Открытие Канта
Чувственность для Канта (как оказалось, и на самом деле) спонтанно активна и избирательна. Именно она преображает внешний стимул субъективного реагирования во всеобще значимый субъективный образ. Преображение чувственностью внешних факторов жизни в образ – это не что иное, как самый первый акт проявления креативной силы человеческой субъективности. Кант убеждает нас в том, что творческое в самой сути своей воображение возникает не «потом», не как развитие чувственности, рассудка и разума, а изначально присуще каждому субъективному переживанию жизни человека в мире и бытия мира в субъективности человека.
Начало познания мира, понимаемое как зеркальное его отражение, лишает человека его человеческой сути – способности мыслить и творить. Его субъективность при таком допущении пассивна и полностью зависима от внешнего обличия ощущаемого. Обретение человеком знания скрытых сил бытия, порождающих страдательно ощущаемые его феномены возможно лишь при целенаправленном и произвольном (поисковом) преображении субъективных сил и средств чувственности и мысли, рождающем новые её силы и средства. Только они, преображённые, способны наделить нас новыми «очками», через «окуляры» которых открывается для нас скрытое в чувственном переживании непознанное. Способность человеческой чувственности переводить в субъективный образ то внешне объективное, что её «раздражает», – это и есть главное условие продуктивного переживания «внутри себя» внешней нам реальности. Эта её способность – главное условие самой возможности мышления, его рассудка и познающего истину разума. Отражение через продуктивное преображение – это и есть воображение (18)! Таково открытие Канта.
Рабочий термин Канта продуктивное воображение – вносит в фундаментальную теорию человеческой субъективности её главное определение – креативность. Чувственность для Канта именно продуктивна, она – творящая, а не пассивно отражающая мир сила чувственной природы нашей души (19). На её основе… нет, именно в ней раскрывается единая тайна ощущений, представлений, воли, памяти, внимания и самого мышления. Теперь их нельзя разложить в наличном поле интеллектуального созерцания в качестве себе довлеющих сил души, натурально взаимодействующих друг с другом. Все «свойства» психики, изучаемые психологами в специализированных лабораториях в качестве самодостаточных, суть проявления единой креативной способности – способности нашей психики произвольно и целенаправленно преображать (мгновенно переводить в новые смысловые образы) спонтанно чувственную образность восприятия. Да и она тут же перестаёт быть спонтанной, приобретая главные черты продуктивного мышления: энтелехиальную его целесообразность, произвольность в поисках нового смысла. С неё-то и надо начинать психологии, ищущей признаков фундаментальности (априорной постулативности) для своей теоретической деятельности. Но тут нам снова придётся обратиться к Кантову исследованию способности суждений – как аналитических, так и синтетических.
Но вдруг я вспомнил, что в ответ на где-то опубликованные мои уверения читателей в том, что воображение – главная сила души человеческой, акад. В.П.Зинченко возразил мне в одной из своих работ: «Ф.Т.Михайлов считает, что главная сила души – воображение, но я предполагаю с не меньшим основанием, что память». Не вижу ошибки в этом утверждении моего друга. Действительно, разве возможен самый простой акт субъективной реакции человека, например, на укол или ожог, без включения памяти в реакцию на подобные внешние воздействия на человеческий организм? Даже вид раскалённого предмета или острой иглы вызывает в памяти ощущения ожога или укола. И само переживание боли как именно боли – разве не память об уже испытанных всех других болях?
Вспомним аналитические суждения, не приносящие сознанию ничего нового об объекте осмысливания. Представим форму таких суждений о субъективности человека в виде круга, сектора которого – как раз те силы души, которые психологи изучают по отдельности: память, воображение, ощущения, восприятия, представления и т.д. Окружность, в которую вписаны эти силы души – это объём понятия о психике человека. Можно сколько угодно и как угодно толковать содержание любого сектора этого круга, но ни одного нового элемента, расширяющее наше знание о ней при этом не добавится. Память останется памятью, мышление – мышлением и т.д.
Другая окружность представляет нам единое синтетическое суждение о человеческой психике. Каждый из занятых секторов нам известен, но есть и пустые сектора. Если в результате преображения одного или нескольких известных понятий о силах души мы получаем новое знание, то этим либо заполняется один из пустых секторов, либо благодаря новому, нами найденному смыслу меняется и весь спектр смыслов-определений в этом круге. Мы получаем радикально иное общее понятие (в данном случае – новое видение предмета психологии). Следовательно, синтетическое суждение не просто прибавляет новый элемент в имеющееся знание, но и радикально преображает само налично-сущее его знание.
Заметьте: речь у нас вдруг зашла о суждениях, следовательно – о рассудке и разуме. А обсуждавшееся ранее открытие Канта относится к способности человека переживать свой чувственный «контакт» с реальностью внешнего мира и сам акт этого переживания. Но ведь только переосмысление способности суждений открывать нечто новое в понимании самой чувственности помогло Канту найти именно в ней начало продуктивное, творящее, преобразующее само чувство! Это было обращение не к наличной реальности бытия, представшей перед человеком в субъективных его переживаниях, возбуждаемых чувственным контактом с внешним миром бытия, а к самой его чувственности как событию – со-бытию субъективности человека с бытием мира природы-матушки. Отсюда вывод: прежде чем судить о наличном бытии объектов природы и об их субъективном восприятии человеком, следует проверить, нет ли необходимости в преобразовании «инструментария» их осмысливания. «Так ли я мыслю?» – вот в чём первый вопрос познания! Поиск ответа на него и сам ответ навсегда покончат с непродуктивной двуединой логикой эмпирического рационализма и рационалистического эмпиризма. Но именно мимо этого вопроса проходит эмпиристская психологическая теория сегодня!
После Канта и вслед за ним рождались мощные по энергии мысли философские концепции, снимавшие (20) Кантову категоричность в продуктивной развёртке отрицания и эмпиризма, и рационализма до кантовского периода. Тут следовало бы обратиться к философии Фихте, без освоения которой любая, в том числе и современная психология будет volens nolens находить своей предмет в логике эмпиризма (21).
Дело в том, что и антиэмпиристская и антирационалистская логика (диалектика) Гегеля и Маркса, а в психологии – устремлённого к ней Л.С.Выготского (22), одним из своих начал имела философию единого интерсубъективного поля Фихте. Естественно, в свою очередь рефлексировавшей на логику Декарта, Спинозы, Лейбница и непосредственно Канта.
О продуктивной логике фундаментальной теории.
Потому и могу я сослаться на обоснование Марксом необходимости критического преодоления, казалось бы, извечного противостояния эмпирического и собственно теоретического типов (логики) мышления. Обоснование, не понятое и отвергаемое с порога как раз эмпириками. Маркс писал (простите, не цитирую в своё время тысячу раз, но догматически, а потому и извращённо процитированное), что есть два способа мысленного определения предмета теории:
1. Выделение в качестве основания его осмысления одного из явных проявлений этого предмета.
2. Поиск и обнаружение исторически исходной «клеточки» её саморазвития до самых развитых, а потому и бесконечно (почти) многообразных, её форм.
В первом случае за основание, отвечающее за целостность процесса становления и развития предмета осмысления, берётся одно из наличных его проявлений, абстрагированное от всех других. В психологии: раздражимость или реактивность, ориентировка или спонтанность, либидо и энергия психических переживаний, их вытеснение и т.д. Вы без труда узнаёте даже в этом не полном перечне абстракций, претендующих на определение общей сущности всех проявлений человеческой субъективности, знакомые вам с первого курса концепции выдающихся и заслуженно уважаемых теоретиков современной психологии. Правда, эти абстракции бесперспективны, ибо они есть не что иное, как проекция целостности души человека на одно из проявлений субъективной мотивации целесообразных и произвольных актов человеческой жизни. Оно в этом случае взваливает на себя весь груз самых разных её проявлений, что неизбежно перекашивает, истончает, превращает в нечто внешнее и второстепенное как раз единую сущность, единую природу человеческой субъективности. Тем и порождается, кстати сказать, тот самый «плюрализм» в науке, за которым скрывается отсутствие логики и описательная поверхностность суждений о сущности её предмета.
Но есть и иная абстракция, определяющая поиск и определение сил, изначально и с необходимостью вызвавших к бытию способность субъективной мотивации важнейших жизненных актов у высших животных. Это не избрание в качестве Начала их и человеческой субъективности одного из её организменных осуществлений, произвольно отличённого от всех прочих. Это абстракция от событий, образовавших в истории природы все ступени уже состоявшегося развития субъективности всего живого до высших проявлений человеческого гения.
Это – возвращение к началу процесса, к возможности жизни на Земле, реализованной массовидным «выбросом» в теоретически полагаемую нами реальность активных превращений дожизненных субстанций мирового Океана некоего для них нового, но к самосохранению, а, следовательно, и к развитию способного, тем самым уже биохимического образования.
А именно такого новообразования, которое не пассивно участвует в химических взаимопревращениях, но сохраняет свою целостность активностью внутренних процессов, активно противостоящих общей стихии своей химической «среды». Здесь и таким мог возникнуть массовый её реагент, но не пассивно погружённый в её «химию» и «физику», но и преобразующей их «для себя» и по своей «мере» – самой органикой своей. Так полагается (предполагается) зарождение главного свойства субъективности – преображение для возможности быть (жить) во внешних условий и при внутренних способностях – средств и способов активного, безжизненную немоту бытия побеждающего самосохранения (23).
Примерно такое обращение теории к Началу, к зародышу, к первым проявлениям спонтанной активности предмета теории о природе субъективности не освобождает теоретика от рефлексии над дальнейшей историей её победного шествия в реальности бытия. Более того – оно требует такой рефлексии. Оно же требует и рефлексивного, критического обращения к событиям истории его теоретического осмысления, требует критики поверхностных истолкований наличного его состояния, к которому только и обращено внимание эмпирика.
И то и другое – и история теоретического осмысления предмета, и осмысление особенностей его наличного бытия включаются в процесс рефлексии над проблемой и исследованием возможности возникновения исходной его «клеточки», прорастание которой привело к многообразию свойств и функций изучаемого предмета теоретической мысли. Ведь именно силы бытия, с необходимостью породившие первичные, но способные к бурному развитию «клеточки» нового природного образования, сохраняют себя и каузально действуют до сего дня в каждый момент его качественного изменения (развития!). Это единственно продуктивная абстракция, уже тем самым отрицающая произвольное выделение лишь одного качества из всех атрибутивных качеств теоретически осмысливаемого предмета.
Для фундаментальной психологической теории возможен только второй путь осмысления своего предмета. Без ответа на вопрос: как оказалась возможной телесная жизнедеятельность Homo sapiens, коль скоро все её проявления и состояния – следствие её субъективной мотивации? Это – как раз вопрос о том, что в процессе эволюции форм жизни на Земле могло стать «клеточкой» роста и развития креативной психики Homo sapiens. Или – тот же вопрос, но сформулированный проще и точнее: как оказалась возможной субъективная мотивация всех жизненных функций организма Homo sapiens? Ведь именно её мы называем душой – целесообразной и произвольной чувственностью человека – смыслообразующей аффективностью его рассудка и разума. Но именно мимо этого вопроса проходит эмпиристская психологическая теория сегодня! Именно за это пренебрежение проблемами фундаментальной психологической теории Иммануил Кант вызывает на суд все концептуальные теории psychology today!
О первом постулате психологической теории
Иногда говорят, что среди всех видов человеческой жизнедеятельности главная, основополагающая – общение. Верно, но стоит раскрыть начало, основу, самоё природу общения, и именно так, как это сделал недавно и так рано ушедший из жизни, наш философ, филолог и историк В.В.Бибихин:
«Общение существует, поскольку есть что сооб¬щить, а не наоборот — изыскивают, что бы такое сообщить, коль скоро существуют общение и его средства. В начале общения и общества стоит весть. Она извещает о событии, наступившем или наступающем. Язык раньше всего и в своем ис¬ходном существе уже присутствует в сообщении, на почве которого получает смысл общение. Язык в этом свете не столько средство, сколько сама та среда, то развернутое событием и вестью о нем пространство, движение внутри которого оказы¬вается небессмысленным. Если общение не одно из занятий в ряду прочих забот человека, а его способ осуществиться во встрече с другими, то язык, предполагаемый сообщением, и есть среда и пространство нашего исторического бытия, по¬добно тому, как природное биологическое окруже¬ние – среда и пространство существования жи¬вотных. Человек осуществляется, его история со¬вершается не столько внутри природного окруже¬ния, сколько в среде языка, взятого не в его част¬ной лексике и грамматике, а в его сути, сообще¬нии. Дефиниция «язык есть средство человеческо¬го общения» не стоит на своих ногах и, расплываясь, оставляет нас с другой, не столько дефини¬цией, сколько догадкой: язык в своем существе, вести – это среда, в которой сбывается историче¬ское человеческое существо» (24).
Я бы добавил только одно: язык – это тело ментальности человеческого бытия, а речь – это опредмеченная сила его субъективности, urbi et orbi творящей свои Вести. Живая речь обращений людей друг к другу и к себе самим, подключив к её голосу и включившая в её семантику и шелест осенних листьев, и грохот водопадов, и ослепительный жар Солнца, и зов всех предметов домашнего обихода, короче – абсолютно всё, что переживается людьми как весть их живого, чувственного Бытия.
Потому-то так радикально иным, не вещным её основанием изначально – с первых же чувственных его контактов с внешним миром, становится субъективность другого человека! Первая улыбка матери, заботливое тепло её тела, движения её рук, устремлённые навстречу его витальным нуждам, необходимой для него ориентировке не в природной, а в искусственной среде всей его жизни – в живой речи. В той самой вещной культурной «среде», которая за короткое для него время в общем потоке речи взрослых заговорит с ним на языке его народа. И став беззвучной речью на этом языке, она перестанет быть «средой» его обитания. Ибо и её молчаливый «голос» – органичная часть человеческой речи, целиком погружённая в семантику и грамматику её языков.
В отличие от детёнышей животных у родившегося в мир человека движения внешних органов ориентировки не направляются витальными нуждами. У всех млекопитающих только что родившийся детёныш инстинктивно, упорно и настойчиво ищет источник сил дарённой ему жизни – материнский сосок. Все его поисковые движения «целенаправленны» видовой, наследственной программой жизни. Так и цыплёнок, только что вылупившийся из яйца, начинает клевать всё, что малостью своей выделяется в поле его зрения.
И только человеческий детёныш после рождения хаотично и бесцельно толчёт воздух руками и ногами, сотрясая его отчаянным криком, инстинктивно требуя внимания к себе и чьих-то активных действий, способных обеспечить ему комфорт пассивного привыкания к жизни «на воле» и среди «своих». Вскоре его собственная организменная активность – тот же плач, взгляд его глаз, мимика и пантомимика – им направляемые движения тела, рук и ног, всё это станет настойчивым обращением к людям – этим внешним органам его жизнедеятельности. Ведь теперь и они – органы его жизни, столь же необходимые для неё, как его руки и ноги, как мышцы всех иных органов движения, как язык, глаза и уши. И все окружающие его люди, как и внутренние его органы, нацелено настраиваются и управляются субъективными мотивами общения с миром на языках триединой человеческой речи (25).
И творит из него человека не что иное, как человеческая речь во всех своих опредемеченных ипостасях, во всей своей субъективно переживаемой предметности. Это она впитает в себя его витальные нужды, преобразит их в главную потребность человека – в потребность эмоционально-смыслового отождествления его самочувствия и самонахождения с субъективностью окружающих его взрослых и детей, с их самочувствием, с их субъективным самоопределением. А значит – с их аффективной смыслорождающей чувственностью, с их расчётливым рассудком, с всепроникающей интуицией разума. Их язык и речь, их чувственность, рассудок и разум – это теперь и его способ жизни. Жизни, произвольно и целесообразно устремлённой в будущее. Это и есть зарождение, развитие и укоренение в качестве основания атрибутивной субъективности всех его человеческих чувств, человеческой мысли – его личного человеческого самосознания. Таков постулат фундаментальной психологической теории, очерчивающий границы и тем определяющий её предмет.[b]
Так доколе же вы, психологи, будите видеть свой предмет в совокупности отдельных наличных проявлений субъективной мотивации всех жизнеутверждающих деяний, выбирая в качестве их Начала, их основания, раздражимость, чувственность, ориентировку, вытеснение и т.п., иными словами – одно из псевдо особых и отдельных проявлений их взаимопроникновения, показавшееся вам исходным, определяющим все остальные?
И последнее: ограничив по примеру эмпирических наук о природе свой предмет и все средства его осмысления тем кругом, в котором наличествуют отдельные проявления субъективной мотивации жизнедеятельности человека, вы забыли не только о Канте и его открытиях, сделанных им на «вашем поле». Кант, мол, – это философия, это – о чём-то другом, как космогония, далёком от психологии. Хотя фундаментальные проблемы психологии – проблемы начала и всеобщих средств смысловой меры возникновения и развития субъективной мотивации человеческого бытия, были впервые и на все времена сформулированы и теоретически определены… Фалесом и Гераклитом, Демокритом и Платоном, Аристотелем. Но и Проклом и Френсисом Беконом, Декартом и Спинозой, Локком и Лейбницем, Юмом и Фихте, Гегелем и Марксом, Ницше и Шопенгауэром, короче – всеми, кого следует упомянуть между названных и тут же после них. А вслед за ними придётся упомянуть и всех близких нам по времени великих философов!
Трагический по своим последствиям для любой науки её изоляционизм – прямое следствие и дальнейшая причина неизбывного сегодня теоретического эмпиризма. Обращение к Канту – одно из действенных лекарств, излечивающих от его ограниченности и, тем самым, от непродуктивности.
[b]Заключение
Но надо быть исторически справедливым. Эмпиризм в психологии сегодня – не её собственный, только ей присущий недостаток, а точнее – порок. Эта болезнь глобальная, и хотя бы, поэтому требующая знания причин его победной логической универсальности. Ведь эмпиризм господствует в современной научной мысли не случайно – его корни не в науке как таковой, а в требованиях к ней со стороны ведущих субъектов социальной организации человеческих общностей. Поэтому и психологам необходимо разобраться в исторических и социальных причинах господства эмпиризма в науках вообще, в психологии – в особенности, для которой Кант постарался сделать всё возможное, чтобы эмпиризм стал для неё абсолютно невозможным. Для чего и психологам потребуются иные всеобщие меры мыслимости. А именно – категории экономического и социального осмысления формирования и упрочения экономических, социальных и политических скреп современных общественных укладов (26). Ибо ни одна теория бытия природы и человечества не избежит исполнения предъявляемых к ней требований тотально господствующего социума.
Господство эмпиризма (как логики постановки и решения фундаментальных и практических задач теоретической деятельности) имеет весьма действенные исторические причины социального и социокультурного выделения и формирования человеческих общностей, подчинённого объективным законам так называемой «техногенной цивилизации». Они и до сих пор предопределяют логику теории, ибо продуктивные преобразования априорных средств, способов и канонов в фундаментальной сфере большой науки социально оценивались и оцениваются как источник их утилизации в индустрии, обслуживающей, прежде всего, мощнейшую по своим убойным возможностям военную технику. При этом свободное творчество учёных «фундаменталистов», во всём подобное эстетическому, оказалось напрямую привязанным как к государственному, так и корпоративному финансированию. Уже тем самым, оно потеряло свою свободу.
Да, для создания атомных и водородных бомб требовались сложнейшие физико-математические преобразования в смысловых (в том числе – математических) мерах физически мыслимого мира. Они могли осуществиться и осуществлялись исключительно чистыми теоретиками. Такими гениями свободной математической мысли как наш Лев Ландау. Но социальную ценность их труд приобретал тогда и только тогда, когда технологи массового воспроизводства средств техники (техники вооружения – в первую очередь) создавали и осваивали на их основе поточные линии выпуска готовой продукции.
Потому и господствуют сегодня во всех сферах нашего бытия именно технологи. Их проблемы достаточно уверенно, но, в конечном счёте, не продуктивно решаются эмпирически. Предметное поле их труда предстаёт перед ними вполне натурально: как плацдарм условий и задач, при решении которых возможно осуществить вполне практическую цель. Заказчики иного и не требуют. Отсюда: кого могут волновать неразрешимые (на первый взгляд) противоречия в априорных постулатах теории, коль скоро она потребна лишь для техногенной практики?!
Так от науки вообще, от психологии в частности, техногенный социум ждёт, прежде всего, если не исключительно, «практических рекомендаций». Что подтверждается последними решениями правительства РФ, вытесняющими фундаментальную науку на обочину прикладного творчества, приоритетно финансируемого государством. И, как частный пример, о том же свидетельствует давно уже ставшее привычным и умело обходимое диссертантами главное требование в стандартных и обязательных для всех диссертаций формулярах ВАК’а: требование обосновать практическую значимость исследования.
Только реальная история развития всех наук буквально вопиёт о прямо противоположном «раскладе» фундаментальных и прикладных сфер теоретической работы. И именно по своей практической значимости. Ибо основой не мифологического, а адекватного миру вещей видения реальности была игра в бисер первых теоретиков, искавших единения (точнее: исходного и продуктивного тождества) противоречивых смыслов интеллигибельных и умозрительных качественных и количественных мер практически мыслимого. Мер, априорно возведённых в горние высоты задач ума. Таких, как бытие и небытие, единое и многое, покой и движение, бесконечное и конечное, единица и двоица, окружность и квадрат… Пифагор не из денежных расчётов менял «абстрагировал» числа и их мерные свойства, и не из допотопных практик меры пространств земли вывел он свою теорему.
Как и Евклид, аподиктически определивший точку как умозрительную реальность, не имеющую делений и измерений, ввел тем самым неустранимое противоречие, продуктивное для дальнейшего развития геометрии: то, что не имеет измерения, порождает своим мысленно осуществляемым движением в умозрительном пространстве все средства точной меры реального пространства. Так рождались априорно заданные постулаты математики. То же можно сказать и о происхождении постулатов механики, тем самым – физики (вплоть до современной астрофизики), и, конечно же – о постулатах философской мысли. Более того – именно они лежали и лежат в основе постулатов математики, механики и других фундаментально обоснованных научных дисциплин.
Это относится и к истории психологии. В том числе и к её современным проблемам. Хотя начинать следовало бы с так называемых доисторических времён жизни первобытных и родовых человеческих общностей. В те времена субъективная мотивация поведения людей, регламентированного осмысляемым родовым ритуалом, распространялась и на природные (объективные) условия исполнения ритуала. И они тогда наделялись способностью к целесообразной произвольности своего влияния на жизнь людей. Но тогда же и явная субъективность мотивации жизни тела каждого человека противопоставлялась телу как нечто не телесное. Таковыми были первые всеобщие смысловые меры стихийного осознания природной (объективной) основы субъективности всех жизненно важных актов поведения человека (27).
С осознанием априорно задаваемого предмета теории – проблемы возможности такого парадокса, как смысловое взаимоисключение всеобщих мер мыслимости бытия при их атрибутивно исходном взаимоопределении (28), и субъективность телесного бытия людей впервые стала собственно теоретической проблемой. Более того, априорным постулатом любой теории бытия человеческого. Этот же постулат, но лишь в одной из своих определяющих друг друга ипостасей a priori претендует до сих пор на роль основы всех теоретических идей психологии. Я имею в виду онтологически мыслимое противостояние души – телу, а тела – душе.
С осмыслением его неизбывной противоречивости начинались и попытки определения генезисного единства этих всеобщих смысловых мер мыслимости человеческого бытия в европейской философии. Начиная, фактически, с Фалеса. Платон и Аристотель преобразили его в проблему души, определяя её как идею и форму форм человеческой субъективности, чем и заложив начало и пределы фундаментальной проблематики особой науки – психологии. При дальнейших попытках заново преобразить внутреннюю противоречивость начала этой проблемы рождались богословские, философские в основе своей, весьма продуктивные гипотезы её осознания и разрешения.
И далее вы не найдёте ни одной философской концепции, в основании которой не был заложен тот же постулат со своим единством противоположностей: телесность мира и человека в теоретической мысли противостоит субъективности бытия человеческого как нечто от неё независимое. Проблема их взаимоопределения в том, что бытие человека во внешнем ему мире возможно для него исключительно как осознаваемое бытие! Или, если ближе к нашей терминологии: бытие определяет наше сознание, но лишь постольку и настолько, поскольку и насколько сознание определяет для нас само бытие. Вот и крутись в этом круге рефлексивных самоопределений сознания и бытия. Выход из него нашёлся преображением не смыслов этих слов, а логики их полагания – логики их определения друг через друга. Её иначе называют диалектикой. Она незримо для самих первых теоретиков подводила их к фундаментальным прозрениям, между прочим, в конце концов «практически значимым». Но предметом целенаправленного исследования её логической сути она впервые явно стала для Ф.Бэкона и Гоббса, Декарта и Спинозы, Канта и Фихте, Гегеля и Маркса. Далее и под их влиянием – всех философов до пирровой победы эмпиризма позитивистов и так называемых постмодернистов. О причине, предопределившей их победу я уже поведал.
…Эмпиризм победил и в психологии. И как же далека современная психология от своих же фундаментальных проблем, выпестованных за три тысячелетия истории собственно теоретической деятельности!
Именно за это пренебрежение проблемами истинно фундаментальной психологической теории Иммануил Кант вызывает на суд, «вчиняя свой иск», все концептуальные теории psychology today – все теории современной психологии!
(1) Кант против современной психологии. 1. Термин versus – юридическая форма вызова на суд ответчика с предъявлением ему обвинения. Именно в этом смысле этот термин использован в заглавии статьи. 2. По-английски потому, что Кант против не только российской, но и любой иной современной психологической концепции. Ибо все современные психологические школы нацелены на создание технологий скорой практической психологической помощи, оставляя без внимания проблемы фундаментальной психологической теории. Без решения этих проблем психологическая помощь страждущим не эффективна.
(2) О печальной судьбе идей Канта в России кратко и абсолютно точно сказано Н.В.Мотрошиловой в Предисловии к двуязычному изданию трудов Канта: «Наиболее поощряемыми темами были такие, скажем, как «агностицизм», идеализм и другие «заблуждения» Канта. В 40-х годах отечественные кантоведы, подобно В.Ф.Асмусу (несмотря ни на что всю жизнь работавшему над философией Канта), использовали необходимость защитить идеи Канта и других классиков немецкой мысли от их фашизации – и потому в 40-х гг. относительно выросло количество и качество кантоведческих публикаций. Но можно без преувеличения сказать, что сталинские годы отечественной истории по существу были для отечественного кантоведения (разумеется, не только для него) потеряны». (Иммануил Кант. Сочинения на немецком и русском языках. Сочинения. Том 1. М., 1994, АО Kami, с.51).
(3) Как порождают друг друга друг в друге заключённые всеобщие смыслы категорий Бытие и Небытие, Покой и Движение, Причина и Действие и т.д.
(4) А это уже и предмет психологии!
(5)Так осознаётся проблема логики познания в философии. Так, в отличие от истории и современного состояния рабочей логики психологической науки. Такое впечатление, что для психологов Земля до сих пор покоится на трёх китах. Чтобы убедиться в этом достаточно взять на себя труд сравнения библии эмпиризма – трактата Дж. Локка «Опыт о человеческом разумении» (XVII век), с любым современным учебником по общей психологии. В нём строго по Локку природные силы души человека описаны по гносеологической «восходящей» линии: от ощущений, восприятий и представлений до мышления. Познающие возможностей каждой из этих форм субъективности описываются как нечто самодостаточное, отдельное, вечно наличное их предназначение. Если добавить к тому, что в тех же учебниках все силы души порождены телесной организацией и функциями её органов с добавлением «социокультурных» доминант – труда, языка (членораздельной речи), музыки и т.п., то тождество с «Опытом» Локка будет полным. Но ведь на дворе первый век третьего тысячелетия!
(6) Основные произведения «критического» периода его творчества: «Критика чистого разума», «Критика способности суждения» и «Критика практического разума».
(7) Гегель, Шопенгауэр, Ницше, Фрейд (правда, у него основа духовности, скорее, под-индивидуальная, чем над-индивидуальная), Гуссерль и другие, не менее славные.
(8) “Allgemeine Naturgeschichte und Theorie des Himmels” (1754). В русских переводах: «Всеобщая естественная история и теория неба». Именно в этом сочинении Кант сформулировал первое credo естественнонаучной логики познания: «Дайте мне материю, и я покажу вам, как из неё должен возникнуть мир». Думаю, что не лишним будет напоминание об ответе Лапласа Наполеону, спросившего гениального математика, создавшего математическую копию (матрицу) Кантовой гипотезы: «Почему в вашем строго математическом обосновании возникновения Вселенной нет упоминания об акте Божественного Творения?». Ответ Лапласа: «Сир, в этой гипотезе я не нуждался». Кант, автор гипотезы, принятой тогда за абсолютную истину, мог бы сказать то же самое, ибо осмысливаемый им в то время предмет – это лишь отражаемые естественным светом разума «законы самоустройства» системы мироздания. Такова была и есть формула естественнонаучного материализма, возможная лишь при отвлечении от вопроса о природе, логике и средствах познающего мир сознания (разума) человека. Обоснованию её теоретической неприемлемости посвятит Кант все три тома своей «критической» философии!
(9) Все явления и сущности, собранные в одну общность под именем S, обладают или не обладают признаком (качеством, свойством) P.
(10) Стимул, вызывающий чувственную реакцию организма.
(11) См. Ф.Т.Михайлов «Общественное сознание и самосознание индивида», М., Наука, 1990, с. 122-157.
(12) Реального воплощения (от слова плоть; в данном случае – плоть, в которой овнешняется субъективно творимая мысль).
(13) Тут, кстати сказать, снова и снова возникает, обновляясь, проблема Начала и Сути субъективности человека. Прежде всего – проблема возможности (начала) и самотворения смыслов чувственности, эмоций и речений, обращённых к субъективности других людей и к своей собственной субъективности. Причём, смыслов, принципиально не сводимых к воплощённости их в телесности средств обращения. Иначе на Земле царствовал бы один лишь язык.
(14) Так, если вспомнить древнего Архимеда, то и в постулатах его механики мы найдём взаимообусловленность исключающих друг друга образов-идей о природных явлениях, таких как вес (масса) твёрдого тела и вес (масса) жидкости, например, легко проницаемой воды. Взаимоотождествление этих образов-идей осуществляется в приложении к их разной физической природе: вес (масса) твёрдого тела отождествляется с весом (массой) объёма жидкости, вытесненного телом твёрдым. Отсюда и открытие, и понимание всеобщего закона природы, и без нас объективно отождествляющего естественные противоположности твёрдого и жидкого тел.
(15) Я бы сказал: и по сей день осуществляющее свои изначальные потенции.
(16) Меры количественные: большое и малое, близкое и далёкое, низкое и высокое, исчисляемое и исчислению не поддающееся, а так же – геометрические формы, величины и меры их отличия друг от друга – числа и т.д. Качественные (смысловые) меры различения сущего и не сущего, движущегося и недвижимого, причиняющего и претерпевающего, существенного и несущественного, но некую сущность собой являющего и т.д. В философии их называют категориями.
(17) Пора бы, замечу мимоходом, и психологии позаботится о своих всеобщих мерах мыслимой субъективной реальности человеческого бытия!
(18) Здесь необходимо обратиться к статьям о воображении Э.В.Ильенкова. Он ярче и гораздо глубже вашего покорного слуги осветил их бытийную суть и роль в таких, например, работах, как «О специфике искусства» // Вопросы эстетики. Вып. 4, 1960: «Об эстетической природе фантазии» // Вопросы эстетики. Вып.6. М., 1964; «Философия и культура». М., 1991. И во многих других: Фихте и свобода воли // Э.В.Ильенков. Философия и культура. – М.: Политиздат, 1991. А специально о Кантовой логике доказательства креативной сущности чувственности человека читайте в книге: Бородай Ю.М. «Воображение и теория познания: Критический очерк кантовского учения о продуктивной способности воображения». М., «Высшая школа», 1966.
(19) Это экспериментально доказывал создатель основ трансцендентальной психологии Аршак Миракян.
(20) В смысле немецкого глагола aufheben – преодоление как отрицание, сохраняющее самую суть отрицаемого.
(21) См. статью Э.В.Ильенкова «Фихте и свобода воли» в кн.: Э.В.Ильенков. Философия и культура. – М.: Политиздат, 1991.
(22) См. кандидатскую диссертацию А.В.Сурмавы «Идея рефлексивности в теоретической психологии», защищённую 30 декабря 2004 года в РГГУ.
(23) Тут я снова отсылаю читателя к диссертации А.В.Сурмавы «Идея рефлексивности в теоретической психологии», защищённой 30 декабря 2004 года в РГГУ.
(24) В.В.Бибихин. Язык философии. – М.: «Прогресс», 1993. С.16. (Курсив – мой – Ф.М.).
(25) В наших обращениях друг к другу и к себе самим речь наша всегда одновременно звучна, изобразительна и вербальна. Но языковая специализация разных видов деятельности – в, казалось бы, чистом речевом общении лишь отдаёт пальму первенства вербальной компоненте единого языка, но сохраняет тональность и изобразительный ряд (мимика, пантомимика). В музыке почти полностью господствует гармония звуков, аккумулировавшая в себе аффективное начало триединой речи. То же надо сказать и о живописи и об особой семантике знаков, символов и образов как в обыденном общении (от жеста до дорожных схем и рекламы), так и в научном дискурсе. Не забудем и то, что речь, обращённая к ребёнку как весть, органично включает в себя «голоса» окружающих его вещей. И «звучат» они для него всеми смыслами триединства народной речи, хотя и с явно вербальной доминантой.
(26) Для психологов при современном разделении общественного интеллектуального труда принципиально не мыслим переход к «непрофессиональным» категориям. Точно так же, как неприемлемы для экономистов, политиков и социальных историков психологические категории в качестве всеобщих мер мыслимости их особых предметов. Не говоря уже о ныне господствующих политтехнологах, навязывающих свои вольные истолкования социальных реалий вместе с «практическими рекомендациями» не только властям предержащим, но и всем нам. Так творится ими новейшая идеология и вытекающие из неё рецепты практического действия, грозящие неминуемым коллапсом творческой культуры.
(27) Не забудем, однако, что именно она инициирует способы и ритмы внутренней саморефлексии телесных органов, подчинённых организменной их целостности.
(28) Например: бытие и небытие, движение и покой, причина и следствие, бесконечное и конечное, всеобщее и особенное, одухотворённое и неодухотворённое (а отсюда – душа и тело) и т.д., и т.п.
Нельзя не согласиться с автором статьи в том, что именно понятие продуктивного воображения помогает нам встать на путь собственно теоретического осмысления предмета психологии. "Рабочий термин Канта продуктивное воображение – вносит в фундаментальную теорию человеческой субъективности её главное определение – креативность. Чувственность для Канта именно продуктивна, она – творящая, а не пассивно отражающая мир сила чувственной природы нашей души (19). На её основе… нет, именно в ней раскрывается единая тайна ощущений, представлений, воли, памяти, внимания и самого мышления. Теперь их нельзя разложить в наличном поле интеллектуального созерцания в качестве себе довлеющих сил души, натурально взаимодействующих друг с другом. Все «свойства» психики, изучаемые психологами в специализированных лабораториях в качестве самодостаточных, суть проявления единой креативной способности – способности нашей психики произвольно и целенаправленно преображать (мгновенно переводить в новые смысловые образы) спонтанно чувственную образность восприятия. Да и она тут же перестаёт быть спонтанной, приобретая главные черты продуктивного мышления: энтелехиальную его целесообразность, произвольность в поисках нового смысла. С неё-то и надо начинать психологии, ищущей признаков фундаментальности (априорной постулативности) для своей теоретической деятельности!»
К этому можно добавить поражающую своей психологической точностью слова Наполеоновского генерала Жана Батиста Журдана: «Если есть в нашей умственной системе сила, удивительная, по своей энергии, по своей чудной подвижности, по своей возможности направлять все наши способности, руководить всеми нашими страстями, - так это, без сомнения, воображение».
Но вот что интересно. Сферу полномочий психологии в изучении воображения очень четко очертил сам И.Кант. «Поскольку способность воображения есть спонтанность (в переводе Н.Лосского – «самодеятельность»*, я называю ее иногда также продуктивной способностью воображения и тем самым отличаю ее от репродуктивной способности воображения, синтез которой подчинен только эмпирическим законам, а именно законам ассоциации, вследствие чего оно нисколько не способствует объяснению возможности априорных знаний и потому подлежит рассмотрению не в трансцендентальной философии, а в психологии»**.
В отличие от теории познания психология, таким образом, может притязать лишь на изучение репродуктивного воображения, которое функционирует по законам ассоциаций. Такой «приговор» ей выносит И.Кант – «приговор», который по сей день приводится в исполнение. Стоит ли удивляться, что ассоцианизм правит бал даже в психологии творчества? Д.Б.Богоявленская обнаруживает его рецидивы в работах Дж.Гилфорда***. Думаем, что эта справедливая оценка может быть распространена на работы Е.Торренса и С.Медника.
Отмена кантовского «приговора» предполагает превращение психологии в одну из форм теоретической рефлексии человеческого духа, проделывающей эту работу наряду с философией. Едва ли сам Кант согласился бы с подобным расширением полномочий психологии. Но именно на такой шаг, по сути, подталкивает нас автор настоящей статьи. И для психологии этот шаг является спасительным.
*Кант И. Критика чистого разума. Второе издание перевода Н.Лосского. Петроград: Тип. М.М.Стасюлевича, 1915. C. 108.
**Кант И. Критика чистого разума // Соч. М.: Мысль, 1964. Т. 3. С. 205.
***Богоявленская Д.Б. Проблемы творчества и одаренности: логика и история // Основные концепции творчества и одаренности / Под ред. Д.Б.Богоявленской. М.: Молодая гвардия, 1997. С. 12.
В.Т.Кудрявцев
На развитие сайта
Все права на опубликованные материалы защищены Законом РФ - при полном или частичном цитировании, обязательно наличие ссылки на данный сайт. Гиперссылка (для интернет- изданий) – должна быть размещена в подзаголовке или в первом абзаце материала.
