Эту рецензию на книгу С.Л.Рубинштейна «Основы общей психологии» и издания, посвященные 100-летию со дня рождения ученого мне доверил написать Андрей Владимирович Брушлинский, выступая в качестве главного редактора "Психологического журнала". Его доверие явилось колоссальным авансом для молодого, начинающего автора. С тех пор прошло более 15 лет, но я по-прежнему разделяю все сказанное мной в рецензии. Хочется верить, что наследие Сергея Леонидовича Рубинштейна (в истории нашей науки - единственной фигуры, конгениальной Л.С.Выготскому) не только сохранится в культуре, но и получит свое дальнейшее развитие после ухода А.В.Брушлинского, который положил на алтарь этого благородного дела всю свою жизнь. Это будет лучшей памятью великому Учителю и его выдающемуся Ученику.

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ С. Л. РУБИНШТЕЙНА СЕГОДНЯ

Опубликовано в «Психологическом журнале» (1990. № 3)

В 1989 г. психологическая общественность страны отметила 100-летие со дня рождения выдающегося советского психолога и философа Сергея Леонидовича Рубинштейна (1889—1960). К этому событию были приурочены выход в свет цикла публикаций, посвященных творчеству С. Л. Рубинштейна [2, 7, 14], а также переиздание его фундаментального труда «Основы общей психологии» [12, 13]. Переиздание «Основ» тем более знаменательно, что эта книга, ставшая этапной в истории отечественной психологии, не издавалась у нас с 1946 г. (тогда как, например, в ГДР, начиная с 1958 г., она выдержала 10 изданий).

В рамках журнальной рецензии нет возможности обстоятельно проанализировать все упомянутые работы — мы и не ставим перед собой такой задачи. Наша цель иная — опираясь на эти работы, попытаться высветить те грани теоретического наследия Рубинштейна, которые по ряду причин оказались не в полной мере освоенными современной психологией и пока отражают лишь возможные направления ее развития. Впрочем, многие научные поиски Рубинштейна носят настолько опережающий характер, настолько кардинально изменяют укоренившиеся до сего времени положения психологического мышления, что определение их актуального смысла превращается в весьма трудную задачу, требующую проведения специальной историко-теоретической работы, важную часть которой и проделали его ученики и последователи [2, 7].

Основная трудность на этом пути сопряжена с недостаточным осознанием специфики разработанной Рубинштейном методологии анализа психической реальности, базирующейся на особом понимании соотношения философского и психологического знания. К сожалению, среди части психологов до сих пор бытует мнение, будто психологическая теория должна строиться только «изнутри» самой психологии, а философия задает лишь некоторые внешние предоснования собственно психологического исследования. При этом подчеркивается принципиальная разнородность предметных областей философского и психологического познания. В подобной постановке вопроса сквозит известное (и небезосновательное) опасение редукционизма в истолковании природы психики, сознания и т. д. Однако, как однажды заметил К. Маркс, политическая экономия начинается не там, где о ней как таковой идет речь. То же — и с психологией. И это прекрасно понимал Рубинштейн, что, кстати, не мешало ему последовательно бороться с редукционизмом в психологии во всех его проявлениях. Покинув лоно философии и обретя право на самоопределение, психология отнюдь не расторгла с ней свои глубинные исторические и логические узы. О «самоопределив¬шейся» психологии середины XIX столетия Рубинштейн писал следующее: «Не Г. Т. Фехнер и В. Вундт — эклектики и эпигоны в философии, а великие философы XVII—XVIII вв. определили ее методологические основы» [12, с. 73]. На любой сколь-нибудь фундаментальной психологической проблеме лежит печать ее философского происхождения, и попытки «стереть» эту печать всегда чреваты креном в сциентизм, утерей историко-логического контекста и культуры психологического познания.

Для Рубинштейна философско-логические принципы не извне предпосылали решение тех или иных психологических проблем, а выступали в качестве внутренних конституирующих оснований психологического исследования, от начала и до конца пронизывающих его живую ткань. Это позволяло отобразить специфический (особенный) предмет психологического исследования в его всеобщей и существенной форме. Научный жанр, в котором работал Рубинштейн,— это жанр логико-психологического анализа, где философско-логический и психологический планы исследования не отторжимы друг от друга. Поэтому вполне правомерно говорить о целостной философско-психологической концепции, созданной Рубинштейном [2].

Данный подход определяется объективной природой психической реальности: «Поскольку психическое, внутреннее определяется опосредованно через отношение свое к объективному, внешнему, логика вещей — объектов мысли — входит в психику заодно с их предметным содержанием... Поэтому логическое, никак не растворяясь в субъективно психологическом (в духе психологизма) и не противостоя извне всему психологическому (в духе антипсихологизма), входит определяющим началом (подчеркнем: именно определяющим началом, а не одной из составляющих.— В. К.) в сознание индивида» [12, с. 364] (см. также [9, с. 48]). Таким образом, объективные содержания категорий философии (диалектической логики) и психологии предметно замыкаются друг на друге, рельефно очерчивается онтологическая предпосылка взаимосвязи философского и психологического знания. Попутно заметим: несмотря на то, что исходный онтологический срез проблемы взаимосвязи философии и психологии был обозначен еще полвека тому назад, сегодня раздаются призывы к созданию некоего метаязыка, который интегрировал бы философские категории и понятия психологической науки [8, е. 128], чем якобы и будет обеспечено исчерпывающее решение этой проблемы. Иными словами, решение этой — исходно «онтологической», а вовсе не «гносеологической» — проблемы целиком и полностью сводится к «семейному делу» двух наук, нуждающихся лишь в обретении «общего языка».

В трудах Рубинштейна мы находим не только марксистское обоснование метода логико-психологического анализа (хотя сам ученый не пользовался этим термином)*, но и блестящие образцы его приложения к решению проблем психического, субъективного, идеального и др. На наш взгляд, вне рамок логико-психологического анализа психологическое теоретизирование любого уровня лишено смысла и превращается в манипулирование эмпирическими представлениями, пусть даже облеченными в замысловатые терминологические одеяния. Узким и робким использованием средств логико-психологического анализа во многом объясняется неудовлетворительное состояние нашей теоретической психологии как специального и суверенного направления научных исследований. В этом отношении сравнение теоретической психологии и, скажем, теоретической физики будет явно не в пользу первой. А ведь главный урок, который дал своим сотрудникам А. Эйнштейн, как раз и состоял в том, что «физик-теоретик является... философом в спецовке рабочего (цит. по [5, с. 21]). Аналогичный урок нашим психологам-теоретикам дал и Рубинштейн, урок, не воспринятый ими в должной мере. Лишь в последние десятилетия в советской психологии появились отдельные работы К. А. Абульхановой-Славской, А. В. Брушлинского, В. В. Давыдова, Я. А. Пономарева и др., аккумулировавшие в себе философский и психологический векторы исследования.

Своеобразие кратко охарактеризованного выше подхода Рубинштейна связано с особенностями его жизненного пути. В ходе обучения в университетах Германии (прежде всего — в Марбургском университете) и работы на кафедре философии и психологии Одесского университета (10—20-е годы) Рубинштейн уже сформировался как зрелый философ, причем — философ-диалектик. Именно в этот период им были сформулированы в абстрактно-всеобщей форме те теоретико-методологические положения, исходя из которых он впоследствии построил принципиально новую, конкретную психологическую картину субъективного мира человека (если воспользоваться аналогией с физической картиной мира),— это хорошо показано в монографии К. А. Абульхановой-Славской и А. В. Брушлинского [2], в статье А. Н. Славской [15] и др. В первую очередь сказанное касается рубинштейновского прочтения проблемы деятельности [11], в содержательно-диалектической постановке которой он намного опередил не только всю нашу психологию, но и философию (в советской философии деятельностная проблематика стала предметом систематического анализа только в 60-х годах). В итоге, «когда в 30-х годах С. Л. Рубинштейн входит в психологическую науку, он оказывается подготовленным к решению ее сложнейших методологических проблем» [2, с. 8] — и что самое главное — к осмыслению их не просто на понятийном, а на категориальном уровне (до этого уровня еще предстоит подняться современной теоретической психологии, мыслящей в основном «понятийно», но не «категориально»).

Результаты поисков раннего Рубинштейна отливаются затем в фундаментальных теоретических конструкциях, представленных в его статье «Проблемы психологии в трудах К. Маркса» (1934), книгах «Основы психологии» (1935) и «Основы общей психологии» (1-е изд.— 1940; 2-е изд. —1946). Остановимся подробнее на последней.

«Основы общей психологии» — не психологическая пропедевтика, хотя без их углубленного изучения вряд ли возможно полноценное психологическое, а может быть, и гуманитарное в целом образование. Это — и не психологическая систематика в духе «Основ психологии» Г. Эббингауза. «Основы» Рубинштейна — это развернутое исследование исторического и логического фундамента психологического познания в контексте становления и современного автору состояния мировой психологической мысли, выполненное с позиций диалектики. В указанном смысле «Основы» в чем-то близки по форме гегелевской «Энциклопедии философских наук». Вместе с тем они содержат всесторонне обоснованную «теорию психологического материализма», говоря языком Л. С. Выготского.

Размышление над тремя центральными проблемами проходит красной нитью через все «Основы общей психологии». Это проблемы: а) развития психики; б) действенности и сознательности; в) изучения психики и сознания в конкретной деятельности [12, с. 7—8].

В последнее время закономерности развития психики наиболее интенсивно изучаются в возрастной (особенно — в детской) и педагогической психологии. Это и понятно: становление психики в онтогенезе служит «идеальной» моделью, позволяющей вычленить общие механизмы психического развития, проследить его сложную и острую диалектику. Однако на фоне этого наметилась тенденция выхолащивания проблематики развития из других областей психологического знания, в частности из общей психологии, а методологический принцип развития в психологии стал приобретать подчас явно декларативный характер.

Для Рубинштейна проблема психического развития имеет всеобщее значение: «Развитие психики является для нас не только более или менее интересной частной областью психологии, но и общим принципом или методом исследования всех проблем психологии» (там же, с. 108). В единой логической канве Рубинштейн анализирует исторический, антропогенетичеекий, онтогенетический, функциональный и бытийно-биографический аспекты психического развития, т. е. речь идет, по сути дела, о системогенезе психики. В каждой из глав «Основ», посвященных раскрытию сущности того или иного психического процесса, имеется раздел, в котором дается оригинальная авторская «микрокояцепция» генезиса этого процесса у ребенка (каждая из таких «микроконцепций» вполне может быть развернута в стройную теорию)**. При этом ключевым принципом анализа закономерностей развития психики человека является принцип историзма. Историчность психики, по Рубинштейну, не одно из ее измерений, сосуществующее наряду с другими, а ее порождающее основание и способ существования как органической системы. Психика на всех своих уровнях, включая сюда и ее естественно-природные предпосылки, представляет собой продукт истории, поскольку сам носитель психического — целостный человеческий индивид реализует себя как активный субъект лишь в собственном многомерном отношении к исторически развивающемуся общественному бытию.

Рубинштейн ставит проблему развития психики в связи с необходимостью преодоления фаталистического взгляда на развитие личности и сознания. Рубинштейн был, вероятно, первым психологом, кто обосновал идею универсальности психического развития, совершающегося, как это и трактовалось в русле марксистской традиции, «безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу» [1, с. 476].

Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что над генетической психологией продолжает витать тень преформизма. Не важно, в чем усматривается предзаданность траекторий психического развития — в наследственных задатках индивида, в безличных структурах социума, в совокупности того и другого. И в том, и в другом, и в третьем случае возводится непреодолимый барьер для понимания саморазвития как качественной характеристики психического, как всеобщей и исходной формы его генезиса.

В теории Рубинштейна психическое предстает как универсально развивающийся функциональный орган субъекта. Этот функциональный орган, будучи лишенным каких-либо раз и навсегда предопределенных «детерминирующих тенденций», непосредственно выстраивается по ходу развертывания предметной деятельности субъекта, направленной на решение некоторой задачи.

Психическое, возникая, формируясь и проявляясь в деятельностном отношении субъекта к внеположному ему общественному бытию, выходит за пределы органического тела человека [12, с. 110], насыщается всеобщим, общественно значимым содержанием и тем самым универсализируется. Следует подчеркнуть, что присвоение опредмеченного общественно-исторического опыта индивидом, в котором усматривается основа его психического развития, нередко понимается как репродуцирование им различных образцов и эталонов человеческой деятельности, «от и до» задающих диапазон конкретных форм его психической активности. Это и есть деуниверсализация психики, перечеркивание самой идеи психического развития. Иначе видит данную проблему Рубинштейн. В статье «Проблема способностей и вопросы психологической теории» он пишет: «... Развитие способностей не есть их усвоение, усвоение готовых продуктов; способности не проецируются в человеке из вещей, а развиваются в нем в процессе взаимодействия с вещами, продуктами исторического развития» [10, с. 226].

Вернемся, однако, к «Основам общей психологии». Следующая стержневая идея книги — единство сознания и деятельности и конкретизирующее положение о том, что в деятельности формируются и проявляются все психические функции и свойства человека. Хотя тезис о единстве сознания и деятельности приобрел уже хрестоматийное значение, сама природа их связи остается предметом многочисленных дискуссий. Согласно Рубинштейну, единство сознания и деятельности не носит непосредственного характера, а «основывается на единстве сознания и действительности или бытия, объективное содержание которого опосредует сознание...» [12, с. 29]. Благодаря этому сознание (психика) обретает свое реальное, онтологическое основание, вплетается во всеобщую взаимосвязь явлений материального мира. Такая его «вплетенность» достигается не в силу особой «предустановленной гармонии» Универсума (Г. Лейбниц); она реализуется только в деятельности и через деятельность общественно-человеческого субъекта.

Деятельность, при всей ее многокачественности и несводимости к сфере психического, есть в то же время психическая реальность. Человеческое действие — в широком смысле слова — «вбирает в себя ... всю работу сознания и всю полноту непосредственного переживания» (там же, с. 26). Но действие не просто вбирает в себя эту «работу» и эту «полноту», а и предпосылает их. Действие составляет генетически исходную форму психического и потому может быть признано «основной „клеточкой", или „ячейкой" психологии» (там же, с. 195). Обратим внимание на этот существенный пункт концепции Рубинштейна: деятельность (действие) — не внешняя сила, формирующая позднее отчуждающийся от нее план сознания. Этот план создается внутри самой деятельности, которая изначально содержит в себе определенные психические составляющие. В свою очередь сознание, возникая, кристаллизуясь и обнаруживаясь в движении человеческой деятельности, не теряет собственной специфики и самоценности. Сознание образует регуляторно-смысловой компонент деятельности, обеспечивает ее социальную обращенность, выражающую отношение субъекта к самому себе и к другим людям как действующим субъектам. В этом смысле сознание как бы преодолевает внешнюю «физикальность» деятельности (действия), превращает ее в подлинно социальную форму движения материи. В ходе своего развития — филогенетического и онтогенетического — сознание придает деятельности все более свободный и общественно значимый характер, и, наоборот, развивающаяся деятельность непрерывно обогащает сознание новым объективным содержанием.

Рубинштейн особо подчеркивает такое свойство деятельности, как ее предметность (в середине 70-х годов А. Н. Леонтьев назвал предметность «конституирующей характеристикой деятельности»). «Ход человеческой деятельности обусловлен прежде всего объективной логикой задач, в разрешение которых включается человек, а ее строение — соотношением этих задач» [13, с. 41]. В понимании Рубинштейна объекты деятельности не даны человеку в качестве готового материала, который лишь репродуцируется в его сознании (в духе концепции уподобления психического образа объекта) и на котором происходит тренаж его умений и навыков. Предметное содержание человеческой деятельности всегда внутренне проблематизировано, репрезентировано в виде различных по степени сложности задач. Поэтому деятельность необходимо является творческим процессом, а ее предметное содержание — источником развития человеческих способностей. Примечательно, что сам Рубинштейн первоначально сформулировал принцип единства сознания и деятельности как принцип творческой самодеятельности. Введение аспекта проблемности и продуктивности («креативности») в исходное психологическое определение деятельности относится, на наш взгляд, к числу приоритетных задач современной теоретической психологии.

В предметном содержании человеческой деятельности Рубинштейн усматривал объективную основу взаимосвязи путей развития сознания индивидуального и родового субъекта. Применяя диалектический принцип единства исторического и логического, Рубинштейн писал, что эта взаимосвязь (которую он, правда, называл «некоторой аналогией» «устанавливается... через посредство предметного содержания, которое создается в ходе исторического развития и усваивается в ходе индивидуального развития: в ходе одного и другого процесса сказывается одна и та же логика развития объективного содержания. При этом на все более сложном предметном содержании формируются все более совершенные способности, которые в свою очередь обусловливают возможность овладения все более сложным содержанием» [12, с. 183]. Очевидно, идея предметности деятельности может быть воплощена в конкретно-психологических исследованиях прежде всего посредством раскрытия взаимозависимости усложнения предметного содержания деятельности и развития человеческих способностей в единстве филогенетических и онтогенетических аспектов этого усложнения и развития. Однако поставленная проблема еще ждет своего анализа, и, следовательно, пока рано говорить о полноценной конкретизации принципа предметности деятельности в психологии.

В заключение следует высоко оценить работу составителей, авторов комментариев и послесловия к новому изданию «Основ общей психологии» — К. А. Абульхановой-Славской и А. В. Брушлинского. Вполне уместными и полезными представляются «вкрапления» в текст этого издания фрагментов из более поздних работ Рубинштейна. Это дает читателю возможность проследить внутреннюю логику развития подхода автора к решению ряда фундаментальных проблем психологической науки. В содержательных комментариях и послесловии к двухтомнику адекватно эксплицируются историко-научный контекст и современное значение многих положений Рубинштейна.

Наряду с этим нельзя пройти мимо досадной неточности в списке научных трудов С. Л. Рубинштейна. На с. 284 второго тома «Основ» Рубинштейну приписывается соавторство (с И. Ф. Свадковским) в написании книги «Против педологических извращений» (Л.—М., 1937; Л., 1938). Отсюда может показаться, что Рубинштейн участвовал в позорных гонениях на педологию и ее представителей. Но в том-то и дело, что Рубинштейн никогда не являлся ни автором, ни соавтором названной книги! На самом деле в сборнике статей «Против педологических извращений» (под ред. И. Ф. Свадковского) была опубликована и статья С. Л. Рубинштейна «К критике метода тестов»***. В ней дан сугубо научный критический анализ тестологии и отсутствуют идеологическая «нагрузка» и «оргвыводы». Кстати сказать, в «Основах общей психологии», т. е. несколько лет спустя после выхода постановления ЦК ВКП(б) от 4 июля 1936 г. «О педологических извращениях в системе Наркомпросов», С. Л. Рубинштейн цитирует некоторые положения П. П. Блонского и Л. С. Выготского, труды которых под флагом борьбы с педологией были преданы разгромной критике и даже изъяты из библиотек.

И наконец, выскажем одно общее замечание в адрес работ, посвященных анализу научного наследия С. Л. Рубинштейна. В них, как нам кажется, не получил достаточно полного освещения вклад Рубинштейна в возрастную и педагогическую психологию. Так, в монографии К. А. Абульхановой-Славской и А. В. Брушлинского «Философско-психологическая концепция С. Л. Рубинштейна» генетико-психологические идеи ученого привлекаются в подавляющем большинстве случаев для иллюстрации его общетеоретических положений (см. [2, с. 71—90 и др.]). В сборнике «Применение концепции С. Л. Рубинштейна в разработке вопросов общей психологии» только в двух статьях [4, 6] рассматриваются отдельные стороны психического развития ребенка. Правда, отмеченный недостаток отчасти восполняется обстоятельной статьей И. С. Якиманской [16]. Рубинштейном была выдвинута система оригинальных положений, касающихся соотношения обучения и развития, связи психологии и педагогической практики, становления когнитивной и мотивационно-эмоциональной сферы личности в онтогенезе и др.

Теоретическое наследие Сергея Леонидовича Рубинштейна выдвигается сегодня на передний край психологической науки. Думается, что в нем больше неосвоенного, нежели освоенного. Однако по мере его освоения психология сможет проникнуться той теоретико-методологической культурой, которая позволит выработать принципиально новое видение психической реальности, радикально отличное от традиционного.

*В зарубежной психологии XX в. метод логико-психологического анализа использовали, например, такие ее видные представители, как Дж. Дьюи и Ж- Пиаже, разработавшие собственные подходы к проблеме взаимоотношения логики и психологии и реализовавшие их в материале своих исследований.

**Остается только сожалеть, что данные разделы значительно сокращены в рецензируемом издании «Основ», хотя авторы послесловия к двухтомнику отмечают их «стратегически-методологическую роль» [3, с. 264].

***Именно эта статья и была включена составителями в список трудов С. Л. Рубинштейна, но потом без согласования с ними и с издательским редактором А. М. Фединой уже в верстке была произведена подмена вышеуказанного сборника несуществующей книгой.— Прим. ред.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46. Ч. I.

Абульханова-Славская К. А., Брушлинский А. В. Философско-психологическая концепция С. Л. Рубинштейна. М., 1989.

3. Абульханова-Славская К- А., Брушлинский А. В. Послесловие. Исторический контекст и современное звучание фундаментального труда С. Л. Рубинштейна // Рубинштейн С. Л. Основ общей психологии. Т. II. М., 1989. С. 250—283.

4. Воловикова М. И. Моральное развитие и отношение: взрослые — дети // Применение концеции С. Л. Рубинштейна в разработке вопросов общей психологии. М., 1989. С. 131 —14!

5. Князева Е. Н. Идея сохранения: философская методология и развитие физического знания // Научный прогресс: методологические и социальные аспекты. М., 1989. С. 21-42.

6. Менг К. Рубинштейновская концепция связной речи и ее значение для онтогенетического исследования речевого общения // Применение концепции С. Л. Рубинштейна в разработке вопросов общей психологии. М., 1989. С. 116—130.

7. Применение концепции С. Л. Рубинштейна в разработке вопросов общей психологии. М. 1989.

8. Радзиховский Л. А. Дискуссионные проблемы марксистской теории в советской психологи ческой науке // Вопр. психологии. 1988. № 1. С. 124—131.

9. Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957.

10. Рубинштейн С. Л. Проблема способностей и вопросы психологической теории // Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. 2-е изд. М., 1976. С. 219—234.

11. Рубинштейн С. Л. Принцип творческой самодеятельности // Вопр. философии. 1989. № 4. С. 89—95.

12. Рубинштейн С. Л. Основые общей психологии. М., 1989. Т. I.

13. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1989. Т. II.

14. Сергей Леонидович Рубинштейн (Ученые СССР: Очерки, воспоминания, материалы). М., 1989.

15. Славская А. Н. Ранний период творчества С. Л. Рубинштейна // Применение концепции С. Л. Рубинштейна в разработке вопросов общей психологии. М., 1989. С. 49—66.

16. Якиманская И. С. Проблемы педагогической психологии в трудах С. Л. Рубинштейна // Сергей Леонидович Рубинштейн (Ученые СССР: Очерки, воспоминания, материалы). М., 1989.1 С. 128—145.

В.Т.Кудрявцев