Гульшат Уразалиева

Казахская идентичность как стратегический ресурс

Статья подготовлена по материалам доклада, сделанного на Международной научно-практической конференции «Стратегия вхождения Казахстана в число 50 конкурентоспособных государств мира» (Москва, РГГУ, 20 сентября 2006 г.)

Президент Казахстана Нурсултан Абишевич Назарбаев в своем выступлении перед студентами Евразийского национального университета имени Гумилева в Астане разъяснял, что стратегия вхождения Казахстана в число 50 конкурентоспособных государств мира связана и с духовным обогащением народа. «Наши предки защищали и передали нам в наследство огромную территорию нынешнего Казахстана, самобытную культуру и особый дух восприятия и познания жизни. Это дух свободолюбия и степной доблести не был растрачен на крутых переломах истории, его сумели сохранить предыдущие поколения, на долю которых выпали невиданные испытания».

Реализация этой стратегии по-новому ставит проблему мобилизации социально-психологических механизмов самоидентификации казахстанцев в целом, и казахов как этнодоминирующей группы в Казахстане, на решение столь высокой цели государства и общества. Гражданское и этническое самосознание казахстанцев, и в частности казахское самосознание на сегодняшний день может оказаться мощным стратегическим ресурсом в достижении поставленных творческих задач перед обществом. Но и оно же может оказаться в роли определенного тормоза в движении вперед. В каком случае это может произойти?

В методологическом ракурсе данная проблема требует уточнения в употреблении терминов. В советское время в общественных науках и политической лексике использовались понятия «нация», « национальное сознание», национальное самосознание». В традициях советской науки было распространено употребления термина нация как этнонации, то есть этнической общности. В современном контексте все больше сторонников среди ученых применять термин «нация» в значении согражданства. В современном научном российском и казахстанском сообществе сокращается отдаленность и разобщенность с международным научным сообществом, в междисциплинарном ракурсе все более приемлемым является для исследователей понятия «этническое самосознание», которое тождественно понятию «этническая идентичность».

В социологии, наряду с исследованиями больших групп, есть возможность рассматривать качественными методами жизнь малых, первичных и вторичных групп, где зарождается и формируется личность, появляются эталоны социальной идентификации и основы этнической идентичности. Я шесть лет читаю курс «Этносоциологии» для студентов социологического факультета РГГУ. В рамках базового курса для социологов по этнической социологии мной сконструирован термин «этноавтобиография». Я попробовала использовать этот конструкт в качестве метода анализа формирования этнической идентичности студентов. Они писали самостоятельные, домашние работы на тему: «Я русский (татарин, украинец, еврей, чеченец и т.д.), что это для меня значит?» В совершенно произвольной форме, без подсказок и оценок со стороны преподавателя за проделанную работу. Таких этноавтобиографий набралось с 2000 года по 2005 год более трехсот.

Найти ответы на вопросы о казахской идентичности мне помогли этноавтобиографии студентов ЕНУ имени Гумилева в Астане и Казахстанско-Британского университета в Алматы, собранные весной 2006 года. Всего было собрано по моей просьбе преподавателями этих вузов 65 текстов, которые студенты заполняли произвольно на одной или максимально на шести страницах, иллюстрируя свои мысли фотографиями родных и стихами. Они каждый по-своему отвечали на вопрос: «Я казах (или представитель другой национальности) …Это значит…» Но общее в их работах было то, что каждый из них идентифицировал себя с казахским этносом, чувствовал себя гражданином РК. Почти для всех работ было характерно описание позитивных чувств со своей этнической принадлежностью.

Социологическая информация, полученная из этноавтобиографий студентов РГГУ за 2000- 2005 годы и в 2006 году в Казахстане позволила по-новому проанализировать формирование этнической идентичности личности в одной из уникальных возрастных когорт, определяемой как «дети перестройки», в условиях трансакции российского и казахстанского общества. Для Казахстана это возрастная когорта может быть дополнена характеристикой еще и как «дети суверенитета». Эта поколенческая характеристика справедлива для той части молодежи, чья социализация происходила в условиях независимости Казахстана и сегодня она вступает в период социальной зрелости. Именно им, наряду со старшим поколением придется быть субъектом реализации данной стратегической программы. Ведь от содержания и вектора развития этнического самосознания молодых и образованных казахов зависит не только их будущее, но и будущее государства.

Еще одним источником информации о процессах формирования этнической и гражданской идентификации является виртуальная самопрезентация казахов на различных казахстанских сайтах в русскоязычном пространстве Интернета. Она позволила провести своеобразный пилотаж темы «казахская идентичность». Именно сопоставление этноавтобиографий российских и казахстанских студентов раскрывает специфику формирования этнической идентичности русских и казахских студентов. Это тема другой статьи, но этот опыт сопоставления при прочтении помогает ярче выделить проблемы идентификации современных образованных казахов.

Проблема казахской идентичности исследовалась качественным методом анализа, поэтому не претендует на репрезентативность, а является опытом пилотажного исследования на заданную тему. Тем интереснее посмотреть на его результаты.

И в России и в Казахстане кризис советской и постсоветской идентичности привел к смене надэтнических символов и брендов. Этнические группы, осознав себя в своих этнических одеждах, продолжили поиски, инспирированные экспертным сообществом, новых надэтнических, общегражданских, объединяющей народы, общенациональных идей. Возможно, в Казахстане в этом направлении преуспели больше, чем в России. Институт политической власти в России не имеет пока почвы для сильной, объединяющей все этнические группы общегосударственной идеи, кроме патриотизма. Сама идея патриотизма нейтральна, но исторический контекст не позволяет воспринять ее как консолидирующую идею для всех этнических групп, а не только для этнодоминирующей группы русских.

Новый статус современных диаспор в российском социокультурном пространстве, который приобрели многие этнические группы, казахская в том числе, актуализировали ранее совершенно неизведанный комплекс социальных чувств, переживаемых многими этнофорами в связи с этим статусом.

Казахская идентичность является видом этнической идентичности личности и этнической группы, переживающей новый исторический этап трансакции. Данная группа осуществила переход из состояния одной из значимых частей в составе СССР, обозначаемой как титульная нация в союзной республике, но имевшей подчиненное положение в системе многонационального советского государства, включенной в единое общесоюзное пространство. Переход для этноса осуществился в новое суверенное пространство свободного самоопределения, вышедшего на диалог с другими культурами и цивилизациями и государствами напрямую, без посредников. Казахская этническая группа позиционирует себя не только как самостоятельный политический субъект, но и как новый субъект в геополитическом и социокультурном пространстве.

Казахская идентичность в условиях глобализации может быть описана на разных уровнях обобщения, в разной логике и парадигмах. Зададим некоторые векторы анализа. С использованием современного категориального аппарата социогуманитарных наук и междисциплинарного подхода можно вычленить следующие направления. Она может быть описана и объяснена:

1. как завершающийся процесс перехода от советской надэтнической идентичности к собственно этнической; а затем трансформации в сторону новой надэтнической идентичности – казахстанец;

2. как процесс собирания локальных казахских идентичностей;

3. представителей бывших зарубежных диаспор, нынешних оралманов в РК;

4. как противоречивый процесс взаимодействия разностатусных позиций казахов, связанный с внутриэтническим социальным неравенством;

5. как противоречивый процесс взаимодействия разностатусных позиций, определенных типом поселения (город- аул);

6. как противоречивый процесс актуализации исторической памяти, включения в повседневные практики жузовой (родоплеменной) идентификации;

7. как противоречивый процесс взаимодействия между носителями казахского языка и не владеющими им в полной мере (внутриэтническая, лингвистическая дифференциация между «чистыми» и «нечистыми», «шала» казахами);

8. как противоречивый процесс казахских внутриэлитных (политическая, финансовая, культурная элита) отношений;

9. как противоречивый процесс взаимодействия Казахстана - исторической родины со всеми зарубежными казахскими диаспорами;

10. как противоречивый процесс взаимоотношений между светской и религиозной частью казахского этноса

11. как противоречивый процесс геополитической идентификации РК в мировом социальном пространстве.

12. как определенная глокальность (Согомонов);

В советское время в структуре идентификационной матрицы казаха преобладала как ведущая надэтническая общегражданская идентичность, советская идентичность. В позитивном смысле прежнего времени мы все ощущали и представляли себя не только в рамках советской повседневности, но и в редких зарубежных поездках, в первую очередь как советские люди, а затем уже как казахи, русские и другие. Когда нерусских за рубежом пытались называть «рашен», то они возражали в первую очередь, не только против привязки к чужой этнической группе, а именно против непонимания того, что все мы больше, чем представители только своей этнической культуры. Мы в первую очередь советские люди, а уж потом дети казахских, русских и других многочисленных народов. Казалось странным, что зарубежные люди не понимают диалектики общего, особенного и единичного. Общее- это единая советская страна, особенное - это наша национальность, а единичное - это наша личность, вне зависимости какой мы национальности, пола, возраста.

Следующим уровнем казахской идентичности в Казахстане была собственно этническая идентичность, а уже внутри нее выделялись такие виды как региональная, а затем локальная идентичность. Обычно над этнической группой в многонациональном обществе доминирует региональная идентичность, как, например, в России сибиряки. Поволжцы и др. Для Казахстана региональность скорее оказалась внутриэтнической характеристикой, чем надэтнической. Южане и северяне выделялись среди казахов, а не русских или же корейцев и татар, проживавших в КазССР. В рамках региональной идентичности выделялись такие статусы как южные, северные, западные, восточные и центральные регионы, а соответственно, южные, северные, западные, восточные, и казахи из центральных областей.

Внутри каждой из таких групп, как например южные казахи, была своя субординация, где наиболее традиционными, консервативными в сохранении традиций и обрядов с точки зрения социалистической культуры, назывались чимкентские казахи, а наиболее продвинутыми, «модернити»- алма-атинские казахи. У западных казахов были так же выделены свои локальные сообщества, скорее связанные с географическими детерминантами - кызыл-ординцы, гурьевские, уральцы и т.д. Внутри каждой локальности существовала еще определенная линия выделения внутриэтнического различия - это казахи- горожане и выходцы из казахских аулов, которые негативно маркировались некоторыми обрусевшими казахами как «мамбеты», «казахпаи», а те в свою очередь считали казахов – горожан «шала-казахами», то есть «нечистыми» как они – «таза-казахами». «Чистота» рядов определялась в основном по лингвистическому критерию- знанию или же незнанию казахского языка.

После распада СССР и обретения независимости происходили процессы изменения не только в масштабах общегражданской идентичности внутри Казахстана, но поиски новых идентификационных матриц в бывшем общесоюзном пространстве. На смену советским людям, советскому народу не появилось ничего взамен. Объединяющее всех политическое новообразование СНГ и не стало импульсом для каких-либо инноваций на манер, например, «эсэнговский народ» или же «эсенговец». Выстраивание взаимовыгодных отношений, конструктивного и практичного диалога вбросило в СНГ современные представления об объединяющей всех идее Евразийского пространства. Но силой общегражданской конструкции и идентификационным критерием термин евразиец не обладает ни в России, ни в Казахстане, который стал родиной возвращения концепции современного евразийства на постсоветское пространство. Это скорее политический и цивилизационный конструкт, институализированный в рамках ряда плодотворных организаций как ЕЭП, ЕврАзЭс и других.

В Казахстане в настоящее время востребованным надэтническим конструктом становится термин казахстанец, который вместо советского народа стал объединяющим для всех многонациональных групп. На региональном уровне остались прежние демаркации, но высокостатусный столичный маркер теперь называется по другому – «астанинец» как производное от имени новой столицы РК - Астаны. В советские времена любая республиканская столица шла вслед по значимости за статусом «москвича». Сегодня в Казахстане второй по силе обаяния и значимости по-прежнему остается гордое имя «алмаатинец», обозначающую южную столицу Алматы. Но среди регионов происходит своеобразное «перевзвешивание» статусных позиций: на первые места выходят высокоэкономичные, нефтегазовые западные регионы. То, что ранее в советское время было глухой периферией, перестает быть таковой.

Отзвуки былых определений встречаются в ответах нынешних казахских студентов. Поразительные документы человеческих переживаний, связанных с вызреванием личности, ее этнической идентичности, предстали в этих студенческих работах. В цитируемых отрывках полностью сохранена авторская редакция. Я сочла невозможным корректировать эти работы, ибо тогда исчезла бы неповторимость и уникальность представленных документов.

Во-первых, совершенно очевидным для исследователя студенческих работ является понимание того, что они выступают как представители особого поколения, поколения Детей суверенитета Казахстана, выросшего при правлении первого президента Казахстана Н.А. Назарбаева.

«Я казашка и этим очень горжусь.…Я считаю, что нам повезло с нашей развивающейся страной, и, конечно, спасибо нашему президенту за спокойствие и мир в нашем Казахстане».,/b> [2 № 1, И.И., ЕНУ, 1 курс]

Другая студентка отмечает следующее: «С распадом Советского союза в 1991 году началась новая страница в истории Казахстана как демократического, светского, правового и социального государства. Я с гордостью могу сказать, что я патриот своей страны, своего народа, который признали далеко за пределами Казахстана, благодаря политике нашего президента Н.А. Назарбаева» [2 № 2, Ж.Т., ЕНУ, 2 курс ]. В постсоветском пространстве выстраивание новых государств происходило тяжело и драматично. Тем более важным для казахстанцев было то, что республика обошлась без гражданских войн и революций, переворотов и кровопролитных межнациональных конфликтов. Независимость Казахстана дает студентам-казахам ощущение безопасности:

«Я очень рада, что я живу в Казахстане, на родине своих предков. Именно на своей родной земле я чувствую себя уверенно и свободно» [2 № 3,А.С., ЕНУ, 2 курс ]. Сложился толерантный дискурс не только в научных работах в обсуждении межнациональных и межконфессиональных проблем, но толерантность становится и вектором социального поведения. Совершенно справедливо некоторые проявляют такую позицию и отмечают, что различают свое отношение к своей нации и народу: «Я патриот своей страны, а не нации. Я горжусь своей страной, всеми ее достижениями и стремлениями! И рада, что наша страна независимая, демократичная и что немаловажно, МНОГОНАЦИОНАЛЬНАЯ!» (выделено респондентом) [2 № 4, Р.Г., 3 курс, ЕНУ]. Советский период наложил свой отпечаток на процесс этнизации личности. Билингвизм стал нормой для многих горожан, но иногда он выступает как двуязычие с перевесом в индивидуальной речевой практике русского языка.: «Если честно, так получается, что чувствую себя казашкой не так часто, как хотелось бы. Наверное, все-таки, сказывается воспитание времен распада СССР и становления Казахстана как независимого государства. Так вышло, что я не могу говорить на родном языке. Не то, чтобы не понимаю, апашки-то, родители, дяди и тети часто говорят на казахском языке. Просто, видимо сказалось то, что я выросла в русскоговорящей среде, как многие моего возраста: ходила в детский сад и училась в школе, где говорили и преподавали на русском языке. Я мыслю и думаю на русском, пишу стихи на русском, читаю книги на русском, поэтому неудивительно, что иногда русский язык кажется мне таким же родным, как и язык моей нации». [2 № 5, Ш.О., 4 курс КБТУ].

Во-вторых, этноавтобиографии казахских студентов дают дополнительную аргументацию ученым психологам в положении о том, что в процессе своего становления этническая идентичность проходит ряд этапов, соотносимых с этапами психического развития ребенка. Первые проблески диффузной идентификации с этнической группой большинство авторов обнаруживает у детей 3-4 лет. Ж. Пиаже и большинство психологов согласных с ним утверждают, что реализованной этнической идентичности ребенок достигает в подростковом возрасте, когда рефлексия себя имеет для человека первостепенное значение [3, с. 176]. Иногда эта рефлексия происходит под влиянием травмирующего факта в детском саду: «Тяжело приходилось в детском саду, а потом и в школе. Сначала нужно было терпеть рукоприкладство воспитательницы-немки. Как-то раз, забирая меня из садика, мама заметила синяк на руке. Я ей не сказала причину, а лишь ответила, что ненавижу детский садик. Больше мама ничего не смогла добиться от меня. Я всегда молчала и терпела. Почему? Потому что истинный советский человек и потомок красногвардейцев не жалуется! …Позже пришлось терпеть издевательства одноклассников. Причина всех побоев и насмешек одна - я была единственной казашкой в их обществе. В то время большинство населения Алма-Аты составляли различные национальности, но почему-то именно казахов было мало. В итоге я стала стесняться своей национальности. Пыталась забыть свой язык, что мне отлично удалось сделать, так как я отвергала любые попытки своей бабушки заговорить со мной по-казахски» [2 №. 6, А.С., КБТУ, 4курс].

Травма инаковостью, в том числе инаковостью по этническому признаку, происходила не только в детском саду и школе, но иногда и в публичном пространстве других взрослых. «Мне было 7 лет, когда мы с мамой и с сестрой ехали поездом из Караганды в Алма-Ату. Проводниками были двое русских, хорошо пропитых мужиков, около сорока лет. Я вручил рубль и попросил у них постельное белье. Они о чем-то болтали между собой, и один кинул другому фразу: «Глянь, калбитский пацан за бельем пришел!» В этот момент я отчетливо понял, что я – не русский» [2 №66, Б.И., бизнесмен, 32 года, Алматы, 2006]. У другой респондентки благоприятный опыт приобретения знаний о своей этничности происходил в основном в семье дедушки и бабушки: «На протяжении веков у казахов было принято отдавать старшего ребенка на воспитание бабушке и дедушке по линии отца. В моей жизни все вышло как раз согласно вековым традициям. Я старший ребенок в нашей семье, и практически с самого рождения жила с бабушкой и дедушкой на протяжении восемнадцати лет. Хочу отдать им должное за любовь, тепло, трепет и заботу, которым было окружено все мое детство…И принадлежность к казахскому народу дало мне почувствовать то время, которое я прожила с ними. Помню, мне было около семи лет, когда я услышала впервые от бабушки, она настоящий кладезь народной мудрости, легенду о Козы-Корпеш и Баян-Сулу. Это история о любви, национальном колорите, традициях и обычаях казахов. Эта легенда произвела на меня неизгладимое впечатление, вызвала бурю чувств, и мое детское сознание просто не могло смириться с трагичностью судьбы Козы-Корпеш и Баян-Сулу. Тогда я впервые осознала, что казахи – это народ с вековыми традициями непререкаемости старшему поколению и жесткими родовыми установками» [2 № 7, А.Ш., 4 курс КБТУ].

Средняя школа также является важнейшим по значимости источником влияния на формирующуюся этнизацию личности учащегося. В Казахстане был, как и везде в школах СССР единый учебный план, с минимальным количеством часов, отведенных родному языку, но достаточно большим временным ресурсом для изучения русского языка. Знание гражданами СНГ русского языка по прежнему скрепляет культурное и информационное постсоветское пространство. И этот факт с учетом глобализирующего мира дает преимущество казахам, в силу своей немногочисленности перед лицом шести миллиардного человечества, входить в группу практически повседневных билингвов и владеть одним из десяти языков мира, на котором говорит более чем сто миллионов людей. Но зреет настроение преодоления отставания в речевой практике родного языка от русского. «Я уверенно могу сказать, что я казашка. Хотя все одиннадцать классов я проучилась в русской школе и на данный момент учусь в университете на русском отделении. Но дома мы общаемся на родном языке, я знаю и соблюдаю традиции нашего народа, горжусь своей родиной. Я признаю, что уровень моих языковых способностей не так высок и хорош, как у тех, кто говорит только на казахском языке, но мое желание и даже совесть помогают мне преодолевать языковые барьеры. Мне очень хотелось бы свободно говорить на казахском языке». [2 № 8, Ж.К., ЕНУ, 3 курс].

Обучение в казахской школе выходцам из семей, где в основном родители русскоговорящие люди, также добавляет проблем детям. Но позитивно то, что остается в качестве ценностной ориентации у студентов сохранение двуязычия как нормы для казахского общества. «Придя в первый класс казахской школы, я знала всего три слова по-казахски «cалеметсiз бе», «ракмет», «сау болыныз». Естественно, испытывала определенные трудности во время учебы в начальных классах. Но это не помешало мне окончить эту школу на «отлично», хотя я все-таки разговариваю на казахском с русским акцентом и думаю на русском языке. При этом не испытываю чувство стыда или упущения. ..Не просто быть двуязычным, в совершенстве знать и владеть двумя и более языками. Я искренне восхищаюсь такими людьми, так как они вбирают в себя разные культуры» [2 № 9, И.К., 3 курс КБТУ].

В-третьих, для большинства индивидов характерна моноэтническая идентичность, совпадающая с официальной этнопринадлежностью.

Нейтральное отношение к свой этничности по типу «нормы» встречается у большинства студентов. Вот, например, как следующем рассуждении:

«Живу, учусь, радуюсь жизни и знаю, что моя национальность – казашка, но ощущаю ли я себя казашкой, и вообще, что я ощущаю, когда говорю, что я казашка. …Даже не знаю». [2 №10, К.Ж., ЕНУ, 3 курс].

При благоприятных социально-исторических условиях позитивная этническая идентичность сопровождается патриотизмом, гордостью за достижения своего народа и его великих представителей, адекватной самооценкой, чувством собственного достоинства. «Я могу себя смело и гордо называть казашкой, потому что ближайших своих предков до седьмого колена я знаю, и они являются казахами». [2 №11 А.С., ЕНУ 1 курс].

Студенты в текстах продемонстрировали хорошее знание фактов из истории Казахстана, ее политических и культурных деятелей. В их письменных работах упоминаются неоднократно имена Абая (11 раз), Байтурсынова (3), Букейханова (3), Дулатова (3), Ш. Валиханова (2), Н.А. Назарбаева (6), а также по одному разу названы имена Торайгырова, Жумабаева, Шакарима, Алтынсарина, Абылай-хана, Касыма, Тауке, Абулхаира, Джанибека, Керея, Узбек-хана, Богембай-батыра, Аль-Фараби, Курмангазы, Ауэзова, Жамбула Жабаева, Сейфулина, М.Утемисова, Нурпеисов, , О. Сулейменова.

Позитивная моноэтническая идентичность индивида в условиях социокультурной нестабильности может проявляться по-особому. Она отражает своеобразную амбивалентность в присутствии и осознании социальной границы.

Даже в повседневной жизни порой драматичным бывает столкновение с неприятием этничности другого человека, пусть даже случайного попутчика, или же демонстративный отказ от своей этничности. Полный внутреннего драматизма эпизод описывает эмоциональное неприятие ксенофобии и стигматизирования личности по этническому параметру.

«Я заблудилась на окраине Алматы, поехав по заданию журнала. Мы с подругой подрабатывали тогда в одном малоизвестном издательстве. Кое-как я поймала такси. Водитель спросил у меня:- «Ты на казахском говоришь? -Нет, тихо ответила я, чувствуя подвох в вопросе. –Но ты же казашка! –гневно воскликнул мужчина. – Нет, соврала я.- Я уйгурка. Водитель уставился на дорогу и замолчал. Неожиданно он остановил машину и приказал мне выйти. Я сопротивлялась, как могла, эта часть города была совсем незнакома, но все напрасно. Меня выгнали просто потому, что я якобы была уйгуркой! После этого я стала замечать, что некоторые казахи стали поднимать свою национальность на более высокий уровень, по сравнению с другими. Если раньше притесняли казахов, то теперь казахи притесняли других. Появилась неприязнь к уйгурам, корейцам и даже к татарам. Девушкам и парням запрещали встречаться с представителями этих народов. ...В политической жизни Казахстана огромную роль играли сами казахи. Других национальностей практически нет, за исключением одного или двух примеров. Все это разозлило меня, и я перестала проявлять большой энтузиазм в изучении культуры» [2 № С.А., ЕНУ, 3 курс].

Мы сталкиваемся с фактом бытового, нетолерантного поведения одних казахов по отношению к другим, и видим, что рождается реакция отторжения «навязанной идентичности». В такой ситуации могут оказаться многие русскоговорящие казахи. Это может быть и почвой нарастания внутриэтнических конфликтов.

Внутриэтническая граница проявляется не только в пределах Казахстана, она может актуализироваться в другом социальном контексте. А может, наоборот, стираться между представителями разных социальных статусов, объединяя людей по принципу землячества. Совершенно по-разному складывается ситуация у молодых людей в зависимости от их степени внутренней свободы. Вот два примера разного отношения к сохранению или же преодолению чувства границы.

«Когда я была в Лондоне, мой друг дал мне на время свой второй мобильный телефон, чтобы мы общались в течение дня. Самое интересное, что в адресной книге я обнаружила кучу казахских имен и несколько английских с лондонскими номерами. Я даже представить не могла, что в Лондоне столько казахов, и если честно, если бы не Биг Бен, Темза, красные телефонные будочки и маленькие улочки с маленькими автомобилями, складывалось ощущение, что в принципе, я никуда не уезжала. А еще забавно было и то, что его сосед по квартире, шотландец рассказывал анекдоты про казахов. Вот один из них: Новый казах садится в такси в Нью-Йорке и говорит: «Мне в Самал». Таксист удивляется: «Да Вы что! Это же в Казахстане! Как я из Нью-Йорка доеду до Алматы?!». Новый казах говорит: «Ну, баурым, отвези в Самал, пожалуйста, я заплачу». Таксист возмущается: «Да что Вы говорите! Это же полный бред! А Атлантический океан?!». Тогда новый казах достает целый чемодан денег и отдает таксисту. Таксист забирает чемодан и спрашивает: «Вам подняться по Фурманова или по Ленина?» [2 № 5, Ш.О., 4 курс КБТУ]. В данном случае мы видим, что анекдоты сочиняемые казахами про казахов в США, а затем пересказанные иностранцами - это появление новых субкультурных полей, которые осваивают современные казахи.

Создание субкультурных традиций в условиях проживания за границей является еще одним свидетельством преодоления внутриэтнических границ казахов. Но не всегда это становится возможным. Причина кроется в конкретных обстоятельствах. «Тепло родного края познаешь, когда в течение длительного времени находишься вдалеке. Мне довелось с родителями в течение нескольких лет жить в Анкаре. Там работал мой папа. По моим наблюдениям, казахи за границей не совсем сплочены, среди них нет той атмосферы тесного общения и взаимопомощи, какая есть у представителей других наций, проживающих в неродной стране. В целом казахи никогда не были достаточно сплоченными и едиными, для подтверждения можно привести ту же традицию деления на жузы. …Для меня было открытием то, что казахи-эмигранты качественно лучше сохранили национальные черты. У них чище и интереснее язык. Они трепетно соблюдают обычаи и традиции. Их боязнь утратить свою национальную принадлежность, более осознана и существенна, чем у тех, кто родился и живет на родной земле» [2 № 9, И.К., 3 курс КБТУ]. Горестное ощущение внутриэтнической границы между казахами осознается как травмирующее обстоятельство для казахской идентичности.

В-четвертых, формирование этнической идентичности отличается у детей, рожденных в межнациональном браке родителей. Они своеобразно чувствуют проблемы этнической идентичности. Именно для них становится важным проблема «чистоты» крови. Они оперируют в своих высказываниях такими терминами как «чистокровные» или же «нечистокровные» казахи, они самоопределяют себя через понятие «метис». Одним из важнейших механизмов конструирования их этнической идентичности называется внешность, их антропологические данные. «Я казашка. По крайней мере, так написано в удостоверении личности. Моя мама – казашка. Хотя эту нацию трудно назвать «чистой», она появилась как смешение многих племен. А отец татарин и лезгин. У людей, родители которых разных национальностей, есть возможность выбрать ту нацию, которую хочешь. Я живу в Казахстане. Люблю свою страну, свой народ и горжусь тем, что могу быть казашкой». [2 № 15, Р.Ш, 3 курс, ЕНУ].

Доминирование в Казахстане казахской этнической группы оказывает непрямое, но существенное давление на выбор студентов своей этнической идентичности. Это особенно наглядно проявляется при сопоставлении этноавтобиографий российских и казахстанских студентов. Вот какие аргументы, иногда мифологичные по содержанию, выдвигаются в пользу своего личного непростого выбора. «По национальности я казашка, но кровь у меня очень смешанная. Мой папа наполовину казах, русский и есть немного татарской крови. Моя мама чистая казашка. Я очень горжусь своей нацией, потому что нахожу казахскую народность очень умной, толерантной, целеустремленной. По всемирной статистике народы Азии являются самыми чистыми по частоте венерическими заболеваниями. Ученые США, чтобы бороться со СПИДом, нуждаются в чистой крови, которая как раз была выявлена у народов Азии». [2 №16, Г.К., 3 курс ЕНУ].

Межэтнический брак родителей всегда по-разному влияет на этническую идентичность детей. Идентичность, обладая которой индивид в разных ситуациях осознает свою принадлежность к разным культурам, вернее к их, не слившимся в его восприятии частям, называют чередующейся идентичностью.

Вот как это чувствует и описывает другая студентка:

«На самом деле я не совсем казашка, мой отец казах, а мама – русская. Поэтому я себя с самого детства называю метиской. А вот чувствую ли я себя чистой казашкой? Наверное, нет. Что касается религии, то я до сих пор ее не приняла. Я не знаю кто я - мусульманка или православная? Религиозные праздники (Пасха, Айт) мы всегда отмечаем. На Пасху папа поздравляет маму, а на Айт – мама папу. В моем случае соответствие национальности по паспорту и в душе не столь важно. Но это не означает, что я чувствую себя казашкой. Наверное, я ощущаю себя на 60% русской, а на 40% казашкой. Признаюсь честно, мне нравиться быть метиской». [2 №17,Ж.Ш., 3 курс ЕНУ].

В-пятых, этнизация личности может происходить на базе культуры другой этнической общности, к которой данный человек от рождения не принадлежит, но связан с ней разными сложившимися обстоятельствами. Приведенный ниже пример свидетельствует о формировании биэтнической идентичности. Имеющие такую идентичность люди осознают свое сходство с двумя этническими группами и обладают компетентностью в двух культурах. «Моя национальность – казашка, так как мой отец – казах. Но моя мама татарка, поэтому назвать себя чистой, т.е. настоящей казашкой я не могу. Но мне нравиться то, что во мне течет казахская и татарская кровь. Я эту двойственность ощущаю в себе, в своем характере». [2 № 18, Б.А., 3 курс ЕНУ].

Выходцы из межэтнических браков часто ощущают, что они представляют собой разрыв между культурами. Это индивиды с маргинальной этнической идентичностью, которые балансируют между двумя культурами, не овладевая в должной мере нормами и ценностями ни одной из них.

«Я казашка. Мой отец по отцу татарин и по идее должен считаться татарином, а я, следовательно, в паспорте тоже должна быть татаркой. Но вышло так, что мой отец стал писаться казахом, и я в паспорте тоже пишусь казашкой. Если затрагивать обычаи и традиции, то наша семья их особо не придерживается, возможно, поэтому для меня моя национальность особого значения не имеет, это чистая формальность». [2 № 19, Л.И., 3 курс, ЕНУ].

Индивиды, стремящиеся уйти от переживаний, связанных с принадлежностью к этнической группе, могут опираться на гражданскую идентичность. Или же причислять себя к широким наднациональным общностям - европейцам, азиатам, гражданам мира, т.е. декларировать космополитическую идентичность. В работах казахских студентов есть утверждения своей гражданской идентичности как казахстанцев. Многие, после повествования о своей этнической принадлежности, пишут, что национальность другого для них в общении не имеет значения. Что у них много друзей представителей других национальностей, но попыток идентифицировать себя в более широких рамках - евразиец, азиат, мусульманин, с пантюркистской группой - нет. Среди некоторой части студентов, наоборот, существует негативная реакция на космополитичность, но все же реальность их личного происхождения заставляет искать какие-то другие дополнительные маркеры в их этнической идентификационной матрице. И такой становится для некоторых казахских студентов их жузово-родовая идентичность. Этим они коренным образом отличаются от русских студентов РГГУ, которым присущ более расширяющий поиск себя в славянской идентичности.

Для части казахских студентов характерно сужение поиска в личностном самоопределении через внутриэтническую дифференциацию, а следовательно и самоидентификацию. Среди 65 текстов этноавтобиографий в 10 работах конкретно упоминаются их родословная по жузам и родам. Многие пишут, что позитивно относятся к традиционному знанию своих 7 дедов, т.е. по-казахски - «жетi ата» по отцовской линии, или же по материнской, если родители в разводе. «Мой отец родом из Восточного Казахстана, а мать из Шымкента. Происходим мы из Среднего жуза, род Конырат (жиембет)». [2 № 20, Б. 4 курс, КБТУ ]. Знание своего рода иногда является совершенно индифферентной информацией. «Мои родители – казахи, родом из Западного Казахстана. Оба относятся к младшему жузу и к одному роду- таза. Традиционно раньше брак между представителями одного рода, а мои родители как выяснилось, являются дальними родственниками, не приветствовался. Своих предков до 7 колена я не знаю поименно, в нашей семье этому не придается особого значения». [2 № 9, И.К., 3 курс КБТУ]. Принадлежность к тому или иному роду ассоциируется у студентов с какими-то известными людьми, в истории или же в современности. Эти знаковые фигуры выступают для них некоторым символическим капиталом, предметом гордости или же мифотворчества. «Я из рода Жалаир, Старший жуз. Для меня, хотя я далек от трайбализма, это является поводом для гордости. Я горд, что я не просто казах, но казах из рода Жалаир. Мой род является одним из самых уважаемых, так, например, если за столом сидят 90-летний аксакал из другого рода и безбородый 15-летний жалаир, то голова барана, преподносимая самому старшему, как символ уважения, достанется представителю моего рода». [2. № 22 Т.Г., 3 курс КБТУ]. Мне трудно судить, насколько достоверна такая информация, мне ни разу в жизни не приходилось оказываться в подобной ситуации. Хотя я бывала за многими казахскими дастарханами. Но в данном случае присутствует элемент компенсаторной идентичности, когда авторитет реальной или же виртуальной группы становится дополнительным ресурсом для личностного самоопределения.

В распределении жузовых социальных ролей в казахской стратификации существует в юных головах набор разных социальных стереотипов, порой прямо противоположных друг другу. Воинственность приписывается то одному старшему, то другому – младшему жузу. «Я принадлежу к старшему жузу, род – Албан ( внутри него – Алжан). Казахи говорят, что старший жуз – воинственный, на нем охрана территории, средний талантливый, именно к этому жузу принадлежат многие писатели, поэты, композиторы и др., а младший – преуспевает в занятии скотоводством ( нет, это не унижение, для казахов скот значил очень много – это транспорт, верные спутники и, конечно, еда. Так вот, мой жуз воинственный, а среди старшего жуза мой род – самый боевитый. Он всегда стоял на охране территории от джунгаров. Может это покажется смешным, но я в полной мере ощущаю это на себе. Если говорить о современниках, то ярким представителем моего рода являлся Алтынбек Сарсенбаев, который стоял на защите народа». [2, № 23, М.Ш., 4 курс КБТУ].

Не все студенты позитивно относятся к такой практике самоидентификации по жузам и родам. Некоторые находят в этом вред для казахской идентичности, и видят в этом не только внутренние проблемы, но и как в прежние советские времена, находят в этом происки третьей силы, враждебных для казахов влияний. Сохранение такого подхода оценивается ими негативно. Для позиции следующей студентки присуща роль социального критика существующих проблем гендерного и национального характера.

[b]«Я не приветствую сохранившуюся традицию деления на жузы и роды. Да, это было актуально в прошлые века, когда каждый жуз имел определенную территорию кочевья и выполнял свои функции. Теперь же казахи представляют собой относительно немногочисленную нацию и меть привычку делиться, пусть даже в безобидной форме, считаю неприемлемым. ..Не одобряю наметившуюся тенденцию гедонизма в казахском обществе, преклонение перед внешними атрибутами благосостояния и роскоши, т.н. «байства». ..Удивляет также неоднозначное, двоякое отношение к женщине как члену общества. С одной стороны, существует немало примеров успеха женщины в карьере, бизнесе, общественно0политической жизни, с другой – появилась скрытая не афишируемая склонность к двоеженству, а в казахских семьях крайне желательно появление сына, наследника» [2, № 9, И.К., 4 к. КБТУ].

Многие казахи, кому важно обсудить проблемы этнического самосознания, дискутируют по вопросам необходимости в современном казахском обществе жузово-родового деления на форумах в Интернете. С изрядной долей юмора, вполне в духе глобализма, один из посетителей сайта советует всем на вопрос: «Сенiн рууын кiм?» (Какого ты рода?) отвечать: «Менiм рууым»

Итак, потеря привычной идентификационной матрицы, такой надэтнической идентичности как «советские люди», у родителей детей эпохи Перестройки и детей эпохи Суверенитета сказалась самым различным образом на процессе их социализации. Для поколения казахстанских детей эпохи перестройки и суверенитета характерна глубокая противоречивость в формировании этнической идентичности. Она явилась отражением драматических, эпохальных перемен для советского, а затем и казахстанского общества. Типичным представителем такого трансактного поколения является один мой респондент, работающий менеджером в иностранной фирме, 32 лет, чей английский лучше казахского языка и чья этнизация происходила на переломном этапе. Вот как он описывает в целом эволюционный путь приобретения своей этнической идентичности: «Для меня быть казахом - это эволюционный процесс, от момента осознания принадлежности к иной группе, до момента впитывания и осознанного сравнения ценностей, кстати, без последних я бы никогда так отчетливо не понимал бы своей казахскости. Ну, так вот, быть казахом для меня - уважительно относиться к родителям, зависеть от мнения общества, любить домбру, шутить по поводу казахского акцента, уметь пользоваться шанкобызом, с легкостью ориентироваться на местности, иметь хорошее пространственное мышление, с легкостью изучать иностранные языки, быть толерантным к представителям других этносов и религий. Причем, мне, кажется, такая толерантность и даже готовность растворяться в других культурах - это почти генетическая наша способность, ведь мы носители генов сотен народов в свое время пришедших на землю казахов. А, и еще одно важное качество казахов - что мне сильно импонирует, и с чем я с легкостью сживаюсь - это знание, откуда я произошел, способность без наличия каких либо артефактов (фотографий, прабабушкиного перстня или портянок дедушки) знать, кем был твой прадед в седьмом колене. Все это делает меня казахом, даже без знания родного языка. Это те качества, которыми как мне кажется, не обладает средний русский или средний узбек, ну или обладает неполным комплектом этих качеств» [2, с. 25, Б.И., 32 года, Алматы].

Реализация Стратегии вхождения Казахстана в число наиболее развитых и конкурентоспособных стран мира возможна с использованием того огромного позитивного потенциала этнической идентичности казахского народа, и студенчества, как ее самой молодой и образованной части. Но при условии, что в структуре личностного самосознания этническая идентичность будет достраиваться гражданской идентичностью казахстанцев. Только такой целостный и не расщепленный казахский народ, ориентированный на общегражданские ценности, способен стать субъектом и творцом прорыва в новое качественное состояние.

Конкурентоспособность нации в целом, понимаемой как согражданство всех казахстанцев независимо от этнической принадлежности, напрямую зависит от качества этнического самосознания и этносоциального поведения казахов. Целостность, способность не поддаться искушению внедрения в политико-экономическую практику жузово-родовой стратификации, способность критически преодолевать односторонние тенденции в самоопределении и саморазвитии казахов - один из главных стратегических ресурсов казахстанского общества. Ибо негативная тенденция в этническом самосознании казахов стала не только досужим вымыслом, но и как мы видели из этноавтобиографии некоторых студентов, важным элементом в этнической идентификации. Ладно бы только в головах у студенческой молодежи существовали восторженность и гордость по поводу своего жузово-родового деления. А у них, как мы увидели в этом исследовании, нет такой эйфории. А есть только дань отечественной традиции знать свою биографию и происхождение до седьмого колена.

Но за время независимости Казахстана в казахском сегменте политического правящего класса наметился негативный тренд. Именно об этой опасности предупреждал президент Н.А. Назарбаев, в бытность еще первым секретарем ЦК КП Казахстана, что жузово-родовое деление на руку недоброжелателям казахов. Возможно, такие злые умыслы даже усматривались раньше и в Москве во всесоюзном центре, но только не в родных пенатах. Сегодня член президентской семьи, заместитель министра иностранных дел РК Рахат Алиев предложил общеказахстанскую дискуссию о политической модернизации Казахстана с учетом реального жузово-родового деления. Социологам требуется научный объективный анализ статистики, результатов опросов общественного мнения, изучения типов социального поведения народа и элиты, степень выраженности этнической и гражданской идентичности, чтобы проверить на истинность следующее утверждение: «Давайте, наконец, перестанем скрывать от самих себя, что реально наше общество построено на родовой системе. У нас есть старший жуз, есть средний и есть младший жуз. И никуда они не исчезли даже за долгие десятилетия коммунистического правления». Они не исчезли как когнитивная, то есть познавательная компонента исторической памяти и исторического сознания казахов. Возможно, присутствует и такое деление в теневой практике коррумпированных структур при распределении государственных ресурсов, назначении на должность. На уровне этнического самосознания, скорее всего оно выступает как своеобразный символический капитал, как повод для гордости своими бесстрашными предками. Если же согласиться с логикой дискутанта, то, наверное, социальной науке Казахстане не знакома закрытая ведомственная статистика распределения высоких статусных позиций в казахстанском обществе по жузово-родовому принципу? Может быть, уже давно при приеме на работу наряду с образовательным, профессиональным статусом требуется указание казахом своей жузово-родовой принадлежности? Возможно, уже выстроилась иерархия и определен политико-экономический и финансовый, или же интеллектуальный вес и потенциал всех жузово-родовых позиций? Для каждого казаха, наряду с указанием в паспорте своей национальности может быть надо выделить строчку для жуза и рода? Все эти риторические вопросы заданы только лишь для того, что бы наглядно вычертить возможный вектор развития этнической идентичности казахов и ее использование в политической практике. Ведь если в Сенат предлагается выбирать представителей Родов и Народов Казахстана, то надо всех знать поименно. А там смотришь, и другие народы в Казахстане реанимируют свои исторические ступени этногенеза и тоже будут своих представителей делегировать в Сенат по родословной. Вот такова тупиковая ветвь в формировании казахской идентичности. Это неблагодарное поле междоусобиц, войн и кровопролития, раскола и сепаратизма. Ведь двигаясь дальше в этой логике возможен раскол РК на замысловатые Улы-стан, Орта-стан, Кiшi–стан, и далее везде… Шапрашты-стан, Уйсин-стан, Найман–стан, Адай-стан. Именно в этом смысле можно гипотетически предположить негативный, а значит не стратегический ресурс казахской идентичности.

Тенденция в правящем классе все акцентировать на необходимости стабильности и конкурентоспособности приводит к забвению, что синонимом стабильности может оказаться стагнация, а конкурентоспособности – антагонизм, и тогда уже не будет актуальна реализация Стратегии-50. Для мобилизации всего потенциала казахстанского общества в достижении столь значимой исторической цели нужно в полной мере использовать весь интеллектуальный ресурс народа и ученых Казахстана. В 5 выделенных приоритетных направлений научно-технического развития Казахстана и создания 5 национальных лабораторий открытого типа, не хватает, на мой взгляд, 6-ой открытой лаборатории по социально-гуманитарным проблемам. Ее актуальность очевидна, ибо выбор вектора модернизации Казахстана должен осуществляться с учетом мнения населения, его ментальности и энергии для качественного прорыва, что может обеспечить социально-гуманитарная наука республики.

Литература

1. Назарбаев Н.А. К экономике знаний через инновации и образование. Лекция в Евразийском Национальном Университете имени Л.Н. Гумилева. Астана, 26 мая 2006 года.

2. Архив автора. Рукописи этноавтобиографий студентов, Алматы - Астана, 2006 год.

3. Белинская Е.П., Стефаненко Т.Г. Этническая идентичность: понятие, формирование, модели измерений // Этническая психология. Хрестоматия. СПб.: Речь, 2003.

4. Алиев Р. Какой выбор мы сделаем?

Обсудить публикацию, задать вопросы автору.