В каком смысле лишение аккредитации, которому подверглась накануне нового года московская школа №874, может считаться происшествием чрезвычайным? То, что таких карательных санкций в системе образования до сих пор не было, само по себе еще не повод изумляться происшедшим. Могут сказать: до сих пор у нашей власти руки не доходили до основательной поверки школьных знаний. Теперь вот дошли.

С учетом того, что устрашающая акция на самом деле не предполагает единомоментных резких перемен – школа продолжает существовать (ее объединили с другой, сильной); пока уволен лишь директор, работа с кадрами будет постепенной, и всем школьникам безусловно дадут доучиться – на первый план выходят вопросы общего порядка, из разряда «Что же с нами происходит?»

Все-таки, деградирует у нас образование, или как? Кто больше деградировал за последние годы: ученики или учителя? Принесло ли повышение учительской зарплаты реальное повышение какой-то результативности, или этого еще рано ждать? Возможно ли было такое, например, в брежневские времена, которые столь значительная часть нашего народа считают «золотыми»? Куда мы, в конце концов, идем-то?

Мнения экспертов, с которыми связался корреспондент «Росбалта», различаются очень существенно. Уполномоченный по правам ребенка в Москве и педагог с большим стажем Евгений Бунимович считает, что случившееся надо расценивать не как свидетельство, что раньше было лучше, а как результат в кои-то веки случившейся честной проверки, доведенной до логического конца.

«В лучшие брежневские годы этого произойти не могло, потому что в СССР никогда не делались честные срезы знаний, — отметил Бунимович. – Поэтому когда говорят, что наша школа была лучшая в мире, я не берусь давать оценок, потому что никогда никто не делал реальных срезов нашего образования.  На тогдашних госэкзаменах по всему СССР практически не было двоек. Можно ли поверить, что на государственном экзамене по математике в стране — ни одной двойки? Это типовая ситуация той эпохи, когда все показатели были такие, как надо».

Элементы этой системы сохраняются и сегодня. Как напомнил собеседник агентства, когда шли первые эксперименты по ЕГЭ, в двух соседних областях результаты отличались очень сильно. И говорило это не о том, что в одной области хорошо учат, а в другой плохо, — а о том, что там просто разные руководители. И в одной — сравнительно честные результаты, а в другой – работали по старинке, когда не должно было быть ни одной двойки. В последнее время, по свидетельству Бунимовича, в этом вопросе начинает утверждаться справедливость: Рособрнадзор «вроде бы стал наказывать не тех, у кого низкие результаты, а тех, у кого они аномально высокие».

Что касается сегодняшней ситуации в Москве, то, по мнению уполномоченного по правам ребенка, дети имеют право на качественное образование, да и с учителей, при нынешней, уже не низкой зарплате, можно и спрашивать как следует. Проверки, кстати, проводились и раньше, в том числе и относительно честные – но потом, как правило, «давали полгода на исправление, потом результаты становились чуть лучше – на 5%, и шумного закрытия не происходило, хотя от директора бывало, что избавлялись – по-тихому».

Но Евгений Бунимович вовсе не предлагает успокаиваться, — он отмечает, что деградация школы идет, только судить об этом процессе надо не по результатам начальственных ревизий отдельных школ – а, скажем, по хронике масштабного международного исследования PISA. «Вот там 15-летние школьники России по чтению и пониманию текста оказываются на 41-м месте из 65 стран, а по математике, которой мы так гордимся – на 38-м, — рассказал Бунимович. — Были ли они когда-нибудь на первых местах? Честно говоря, никогда не были. Но то, что результаты были получше 10 лет назад – это точно. Были где-то 25-е места, а теперь 38-е». В связи с этим, уполномоченный по правам ребенка напоминает, что «из всех вложений в образование, единственно эффективными являются вложения в учителей».

Научный руководитель Института проблем образовательной политики «Эврика» Александр Адамский также против апелляций к тихим советским временам. «Я работал в школе и в 70-х годах, и могу вам сказать, что были школы, в которых просто не учили, — поведал опытный педагог — То, что школы разные, не зависит от политического строя и т.д. А плач Ярославны, что советское образование было лучшим в мире – это вранье. Система была другая: можно было точно подготовиться к тому алгоритму успеха, который был в замкнутом советском строе. Система изменилась, этот алгоритм исчез, и задачи школы очень сильно осложнились».         

Сегодняшняя Москва, по оценке Адамского – «это город образовательных контрастов». «Есть блестящие школы, но система управления и финансирования была построена таким образом, что при наличии замечательных школ, возникали школы, где детей практически не учили, — подчеркнул собеседник агентства. —  Просто была такая игра: мы делаем вид, что мы вас финансируем, а вы делаете вид, что вы учите. Мне кажется, что идет довольно положительный процесс отрезвления. Во что он может вылиться – интересный вопрос, мы все ждем ответа с азартным интересом. Этот старт может привести к тому, что начнут обращать внимание не только на элитные школы, правила будут единые для всех».

С другой стороны, директор Института глобализации и социальных движений (ИГСО) Борис Кагарлицкий все же полагает, что в стране «уже 15 лет идет последовательное разрушение образовательной системы, и, прежде всего, в области методики».

«Схема подготовки к ЕГЭ предполагает разрыв отношений между учеником и учителем, — отметил эксперт. — Сейчас еще учитель подтягивает ученика, одновременно оценивая его и свою работу. Все дисциплины увязаны в единую программу. Задача учителя  не в том, чтобы вы все знания в полном объеме усвоили, а чтобы дать вам цельную картину мира. Ведь геометрия – не только наука о фигурах на плоскости, но и школа логики».

«Однако сейчас нам предлагают совсем другую систему: предметы не увязаны в единый курс, целостной системы знаний все меньше и меньше, — продолжал Кагарлицкий — Разрывается связь между учителем и учеником, система строится на сугубо формальном контроле. Но этот ряд формальных критериев не является системой знаний. Начиная с 9-го класса, школа начинает не давать знания, а натаскивать на задания ЕГЭ. А коррупция с ЕГЭ чудовищная – в Москве этого еще поменьше, чем в провинции. У ученика теряется всякая заинтересованность во взаимодействии с учителем. Даже коррупционные схемы оказались разъединены с образовательным процессом».

Результаты, как водится, налицо. «Я в полном ужасе, — поведал Кагарлицкий. — Студенты философского факультета МГУ не умеют нормально читать: они сбиваются, заикаются».

Перспективу при таком развитии, по мнению Бориса Кагарлицкого, «достаточно четко определила власть: надо сокращать количество людей, которые получают высшее образование, а по цепочке – и среднее». «Олигарх Михаил Прохоров же сказал, и президент Медведев не стал спорить, что у нас всего 10%  населения получает только низшее образование, а высшее – чуть ли не 80%, — отметил эксперт. —  А нужно, как сказал Прохоров, ровно наоборот.

«Они по-своему правы, — заключил директор ИГСО, — ибо тот тип экономики, который мы создали, не нуждается в таком количестве образованных людей. Мы получаем «тунисскую ситуацию», когда массе образованных людей остается торговать помидорами. И потом они будут несчастными. Та часть нашей власти, которая образовательную политику проводит, по-своему очень четко ориентирована на предотвращение тунисского сценария. Чтобы те, кто торгует помидорами, были бы малограмотными. Кстати, тогда и без гастарбайтеров сможем обойтись». 

Леонид Смирнов

www.rosbalt.ru

. . .В таком случае власти надо честно признать: ориентир России - тунисская перспектива, а, скажем, не японская (включающая переход на всеобщее высшее образование). Признать и забыть всю эту риторику про модернизацию и инновационный путь развития.

Владимир Кудрявцев