В детстве английским языком со мной занималась Евгения Петровна Беркова - правнучка Натали Гончаровой по линии брака с генералом Ланским. Удивительно красивая, интеллигентнейшая и добрейшая женщина. Обычная школьная учительница. С ней дружила моя мама, которая и попросила ее об одолжении дополнить мое школьное языковое образование чем-то более серьезным.
Уставший от зазубривания обыденной лексики и грамматических штампов (на уроках не очень доброй и тактичной, к тому же невзлюбившей меня школьной преподавательницы английского) я не ожидал от этих занятий ничего хорошего. Но при первой же встрече Евгения Петровна предложила мне почитать на языке Шекспира... Джерома К. Джерома. Мне, шестикласснику! Она выбирала самые простенькие места (хотя Джером вообще очень просто пишет), но вышло так, что с «Троими в лодке» - фрагментарно - я впервые познакомился в оригинале. И затем уже вторично «узнавал» эти места в русском переводе. Через некоторое время дело дошло и до самого Шекспира, до его сонетов. Я по-мальчишески влюбился в шекспировские тексты с первого прочтения, а потом долго увлекался сравнением разных русских переводов (Холодковского, Щепкиной-Куперник, Пастернака...). Словом, и мое первое общение с Шекспиром проходило «на языке автора». Евгения Петровна давала и другие задания: например, изложить по-английски мое понимание главной идеи фильма Тарковского "Солярис", который я только что посмотрел.
Как же это у меня, точнее - у нее, получалось? Конечно, мы ничего не зазубривали. Евгения Петровна показывала мне, как простые слова и грамматические конструкции «работают» в составе сложного художественного текста, как отстраивается этот текст при их помощи, как все это позволяет автору передать через произведение свой смысловой посыл, а читателю – «поймать» его. И все.
Главный урок, который я извлек из уроков Евгении Петровны состоял в следующем. До сих пор господствующая в школьном преподавании логика «от простого к сложному» в корне порочна (в чем я лишний раз убедился намного позднее, вернувшись в систему образования уже в качестве специалиста-психолога). С языком предлагается работать как со строительным материалом: из букв - составлять слоги, из слогов - слова, из слов - фразы, из фраз - предложения, из предложений - текст (связное высказывание). Эта логика противоречит нормальным законам работы человеческой мысли, которая, кстати, и породила язык. А эта мысль может ухватить смысл простого лишь в составе развивающегося сложного. Зазубрить сложное, разъятое на простые «комплектующие», разумеется, можно, но восстановить как целое - никогда.
К изучению языка - и иностранного, и родного - это имеет самое прямое отношение. Потому что языковое, как и любое другое образование, служит для ребенка прежде всего особым средством развития его мышления. Во всяком случае его призвание именно таково. В этом был убежден еще философ-диалектик и профессиональный педагог, ректор гимназий в Нюрнберге и Иене Георг Вильгельм Фридрих Гегель, заметивший, что освоение грамматики, по сути, является первоначальным изучением философии. То же имел в виду и выдающийся психолог Даниил Борисович Эльконин, когда жестко настаивал (а педагоги массе его не понимали!): учиться писать надо не с письма под диктовку, а со свободного письменного сочинения. Ребенок еще ничего толком не умеет и, вероятно, наделает массу ошибок. Но у него с самого начала будет выработана установка на то, что письмо - это не сцепление зазубренных значков, а развернутое выражение твоей мысли в тексте.
Словом, ни о каком полноценном овладении языком без развития способности мыслить, за которой всегда стоит способность общаться с тебе подобными, мечтать не приходится.
Первотолчок к уразумению этого обстоятельства дала мне на практике замечательный педагог и человек Евгения Петровна Беркова.
