В октябре 2023 года в Ереване проходила конференция «Психическое здоровье личности. Языки психиатрии и психологии», которую организовал Армянский государственный университет имени Х. Абовяна. Одним из главных участников конференции был доктор психологических наук, профессор МГУ, академик РАО Александр Асмолов. Мы решили опубликовать его доклад целиком, так как считаем, что в некоторых случаях прямую речь нельзя заменить её пересказом.



«Дорогие мои коллеги!

С самого начала моего выступления, хочу обратить ваше внимание на то, что сама наша конференция относится к разряду событий, которые могут быть обозначены как «обыкновенное чудо». Когда мир вокруг разрывают трагические конфликты и кризисы, находящиеся за рамками идеала рациональности, когда между отдельными людьми, народами и странами в буквальном и символическом смысле слова выстраиваются границы, препятствующие пониманию друг друга, мы встретились на Земле Армении движимые мотивом найти общий язык между двумя столь различными направлениями познания человека как психология и психиатрия. Я обозначаю этот мотив нашей встречи на самом старте предстоящих выступлений и дискуссий, изначально придерживаясь тезиса Льва Выготского о том, что понимание мысли собеседника без знания мотивов собеседника есть неполное понимание.

Наша конференция исходно парадоксальна. Каждый из собравшихся на конференции, повторю ее емкое название: «Психическое здоровье личности: языки психиатрии и психологии», отдает себе отчет в том, что не существует общего языка понимания не только внутри семантических пространств психиатрии, психотерапии и психологии, но и, тем более, между этими профессиональными цехами.

И психологи, и психотерапевты, и психиатры исторически разделены границами различных конкурирующих за свое место под солнцем научных школ, специализаций и практик. И психологи, и психотерапевты, и психиатры век за веком страстно обсуждают перманентно сотрясающие их кризисы.

И в ХХI веке кризисы в этих областях познания и практики, неосторожно обмолвлюсь, все нарастают. И во всей этой ситуации мы ставим наглый вопрос: могут ли психологии, психотерапевты и психиатры найти языки понимания друг друга?

В поисках одного из вариантов ответа на этот вопрос, могу занять позицию эволюционного оптимиста и ответить: «Могут!» Для того, чтобы убедиться в этом, кратко упомяну такие индивидуальные кейсы как жизненные истории, индивидуальные биографии наших учителей, с голосами которых мы при всем спорном отношении к каждому из них мы не можем не считаться. Кем был Зигмунд Фрейд? Врачом, психиатром, неврологом, философом, антропологом, теоретиком, практиком… ряд можно было бы продолжить. И все эти профессиональные Я в ходе жизненного пути Зигмунда Фрейда спорили друг с другом, понимали и опровергали друг друга, но при этом существовали в персоногенезе одной уникальной личности. А кем был Мишель Фуко, без цикла исследований которого немыслимо на мой взгляд, обрести культуру мышления в археологии, в психологии, в психотерапии и в психиатрии. Напомню лишь, что Фуко в самом начале своего профессионального пути искал себя в области психологии, разочаровавшись в которой, он стал опробовать себя в иных профессиональных ипостасях. Биография Льва Выготского не умещается в рамках филологии, психологии и дефектологии. Кем был один из моих учителей - Александр Романович Лурия? Психоаналитиком, психологом, нейропсихологом, нейролингвистом… И тем, и другим, и всем вместе, словно символизируя своей жизнью идеи полифонии сознания Михаила Бахтина. Думаю, что все эти жизнеописания явственно свидетельствует, что между психотерапией, психологией и другими сферами человекознания возможен конструктивной диалог даже в пространстве жизни одного человека. Возможен, при том условии, если эта личность, пренебрегая предостережениями Козьмы Пруткова, решается «объять необъятное».

Поэтому вопреки скептикам и носителям здравого смысла предполагаю, что наша попытка поиска понимания друг друга, рефлексии различных языков друг друга имеет шанс на успех.

Далее, поделюсь краткой характеристикой того стиля мышления, который для меня близок и органичен.

Этот стиль известным российским историком культуры, филологам, фольклористам Елеазаром Мелетинским был обозначен как мифопоэтический стиль мышления. На ценность метафоры как культурного средства трансляции смысла указывает и исследователь нарративов в гуманитарном познании историк Франклин Анкерсмит в своем произведении «История и тропология: взлет и падение метафоры» (2009). Не принижая эвристичности рационального стиля мышления, доминирующего в точных науках и науках о жизни, я исхожу из представлений, что присущий этому стилю мышления позитивизм затрудняет наведение мостов между так называемыми «нечеткими» слабо поддающимися жесткой алгоритмизации сферами познания. В своем выступлении я попытаюсь поставить некоторые вопросы, выделить риски, приводящие к барьерам непонимания между психологией и психиатрией, а также те смысловые точки опоры, которые, кто знает, вдруг окажутся эвристичными для преодоления границ, затрудняющих возможности расслышать друг друга.

Прежде всего обращусь к интерпретации ряда символов, которые влияют на путаный поток сознания в моем выступлении: Вавилонская башня, Ноев ковчег и Теорема о неполноте немецкого математика и логика Курта Геделя.

Начну с краткого описания эффекта Вавилонской башни, символ которой, как показывает Наталья Автономова, в своей уже ставшей классикой монографии «Познание и перевод. Очерки философии языка» (2008), является как бы приоткрывающим различные степени свободы интерпретации проективным тестом, подобным тесту «чернильных пятен» Роршиха. Приведу вслед за Натальей Автономовой фрагмент из библейского повествования о строительстве Вавилонской башни: «На всей земле был один язык и одно наречие… И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот один народ, и один у всех язык; и вот, что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать Сойдем же, и смешаем их языки так, чтобы один не понимал речь другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город. Посему дано ему имя Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей Земли и оттуда рассеял их Господь по всей Земле… (Бытие, 11,1-9; цитируется по Н.С. Автономовой, 2008, стр.5).

Среди разных интерпретаций библейского описания эффекта вавилонской башни для нас особенно ценно интерпретация классика феноменологической герменевтики Поля Рикёра. Обращусь к видению смысла толкования эффекта Вавилонской башни, которое вслед за Рикёром, описывает Н.С.Автономова: «После Вавилона повзрослевший человек вынужден взять в свои руки ситуацию многоязычия, разделяющего людей…

Конечно, работа перевода не легче, чем строительство башни… Она связана с рисками и отвагой, преодолевающей страх перед Чужими, перед непереводимым…

Встречая в этой работе перевода Другого, человек только и может строить себя» (Н.С. Автономова, 2008, стр.6). Эти строки помогают, на мой взгляд, приоткрыть еще один историко-эволюционный смысл символа строительства Вавилонской башни – смысл продуктивного культурного действия, демонстрирующего ценность существования разнообразия, в данном случае многоязычия, для осуществления того или иного общего дела, сплачивающего людей друг с другом. Для нас с вами таким общем делом является строительство и психологического здоровья человека, и, вспомним одного из основателей гуманистической психологии Абрахама Маслоу, построение психологического здоровья общества.

Но мы с Вами не в Вавилоне, а в Ереване. Поэтому грех не вспомнить работу Ноя на горе Арарат, как еще один символ поддержки разнообразия не только в мире людей, но и поддержки биоразнообразия в природе. Не случайно Ноев Ковчег нередко упоминается как один из ярких культурных образцов толерантности, мультикультурализма, а также взаимопомощи людей и животных как драйвера эволюции, о которой идет речь в концепции симбиотической эволюции Петра Алексеевича Кропоткина. Подчеркнем, что толерантность в историко-эволюционном контексте понимается нами как норма поддержки разнообразия, способствующая сосуществованию и развитию сложных систем, а ксенофобия как норма погашения разнообразия, ведущая к разным формам регрессивного развития (см. напр. об этом: А.Г. Асмолов/ «Психология личности: культурно-историческое понимание человека», 2007). Именно повествование о Ноевом Ковчеге в книге Бытия, на котором Ной спасает и свою семью, и различных животных являет собой описание еще одного образца культурных действий по поддержке разнообразия, свидетельствующих о возможности человечества спасти не только людей, но и животных в ситуации Катастрофы. Противоречие, конфликты, непонимание остаются за бортом, когда человечество сталкивается с той или иной природной или социальной катастрофой.

За обоими описанными выше культурными действиями имплицитно проступает мысль о том, что различие, несоизмеримость языков, требует работы перевода. Ну а перевод, вновь обращусь к исследованиям Натальи Автономовой, «…всегда предполагает пересечение границ – но не только языковых…, но также культурных, социальных, исторических…» (Н.С. Автономова 2008, с.15).
Сказанное относится не только к феноменам культуры, но и к интеллектуальной истории точных наук. Можно ли построить непротиворечивую систему доказательств, оставаясь только в рамках той или иной точной науки, в том числе и такой царице наук как математика.

В поисках ответа на этот вопрос обратимся еще к одной символической фигуре – к немецкому логику и математику Курту Геделю. О судьбе такой загадочной фигуре в истории науки как Курт Гедель написано немало работ. Пожалуй, одной из лучших работ, посвященной роли Курта Геделя в создании точной науки, является монография Карла Зигмунда «Точное мышление в безумные времена: венский кружок и крестовый поход за основаниями науки» (2021). В Венский кружок входили такие культовые фигуры как Людвиг Витгенштейн, Рудольф Карнап, Алан Тьюринг и …Курт Гедель. Лидеры Венского кружка были непримиримыми оппонентами таких туманных наук…как социология и психология. Кредо Венского кружка, ставшего центром логического эмпиризма, - «В науке нет никаких глубин»; давало основание причислять представителей гуманитарных наук к разработчикам «мнимых проблем». Но именно из этого кружка вышли и Алан Тьюринг, создававший знамений Тест Тьюринга метод исследования искусственного интеллекта, претендующий на определение четких границ между разумом человека и разумом вычислительной машины, и … Курт Гедель.

Судьба Курта Геделя интересна для нас не только тем, что она является одним из доказательств того факта, что гениальность и безумие совместимы, но и того, что так называемые «Ненормальные» (см. Мишель Фуко «Ненормальные», 2004) способны генерировать «нормы» в самых разных областях познания. Вот что пишет о жизни Курта Геделя Яакко Хинтикка: «…вся его собственная жизнь напоминала название одной книги по теории игр, а именно ''Парадоксы рациональности''. Гедель верил в идеал рациональности, в том числе за пределами логики и философии, но его собственная личная жизнь поражала абсурдной иррациональностью» (Яакко Хинтикка о Геделе 2014, стр.7).
Теорема неполноты Геделя гласит: Нельзя выявить полноту и непротиворечивость формальной системы исходя из аксиоматики самой этой системы. Для этого необходимо выйти за пределы исследуемой системы.

Из этой теоремы Геделя вытекает принципиальная ограниченность аксиоматических доказательств, из которых исходит не только математика, но и другие области точного знания, ориентирующиеся на «идеал рациональности» (см. об этой М.К. Мамардашвили «Классические и неклассические идеалы рациональности» М.: 1994). В исследованиях Э. Нагеля и Дж. Ньюмана также подчеркивается важное для нас следствие из теоремы неполноты Геделя: «Самым существенным…является то, что абстрактная структура отношений, выполняемых для предметов какой-либо области, может быть изучена с помощью отношений, имеющих место между ''предметами'' (как правило, другой природы, чем «предметы исходной области»), принадлежащими совсем другой области». (Э. Нагель, Дж. Ньюман, Теорема Геделя 2010, стр. 74).

Тем самым, применительно к предметам такой природы как сознание, личность, бессознательное, необходимо для их понимания выйти за границы различных исследующих дисциплин и найти такую систему отношений, которая порождает обозначенные выше предметы исследования методологии психологии, на наш взгляд, особыми проекциями теоремы о неполноте Геделя являются, например, положения о том, что для исследования разных проявлений психического - сознание, личности, бессознательного – необходимо выйти за границы рациональности и рассмотреть порождение этих феноменов в процессе эволюции сложных динамических систем. (см. об этом: А.Г. Асмолов «По ту сторону сознания: методологические проблемы неклассической психологии (2002); А.Г. Асмолов, Е.Д. Шехтер, А.М. Черноризов. «Антропологический поворот: восхождение к сложности» (в монографии: «Человек как открытая целостность», Новосибирск, Академиздат, 2022, с. 33–53)».

Электронная газета «Вести образования»

---

На развитие сайта
​