказывают травмирующее влияние на детей дошкольников и школьников. Особенно это возможно в межэтнической среде. Формирование этнической идентичности отличается у детей, рожденных в межнациональном браке родителей. Они своеобразно чувствуют проблемы этнической идентичности:

«Если представить мою национальность в виде диаграммы и вычислить процентное отношение всех смешанных во мне национальностей получится, что на 50 % – я русская, на 25 % – осетинка, на 25 % – украинка. Я родилась в Москве и всю жизнь живу в России. Я была на Украине, в Запорожье у родственников. На Кавказе, к сожалению, мне не удалось побывать до сегодняшнего дня. Я очень горжусь тем, что в моих жилах течет осетинская кровь. Пусть ее не много, но для меня эта национальность стоит на первом месте. Я росла среди своих осетинских родственников. В нашей семье очень популярна осетинская кухня. Кавказские элементы присутствуют даже в интерьере нашей квартиры. Назвать нашу семью патриархальной было бы не верно, но все равно считается, что семья полностью держится на отце, который имеет свои определенные преимущества среди других членов семьи… По моей внешности мне часто говорят, что я не русская, но редко кто угадывает мою принадлежность к кавказцам. У меня никогда не возникало проблем из-за моей национальности, так же как у моего отца» [ И.Х., 2 курс. 2003 г.].

Межэтнический брак родителей всегда по-разному влияет на этническую идентичность детей. Идентичность, обладая которой индивид в разных ситуациях осознает свою принадлежность к разным культурам, вернее к их не слившимся в его восприятии частям, называют чередующейся идентичностью. Вот как это описывает другая студентка:

«Я считаю себя русской. Конечно, если учесть, что мой отец – еврей, а мать – русская, то это вопрос спорный, но как бы то ни было, воспитывала меня мама, а, следовательно, среда была русской, стиль воспитания тем более. Мне сложно вспомнить, когда я начала осознавать себя еврейкой. Кажется, свою причастность к этой национальности я поняла лет в десять- одиннадцать. Тогда это меня раздражало. Я была такой же, как и все, русской, однако моя мама и мои подруги любили подшучивать надо мной так, будто мой менталитет и самосознание чем-то принципиально отличают меня от них. Это, конечно, были только шутки, но тогда мне хотелось всячески демонстрировать свою принадлежность к 100 % русским… Вообще же у русских (и у меня в том числе) какое-то преувеличенное (вот так, просто преувеличенное, во всех смыслах) отношение к евреям. Нет ничего слаще, чем мимоходом (глядя в телевизор или рассматривая групповую фотографию) заметить: "О, еврей(ка)!" Такое "узнавание" евреев в русских переросло прямо-таки в чутье… Если бы я оказалась в несколько другой среде, то возможно, с большим удовольствием предалась бы обрядовой стороне иудаизма (как неотъемлемой части жизни евреев), возможно, дошла бы даже до Торы, Каббалы, Гемары (хотя не знаю, как бы я сочетала это с обрядами и традициями). То есть вопрос моей национальности был бы решен средой, которая не искореняла бы во мне "еврейскость", но непреднамеренно насаждала "русскость". Тот факт, что я русская, не вызывает у меня никаких эмоций. Единственный момент, которому я рада, – это народ с долгой историей, в отличие от пресловутых американцев. Чувствуешь, что ты часть чего-то, по крайней мере, значительного» [С.Я., 2 курс, 2004 г.].

Этнизация личности может происходить на базе культуры другой этнической общности, к которой данный человек от рождения не принадлежит, но связан с ней разными сложившимися обстоятельствами. Приведенный ниже пример свидетельствует о формировании биэтнической идентичности. Имеющие такую идентичность люди осознают свое сходство с двумя этническими группами и обладают компетентностью в двух культурах.

«С детства я привыкла находиться внутри двух культур: с одной стороны татарской, которую представляют мои родители и родственники, и с другой – русской, которую представляют практически все мои друзья, так что можно сказать, что я выросла именно в ней. Для большинства моих родственников в этом бинациональном пространстве должно обязательно присутствовать какое-то противоречие. Для меня же эти две культуры прекрасно сосуществуют вместе, хотя здесь стоит отметить, что ближе для меня все же русская в силу того, что основная часть моей жизни протекала именно в ней и основная часть моих интересов также касалась именно русской культуры. Моя мама достаточно сильно переживает из-за моего некоторого отчуждения от "национальных истоков", но мне кажется, человек должен сам выбирать то пространство, в котором он хочет находиться… При ответе на вопрос о национальности, я всегда говорю, что я татарка, просто для меня за этим словом обычно ничего не стоит… Это, конечно, спорное утверждение, но в данном случае я исхожу из своего личного опыта общения: в основном люди, выросшие в больших мегаполисах, на стыке различных культур, перестают представлять собой определенный национальный тип, редко при этом сохраняя связь с их непосредственной национальной культурой» [А.Ф., 3 курс. 2002 г.].

Выходцы из межэтнических браков часто ощущают, что они представляют собой разрыв между культурами. Это индивиды с маргинальной этнической идентичностью, которые балансируют между двумя культурами, не овладевая в должной мере нормами и ценностями ни одной из них.

«Я русская по паспорту. Но существуют некоторые "но". …Мама русская, папа – донской казак, иранец и русский. Я родилась и проживала до 18 лет в Узбекистане. Я ходила в русский детский сад, училась в русской школе, но вокруг меня 60 процентов окружения составляли люди узбекской и других национальностей. Помимо всех русских традиций и обычаев, я и моя семья соблюдали и отмечали традиции моей страны, а они в свою очередь очень сильно отличались от русской культуры… В России я проживаю уже четыре года. В Узбекистане русские отличны от российских русских своей теплотой, отношением, гостеприимством – все это намного теплее и отчетливее у "узбекских" русских. Так что же общего между мной и русским народом России? Думаю остается язык» [ А.Ж, 3 курс. 2005 г.].

«Травма инаковостью», своей и чужой этничностью возможна там, где остается в тени то, что объединяет всех граждан России: язык, культура, общая история, одна страна и одно государство на всех. Именно эти ценности должны быть в центре воспитания детей в дошкольном учреждении. Тогда детский сад станет местом радости и солидарности всех детей и воспитателей.

Для детей дошкольного и школьного возраста характерна противоречивость в формировании этнической идентичности. Она явилась отражением порой нетолерантных взглядов и поступков значимых взрослых в их жизни.

Умберто Эко сумел диагностировать важную проблему детско-взрослых отношений, а именно то, что толерантность в дефиците в системе образования и позициях взрослых, делегированных наполнять ею уважением к личности ребенка, независимо от его этнического статуса. Повседневная жизнь взрослых и детей не должна быть полем, где травмируются этнической инаковостью других людей.