Опубликовано в журн. "Обруч" (2013. № 1).
Существует известный педагогический анекдот. Мой младший брат первоклассник каждое утро сам ездит на 137 троллейбусе в 1248 школу, чтобы научиться считать до 10.
Анекдот – столь же точный, сколь и грустный. Он точно передает ситуацию в нашей школе, которую посещают реальные, живые, а отнюдь не анекдотические дети.
Реальный случай – из практики моего коллеги-психолога. Ему привели на консультацию двухлетнего малыша. Оказывается, он испытывает трудности… в обучении английскому языку. Нет, в полтора годика, когда только начали изучать язык с университетским (!) преподавателем все шло, как по маслу. А сейчас интерес пропал, появилось упрямство, капризность, нервозность… Пресытился – так считает мама. Ей невдомек, что все эти симптомы вызваны тем, что драгоценное время, отведенное для того, чтобы полноценно прожить и пережить собственное детство – бегая, прыгая, играя, ломая вещи, слушая сказки, общаясь, - растрачивается на педагогические эксперименты взрослых. Да, они желают счастья своим детям, когда записывают их в садики с преподаванием логики, риторики, йоги, экономики и бального танца, полагая, что оттуда – прямая дорожка в Кембридж или Оксфорд… Увы, очень часто – в неврологическую клинику. При полном неумении делать потом многое из того, что умеют сверстники, не получившие до школы «повышенного уровня образования» («школа с повышенным уровнем образования» термин, который придумали чиновники 90-х, равнозначный термину «больница с повышенным уровнем вылечивания»). С вытекающими отсюда трудностями школьного обучения. С тем, что психологи называют выученной беспомощностью. Нередко – на всю оставшуюся жизнь.
В книге замечательного психолога академика В.В. Давыдова «Теория развивающего обучения» описан типичный случай:
...- Дети, что нового вы узнали сегодня на уроке?
- Мы научились решать задачи в два действия.
- Поднимите руки, кто сегодня научился решать задачи в два действия?… Вижу, почти все научились… А ты, Ваня?
- А я это и так знал!
А ведь еще какие-то 45 минут назад Ваня демонстрировал полную беспомощность в решении задач данного типа, но урок, (учитель) сделал свое дело, и Ваня научился. Точнее – его научили, ибо новое умение «овладело» ребенком незаметно для него самого. Ваня даже не увидел разницы, не разглядел границы между двумя состояниями – «бывшим» и «нынешним». Ему действительно привили нечто «новое», но для самого себя он остался прежним. Подлинного события встречи с новым знанием (умением), увы, не состоялось. Ведь ареной этой встречи является вовсе не классная доска или страница учебника.
Решая задачу, ребенок не смог осмыслить те преобразования, которые происходят внутри него самого. Задача решилась - и прекрасно! А те внутренние, психологические проблемы, которые преодолевались ребенком в скачке от незнания к знанию, от неумения к умению, так и остались не замеченными им. Ребенок даже не успел осознать и понять, что в его сознании свершилась маленькая «революция», он так ничего и не узнал нового... о себе, учащемся, будучи лишь обучаемым кем-то извне. Но ведь в этом - главный смысл учения, в отличие от школярства. В этом – условие возникновения желания и умения учиться, если не путать его с простой «обученности» или «обучаемостью».
Пример с Ваней характерен для традиционной массовой школы. Традиционная школа - школа обучаемых. Под категорию здесь подходят и «сильные» дети. Тот же Ваня, упражняясь в решении задач нового типа, мог проявлять какую-то активность, преодолевая неизбежные при «усвоении нового» познавательные затруднения. Более того, не исключено, что затем учитель в целях конкретизации и закрепления усвоенного способа решения предложил Ване применить его не только в типовых, но и в нестандартных условиях. Возможно, теперь уже «обученный», Ваня с этим справился. И все же… Ваня, как и большинство его соучеников, «проспал» самое главное - момент собственного интеллектуального роста.
…Ребенок – впервые на пороге школы. Казалось, стоит перешагнуть этот порог, и ты ступишь на «терра инкогнита», окажешься в новой - чудесной реальности, в твоей судьбе произойдет что-то очень важное, радикально меняющее привычное течение жизни. Но, перейдя заветную черту, вчерашний дошкольник вскоре начинает убеждаться, что ничего особенного с ним не происходит. Более того, все очень напоминает «прошлую» – проведенную на детсадовских занятиях жизнь. Просто «развитие речи» и «обучение грамоте» постепенно становится «русским языком», «развитие элементарных математических представлений» – математикой, «ознакомление с окружающим» предстает сразу в двух лицах – «природоведенья» и «крае(городо)веденья» и т.д. Словом, ребенок, во всяком случае – выходец из детского сада, встречает старых знакомых в новых обличиях.
Поначалу, конечно, многообразие внешних изменений - налицо. Например, картонные грибочки – вместо настоящих, счетные палочки – вместо сосчитываемых яблочек. И, разумеется, правила и определения, которые нужно заучить и следовать им при работе с конкретным материалом. Да, - еще умение держать перед учителем словесный отчет о выученном, причем, так, «чтобы от зубов отскакивало».
Можно возразить: разве этого мало? – Ответим: много, может быть, даже слишком много. Однако все эти «достижения» в принципе не выходят за пределы обыденного опыта, накопленного ребенком до и вне школы. Школьные знания и умения осваиваются при помощи тех способов познания, которые уже стихийно привиты в домашних и «уличных» условиях или были целенаправленно сформированы в детском саду. Массовое начальное обучение не несет в себе главного – источника детского развития. И если развитие происходит, - а оно происходит! – то не благодаря, а вопреки принятой системе обучения. Об этом писал почти 40 лет назад В.В. Давыдов, а сегодня ситуация еще больше ужесточилась. В итоге стремление учиться часто пропадает не в начале подросткового возраста, что психологически объяснимо, а уже в младшем школьном. Иногда - по завершению первого полугодия первого года обучения. Упадок интереса ребенка к учению – оборотная сторона утраты его интереса к себе, своим возможностям, своим свершениям. Ведь он превращается в ходячую обыденность, занятую повторением пройденного не просто на уроках – в жизни. Собственно, тоже самое можно сказать и взрослом, педагоге, который в сотый раз проводит ребенка по тем же исхоженным толпами детей и учителей дорожкам.
Первоклашка тянет руку, ему хочется уточнить, в какую сторону пишется буква «Е». А ведь учительница все уже показала и доступно разъяснила, и другие дети с опорой на это пишут буквы правильно. Всем все ясно, но не ему. Им, возможно, будет все ясно и потом, будет казаться, что они это уже знают. Хотя на самом деле все это может оказаться лишь иллюзией ясности, подкрепленной дотошным учительским показом и разжевыванием. Дважды два – четыре? Прекрасно. А если мы помножим друг на друга две капельки воды? …«Все» не станут лишний раз беспокоить учителя «глупыми» вопросами, хотя в том числе из этих вопросов и попыток разобраться в них и состоит труд учения. В отличие от «всех» он это почувствовал и продолжает тянуть руку – пытается втянуть учителя в процесс собственного учения, заставить его учить себя, а не пережевывать заново и так понятное. Увы, учитель нередко отмахивается от такого «дотошного» ученика, а то и вовсе забраковывает его на правах неуспевающего. Хотя в первом классе, да и в последующих, умение самостоятельно запросить специфическую учебную помощь говорит о развитой школьной готовности ребенка, его стремлении научиться учиться. Стоит ли удивляться, что учительское безразличие или, хуже, осуждение подобных попыток, убивает это стремление на корню.
Между тем, не просто научить, научить ребенка учиться – прямая задача учителя и основная функция школы. Ведь научит «вообще» может каждый и не обязательно под сводами школьного здания. И только в школе можно научить учиться - научить задавать вопросы, озадачиваться, сомневаться, спорить (со сверстником, учителем, самим собой), строить учебные диалоги, самостоятельно оценивать свои возможности и многое другое. Знания – только инструмент всей этой непростой работы. Как видим, умение учиться, по большому счету, совпадает с умением мыслить.
Петя младше Вани. Он еще ходит в садик, правда, не в обычный, а в экспериментальный, работающий по программе развивающего дошкольного образования «Тропинки», в его младшую группу. И посещает, в частности, музыкальные занятия. Петя уже владеет приемами извлечения при помощи клавиш самых простеньких созвучий. Но сегодня на занятии, которое проводится в игровой форме, он – не ученик, а выдающийся композитор, который впервые на публике исполняет свое новое произведение. Группа детей («слушатели») встречает его овацией. Ребенок, вживаясь в образ, садится за инструмент и приступает к игре. Конечно, это те же самые элементарные созвучия. Но постепенно он начинает придавать звучанию все более экспрессивный характер, интонировать, делает первые робкие попытки импровизировать. Зал все эмоциональнее поддерживает его. И у него возникает сильнейшая мотивация – оправдать ожидания «публики»: ведь перед ней не Петя, а композитор с мировым именем.
В упражнениях Пети окружающие должны услышать именно этого гения, который своей музыкой, своим творчеством хочет сказать людям что-то очень важное и значимое… И он не должен их обмануть.
Разумеется, одно занятие само по себе не превращает ребенка в музыканта-виртуоза, и, вообще это не цель занятий. Но от раза к разу у детей возрастает не только способность к решению музыкально-творческих задач, но и сама техника исполнения. Потому что каждый из этих «разов» - незабываемое событие.
Овации сверстников разбудили пока только-только складывающееся самосознание Пети. Возвестив в игре о том, что Петя – больше чем Петя. Вполне вероятно, что Петя теперь и на самом деле «перерастет себя». Не раз перерастет, сознательно испытывая радостные чувства от своего изменения. Между прочим, это то, что особо ценится и в Кембридже, и в Оксфорде…
Обсудить публикацию, задать вопросы автору.
На развитие сайта