Авторизация

Сайт Владимира Кудрявцева

Возьми себя в руки и сотвори чудо!
 
{speedbar}

С.Е.Эрлих. Война мифов: Историческая память и русское будущее

  • Закладки: 
  • Просмотров: 1 520
  •  
    • 0

Историю принято противопоставлять мифу и мифологии. Но историческая память может стать инструментом (и формой) мифологизации истории. Как и инструментом проектирования мифологизированного будущего. С этим трудно спорить. Сомнительна редукция исторической памяти к "мифоистории", по крайней мере, к одной из своих форм.


Владимир Кудрявцев


 


Автор: Сергей Ефроимович Эрлих  - молдавский и российский историк, издатель, публицист.


Впервые опубликовано: Информационно-политический портал AVA.MD. 2011 25 октября. URL: http://ava.md/projects/history/013189-sergei-erlih-istoricheskaya-pamyat-i-russkoe-budushee-glava-iz-knigi-voina-mifov.html 


Аннотация: Черно-белая однозначность исторической памяти обусловлена тем, что в ее основании лежит мифологема битвы «добра» со «злом», так называемый «основной миф» — поединок божественного героя с демоническим противником.
 


Ключевые слова: миф, историческая память, декабристы, Герцен А.И., Ленин В.И., Путин В.В., Ходорковский М.Б.


 1. Mythistory, или как сделана историческая память 


Общепринятые представления о прошлом по недоразумению именуют исторической памятью.


 В безосновательности подобного именования легко удостовериться, если вспомнить, что историческая наука стремится без гнева и пристрастия нанизать на причинно-следственные нити времени все события без исключения. В отличие от истории-энциклопедии, историческая память — это хрестоматия, избранные деяния предков, разнесенные на полюса греха и святости религиозного пространства. По мнению ведущего религиоведа XX в. Мирчи Элиаде, хранение в общественном сознании священных образцов поведения — основная задача мифологии. Таким образом, историческая память — это mythistory, прошлое, увиденное глазами мифа. 


Черно-белая однозначность исторической памяти обусловлена тем, что в ее основании лежит мифологема битвы «добра» со «злом», так называемый «основной миф» — поединок божественного героя с демоническим противником.


Бой не на живот, а на смерть между Иваном-царевичем и Змеем Горынычем запечатлен в нашей памяти в качестве самого яркого сказочного образа. Основоположник структурной филологии В.Я. Пропп доказал, что все русские сказки имеют единый порядок сюжетных ходов. Позже выяснилось, что по этой формуле устроены волшебные сказки всех времен и народов. Каким образом объясняется это неслыханное сходство во всем остальном разительно отличающихся культур?


Один из самых авторитетных религиоведов современности Вальтер Буркерт считает, что происхождение данного феномена выходит за рамки культуры. По его мнению, сюжетное тождество сказок народов мира вызвано тем, что в них воспроизводятся биологические программы пищевого и сексуального поведения. Так поведение крысы, направляющейся из своей норы на поиски пропитания и возвращающейся с тяжелой добычей назад, подвергая себя по этой причине серьезным опасностям, полностью укладывается в алгоритм волшебной сказки.


С этой точки зрения исключительное внимание, отводимое бою за добычу (в том числе и за красну девицу) с могучим противником, превращение его в апофеоз повествования — это искажение средствами культуры генетически унаследованного порядка действий. Вспомните, как в детстве у вас наступал «катарсис» — радостное расслабление, в момент, когда в сказке говорилось о победе героя над чудовищем. Но после того как возникала уверенность, что возвращение героя с добычей домой — это ничем не омрачаемый хэппиэнд, оказывалось, что сказке еще далеко не конец и добру молодцу предстоит преодолеть не одно опасное препятствие.


«Основной миф» — это волшебная сказка, от которой отсекли все лишнее. Лишнее с чьей точки зрения? На этот вопрос легко ответить, обратив внимание на разные установки двух феноменов. Очевидно, что задача мифа заключается в воспитании решимости вступить в бой за добычу, а сказки – умения вернуться с добычей домой. Тем самым сказка отражает интересы индивида, а «основной миф» – вида, в действительности интересы народных вождей. По этой причине «заветные» сказки тайком передаются самим народом, а миф ему навязывается вождями в качестве божественной воли: «Мы должны делать то, что совершали боги в начале времен» (Шатапатха-брахмана).


«Основной миф» – это идеологическая уловка, при помощи которой господствующий слой овладевает массами. Она состоит в том, что в процессе сокращенного перевода биологической программы на язык культуры производится скрытая подмена исходного смысла выживания индивида. Готовность жертвовать жизнью за «отечество», т.е. в буквальном значении этого древнерусского юридического термина, за наследственные владения батюшки-царя, выдается за выражение глубинных чаяний народных масс.


Прямая связь мифа с биологией объясняет его преимущество в споре с доводами «чистого разума» — продукта исключительно верхних отделов головного мозга. Миф же начинается из подвала гипоталамуса — одной из наиболее древних частей мозга, ответственной за сексуальное и пищевое поведение, пронизывая оттуда все вышележащие слои нашей психики. Неслучайно в самых ранних вариантах «основного мифа» битва ведется либо за женщину, либо за стадо коров. Благодаря своей укорененности в физиологии мотив священной битвы с демоническим противником обладает «архетипической» и потому огромной силой воздействия: «Тот, кто говорит архетипами, говорит тысячей голосов» (К.-Г. Юнг).


Даже в тех случаях, когда «основной миф» обращается к прошлому, он является программой — политикой, устремленной в будущее.


Историческая память ни в коем случае не является суммой мифов. Это всегда один и тот же «основной миф». Историческая память — неизменная алгебраическая формула, в которой «X» героя и«Y» его противника принимают разнообразные имена участников преходящих событий. От смены значений отношение непримиримой битвы не на жизнь, а на смерть не меняется. Можно сказать, что отношение элементов формы являются истинным содержанием мифа.


Исходный «X» всех времен и народов — это небесный громовержец, а «Y» его пресмыкающийся противник — змей, дракон и прочие гады. В различных культурах этот вечный конфликт священного верха и дьявольского низа получил различные воплощения.


Для христианских народов, и Россия тут не является исключением, «основной миф» воплотился в поединке святого рыцаря Георгия Победоносца с драконом. В нашей стране этот образ со времен московских князей актуализирован в главном символе власти — государственном гербе. Поэтому русский правитель (князь, царь, император, генеральный секретарь, президент) — это всегда святой рыцарь, который борется со змием внешних врагов и внутренней измены.


Миф власти долгое время лишал ее противников символической опоры в общественном сознании. Единственным средством обрести благородный рыцарский образ и, тем самым, получить массовую поддержку было самозванчество Лжедмитриев и Емельяна Пугачева, выступавшего под именем Петра III против своей «супруги» Екатерины II. Иван Болотников и Степан Разин представлялись воеводами «воскресших» царевичей, соответственно Дмитрия и Алексея. Даже декабристы, проникнутые новомодными идеями, были вынуждены выводить солдат на площадь под предлогом сохранения присяги «законному» императору Константину, т.е. применять традиционный прием самозванцев.


Контр-миф власти, т.е. миф оппозиции, борющейся за власть, создан гениальным мифотворцем Александром Герценом. Он раз и навсегда избавил мятежников от необходимости привлекать народ обманными утверждениями, что они действуют от имени истинного царя. Издатель «Полярной звезды» поступил с гениальной простотой — он перевернул мифологические образы. Императору Николаю I приписал чудовищные свойства. Его противников-декабристов представил в виде святых рыцарей, «богатырей, кованных из чистой стали». Благодаря данному символическому перевороту древняя конструкция «основного мифа» заработала на новый мятежный лад.


Герцен не только лишил власть монополии змееборчества. Он добавил к этому языческому, по сути, ритуалу жертвоприношения врага, дополнительный смысл христианского самопожертвования. Декабристы не потерпели поражение в борьбе с драконом самодержавия, но, выйдя «сознательно на явную гибель, чтобы разбудить к новой жизни молодое поколение», добровольно принесли себя в жертву. Отчаянное выступление героев 14 декабря, неправедный суд над ними и жестокая казнь представляются в герценовском мифе как новое воплощение страстей Христовых, искупительная жертва за грехи образованного слоя перед народом. Декабристы не только святые рыцари, но еще и христианские мученики. Соединив взаимоисключающие мифологемы языческого жертвоприношения (убийства старого царя) и христианского самопожертвования Герцен придал мифу оппозиции не только смысловую глубину внутреннего противоречия, но и практическую эластичность. В ситуациях «революционного подъема» на первый план выдвигалась змееборческая ипостась. В «годы реакции» миф оборачивался своей христианской стороной святых страстотерпцев-мучеников.


На примере декабристов мы видим, сколь бездонной может быть пропасть между историческим и мифологическим взглядами на одно и то же событие. Мятежи в Петербурге и под Киевом, подавленные в одночасье, не произвели с точки зрения реальной политики никаких значимых последствий: «Зима железная дохнула// — И не осталось и следов» (Ф.И. Тютчев). Не случайно в обширной западной славистике почти все немногочисленные исследования декабристской темы принадлежат выходцам из России. Зарубежные специалисты, не подвергнутые облучению нашей исторической памятью, не находят ничего выдающегося в неудачливых заговорщиках. В то же время русские авторы до сих пор не могут освободиться от чар герценовских мифотехнологий: «И пишут, пишут историю этой буффонады. И мемуары, и всякие павлиньи перья» (В.В. Розанов).


Разбуженная Герценом память о декабристах стала «основным мифом» народившегося в пореформенной России слоя критически мыслящих личностей, который с легкой руки П.Д. Боборыкина стал именоваться «интеллигенцией». С тех пор декабристы выполняют роль метафоры мятежа, являются контр-мифом власти. Надо понимать, что это не локальный миф — частное значение «X» в змееборческом уравнении. Декабристы — это коллективная мифологическая персона, архетипический змееборец оппозиции. Также как в мифе власти за преходящими образами правителей просвечивает неизменный святой рыцарь Георгий, в контр-мифе за народниками, большевиками, диссидентами, несогласными вечно будут стоять святые рыцари-декабристы.


Тотальность мифа власти приводит к тому, что христианский образ Георгия Победоносца распространяется не только на первых князей-язычников, но и на советских правителей-атеистов. Отсылки к конной фигуре святого рыцаря возникали и в связи с обращенными из членов КПСС в истинную веру вождями новой России: Ельциным на танке, Путиным за штурвалом истребителя. Жалкая роль «местоблюстителя», заранее отведенная Медведеву, выразилось и в том, что для него в общественном сознании «георгиевских» ассоциаций не нашлось.


Наряду с верховными правителями демократической России один из важнейших новорусских удельных князей – Юрий Михайлович Лужков – также высовывал свой лик из под брони святого тезки. В десятилетия лужковского кормления в городе святого рыцаря изображения победоносного Юрия-Георгия получили даже монументальное воплощение – не только на Поклонной горе, но и на Манежной площади, у Ленинградского вокзала. Все публичное пространство столицы было нашпиговано сценами «основного мифа» в виде изображений на флагах, плакатах, растяжках, настенных панно и т.д. Храм святого Георгия на Поклонной горе стал местом освящения самого Лужкова. Именно там 6 мая 2005 года Юрий Михайлович отметил, как сообщалось в прессе, «день своего небесного покровителя» святого великомученика Георгия Победоносца[1]. Апофеозом празднования стало награждение именинника орденом Дмитрия Донского, произведенное патриархом Алексием II. В тот же день в 2009 году новый патриарх – Кирилл на том же месте торжественно поздравил московского градоначальника с днем ангела и «в благословение на дальнейший труды подарил ему икону Спасителя»[2]. День 6 мая стал, таким образом, днем перевоплощения Юрия в Георгия.


Миф декабристов в качестве контр-мифа власти также проецируется на всю глубину исторической памяти. В такой оптике не только мятежные наследники «первого поколения», но и средневековые оппоненты самодержавной власти: князь Андрей Курбский и митрополит Филипп Колычев, церковный реформатор Нил Сорский и религиозный консерватор протопоп Аввакум приобретают черты мифологических декабристов.


Формула исторической памяти России образована из непримиримого конфликта мифа власти и мифа декабристов, каждый из которых является контр-мифом своего конкурента. Именно благодаря мифологическому клинчу (и власть и интеллигенция видят друг в друге сатанинских чудовищ) сотрудничество власти и общества в нашей стране чрезвычайно затруднено. Исходы мифологического противоборства напрямую сказываются на поворотах русской истории. Поэтому историческая память является одним из важнейших фронтов идеологической битвы за русское будущее. Заглянув по обе стороны мифического фронта, мы получим важный материал для диагностирования душевного здоровья русского народа.


2. Декабристский миф в эпоху информационной цивилизации


Миф декабристов нацелен на свержение самодержавной власти. Утилитарный до мозга костей дедушка Ленин вспомнил в 1912 году о декабристах, разбудивших Герцена, отнюдь не ради ролевой игры с Инессой Арманд в поручика Анненкова и Полину Гебль. Гениальный борец за власть чувствовал, что подключение к мифологеме «трех поколений» усилит ненависть читателей к правнуку-тезке Николая-вешателя. Не только большевики, вся оппозиция царизму, включая кадетов, воспитывалась на герценовском мифе ненависти к дракону самодержавия.


После 1917 года красные фараоны по обычаю царствующих домов превратили декабристов в священных предков своей родословной. Победители в Гражданской войне усиленно выхолащивали из декабристов подрывное содержание. В сталинской интерпретации они были отнюдь не заговорщиками, мечтавшими «между лафитом и клико» импортировать французские либеральные идеи, а напротив, героями Отечественной войны, движимыми исключительно квасным патриотизмом.


Поскольку советский режим отличался от царского еще меньшей степенью свободы, то оппозиция ему могла осуществляться только в виде заговоров и мятежей. Опытный конспиратор Сталин учел недоработки царской охранки и создал аппарат превентивного уничтожения людей, способных к бунту. Благодаря такой селекции генофонда протестные движения даже в послесталинском СССР свелись почти исключительно к шептанию на кухне.


Но и этот робкий протест не мог осуществляться без опоры на историческую память. С 60-х годов прошлого века герценовская метафора мятежа начала поступательно захватывать сознание интеллигенции. Прикрываясь официальным мифом декабристов — предшественников большевиков, фрондирующие авторы из творческих союзов и Академии наук тиражировали крамолу эзоповым новоязом.


Символично, что семеро смелых, вышедших в 1968 году на Красную площадь в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию, накануне слушали «Петербургский романс» Александра Галича с его повелительным вопрошанием: «Можешь выйти на площадь,// Смеешь выйти на площадь// В тот назначенный час».


И это был не единственный в брежневском безвременьи случай преобразования мифа в протестное действие. Можно полагать, что массовое тиражирование декабристской метафоры силами талантливых писателей, филологов, художников, театральных деятелей и кинематографистов эпохи застоя в немалой степени содействовало тому, что в 1991 году на площадь перед Белым домом посмели выйти десятки тысяч людей.


В девяностые годы декабристский миф эпизодически воскрешался лишь единомышленниками Александра Проханова применительно к тем, кто в 1991 году не отдал приказ о штурме Белого дома, а также к защитникам того же почерневшего в 1993 году от танкового обстрела здания. Даже во многом иллюзорная возможность смены путем выборов местных и центральных властей отодвинула в то время декабристов на периферию общественного сознания.


Утверждение режима полковника госбезопасности закономерно привело к возрождению метафоры мятежа в России начала третьего тысячелетия.


Рейдерский захват НТВ 14 апреля 2001 года, символический захват помещения в приемной администрации президента РФ 14 декабря 2004 года, марши несогласных и другие акции гражданского сопротивления не только вызывали декабристские ассоциации в общественном сознании, но и, по крайней мере, в случае декабристов-лимоновцев, во многом вдохновлялись контр-мифом власти, извлеченным из архива исторической памяти.


Дело М.Б. Ходорковского представляет самый яркий в истории путинской России случай намеренного и последовательного использования имиджа декабриста.


Процесс ЮКОСа в немалой степени можно рассматривать, как борьбу имиджей, т.е. апелляцию к общественному мнению через мифологический образ змееборца. Государство навязывало представления о справедливом царе, который искореняет вороватых змеенышей-бояр. Пиарщики Ходорковского внедряли образ героя-мученика, вступившего в бой со шварцевским Драконом.


Надо признать, что кремлевским политтехнологам не было нужды проявлять чудеса изобретательности: царь — святой воин по определению. Сама должность В.В. Путина помогала формировать его имидж святого борца с хтонической нечистью. Также как торгашеские занятия и еврейское происхождение легко позволяли ассоциировать М.Б. Ходорковского с гадом ползучим. На Арбате в то время можно было увидеть веселые картинки от местных художников, ориентированных на рынок, т.е. на массового потребителя, на которых Путин-Победоносец побивает змия Ходорковского. Этот пример доказывает, что от пропагандистов правительства требовалось всего лишь поддерживать автоматизм народных представлений.


Перед пиарщиками М.Б. Ходорковского стояла трудновыполнимая задача. Им надо было превратить стереотипы общественного сознания. Приписать «драконьи» свойства «царю», а своего клиента одеть в непорочные одежды святого рыцаря. Задача сложная, но как показывает опыт трех русских революций и последней перестройки — решаемая.


Причащение к декабристам позволило поверженному Давиду внедрять свой «контент» в сознание верноподданных торжествующего Голиафа. Для прагматиков подобный имидж представляется нелепым. Ведь декабристы — поигравшие политики. Действительно, в рациональном западном мире поверженные «дворянские революционеры» не приобрели бы статус национальных героев. Но в сознании многих русских людей еще актуальны архаичные представления о тождестве взаимоисключающих состояний. Буквально в логике Оруэлла («Мир — это война», «Свобода — это рабство») «пораженья от победы ты сам не должен отличать». Истинный претендент на корону Царя Иудейского доказывает свое призвание, смиренно принимая терновый венец. Не столь давний опыт гонимого секретаря ЦК КПСС Ельцина показал, что в мученичестве, как в кащеевом яйце, таится харизма народного героя.


Ориентированная на мученичество («Ибо сугубо страдать хочу» — титулярный советник Мармеладов) особенность этнической психологии была взята на вооружение политтехнологами, внедрявшими имидж декабриста Ходорковского. Сближения очевидны: богатый человек, которому было что терять; руководитель неудавшегося восстания против власти; осужден шемякиным судом; сослан в Сибирь, где среди вечной мерзлоты воскресает к святости новой жизни.


Эффективность пиара Ходорковского отмечают как его сторонники, так и противники. Этапирование экс-главы ЮКОСа во глубину сибирских руд почти единогласно расценивается как «пиар-ошибка» властей. Даже те, кто выполняют госзаказ или ненавидят Ходорковского от души, едва произнеся слово «декабрист», против своей воли популяризируют экс-главу ЮКОСа.


Плодотворность метафоры доказывается возникновением многочисленных производных. Ходорковский — «первый декабрист»[3], «новоявленный декабрист»[4], «новый декабрист»[5], «новый русский Ходорковский — декабрист»[6] «неодекабрист»[7], «нью-декабрист»[8], «современный декабрист»[9], «декабрист нашего времени»[10], «декабрист 21 века»[11], «наследник декабристов»[12], «наш декабрист»[13], «национальный герой-декабрист»[14], «декабрист-ссыльнокаторжный»[15], «эрудит-декабрист»[16], «Миша-декабрист»[17]. Появляются пародии, шутки, анекдоты (верный признак популярности) в связи и по поводу «декабристского» пиара Ходорковского: «Товарищ верь — взойдет она, звезда пленительного счастья…. А на обломках самовластья напишут имя МБХ»[18].


Но гораздо выразительнее о мощном пропагандистском эффекте свидетельствуют маргиналии — высказывания, где имя М.Б. Ходорковского сочетается с декабристами на уровне подсознательного воспроизведения медийных клише. Подобному ассоциативному «сбою» подвергся и луженный рупор «Единой России» гламурный писатель Сергей Минаев. Набирая в интернет-поисковике сочетание «декабрист Ходорковский», я с удивлением увидел ссылку на роман из жизни бездуховного офисного планктона. Беседа героев "Духless`a", занимающихся «совместным курением марихуаны», перескакивает с русского народа на декабристов: «Какое, к черту, единение, какие декабристы? Они о жизни простого народа из французской беллетристики того времени узнавали. Декабрист Бестужев в тюрьме учил русский язык, чтобы со следователем общаться». От далекого народу декабриста герои незаметно переходят к обстоятельствам карьеры М.Б. Ходорковскому: «Научился кнопки правильные нажимать, быстро попадать на нужные этажи. И чем все закончилось?» Постепенно герой повествования впадает в наркотическое забытье: «Я думаю про Ходорковского, Бестужева и русский народ». Т.е. мятежные герои и пушкинского и нашего времени одинаково «страшно далеки» от нужд крепостныхкрестьян и рядовых менагеров. Видимо, для достижения успеха автору современной России должно продвигать кремлевский пиар, даже находясь в бессознательном состоянии. Но подсознание коварно. Оно выдает и самых верноподданных. После того как «обкурка вошла в свою финальную фазу», герой увидел в небе президента Российской Федерации в костюме Бэтмена: «Владимир Владимирович Путин <…> летел над страной и закрывал ее своими неестественно огромными перепончатыми каучуковыми крыльями, защищал ее от всех бед, невзгод, козней опальных олигархов, мирового терроризма и понижения цен на нефть» [19]. «Дракона заказывали?» — пиарщики Ходорковского могут получить честно заработанный гонорар. Тем более что Путин, и в самом деле, Дракон. По восточному календарю[20].


Метафора успешно усвоена массовым сознанием благодаря усилиям, как оппозиционных, так и прокремлевских СМИ. Как в знаменитом тесте на стереотипность мышления (Русский поэт? — Пушкин. Домашняя птица? — Курица) слово «декабрист» — все чаще вызывает ассоциацию «Ходорковский» и наоборот: «Мы говорим Ходорковский — подразумеваем декабрист». Независимо от восприятия — сочувственного или возмущенного — этой метафоры, она живет.


В страхе перед призраком «оранжевой революции» с Ходорковским во главе власти целенаправленно пригасили в 2005 году пафос 180-летнего юбилея декабристов[21]. И это может главное доказательство эффективного внедрения метафоры «декабрист Ходорковский».


«Простой народ» — те, кто видят мир через кривое зеркало российского телевидения, а точнее через архетип Георгия Победоносца, поражающего змия, ее не приемлют. Но метафора «декабрист Ходорковский» рассчитана не на них. Ее целевая группа — интеллектуальная элита. Те, кто формируют и пропагандируют образы будущего. В непредсказуемых обстоятельствах, которые создает наша история, шансы на ее срабатывание равны отнюдь не нулю.


3. Кто и почему в современной России не любит декабристов?


Миф власти в приложении к бунтарям-декабристам выступает в качестве контр-мифа. Антидекабристские проекции современного общественного сознания далеко не однородны. Критика ведется с двух трудно совместимых точек зрения.


Первая принадлежит прагматикам, находящимся у власти. Эти люди цинично сочетают методы авторитарного правления и государственного вмешательства в споры хозяйствующих субъектов с формально демократическими «альтернативными» выборами и либеральными по своей социал-дарвинистской сути стратегиями распределения ВВП.


Также цинично их отношение к прошлому и в частности к декабристам. Вполне возможно, что технологи Кремля утирали слезу, глядя на «Звезду пленительного счастья» и даже сочувственно читали «декабристские» романы Тынянова, Эйдельмана, Окуджавы. Они не испытывают никакой такой личной неприязни к потерпевшим от мстительного императора Николая. В их публичном отношении к декабристам, вообще, нет ничего личного — только политический бизнес. Технологи власти понимают, что переместить декабристов в ряды «плохих» героев черно-белой исторической памяти — означает вышибить из под всяческих несогласных очень важную точку символической опоры. Они без излишнего фанатизма занимаются переписыванием истории в пределах, предписанных служебной инструкцией.


Технология декабристского контр-мифа власти исходит из следующих посылок: «Несогласные сравнивают себя декабристами? Согласимся с таким саморазоблачительным признанием. Поведав правду о том, кем были и за что боролись декабристы, мы продемонстрируем истинное лицо нынешних противников режима». Находчивый прием дискредитации политических оппонентов через очернение их символических предков свидетельствует, что технологи власти честно отрабатывают свое жалованье.


Разоблачение декабристского мифа ведется мифологическими же средствами. Согласно мифу власти православный император Николай I противостоял огнедышащему дракону безбожного Запада. В этой борьбе не на жизнь, а на смерть заговорщикам 14 декабря отводится предательская роль Мальчиша-плохиша. За бочку варенья да корзину печенья декабристы готовили удар в спину Православию, Самодержавию, Народности. Но рука Всевышнего и царя, и отечество спасла. Благодаря чему ужасы бессмысленной и беспощадной революции были отсрочены почти на столетие.


В таком мифодизайне декабристы низводятся на жалкую и комичную роль подручных заморского Змея Горыныча. В мифологии шутовского вида помощники основных действующих лиц «основного мифа» именуются трикстерами (англ. trickster—шалун, трюкач), так как сочетают в себе подлость намерений с неловкостью их исполнения. Таким образом, идеологи Кремля используют в отношении декабристов — героев антинаполеоновских войн технологию наполеоновского парадокса: «От великого до смешного — один шаг».


Антидекабристский миф бомбардирует историческую память нации по всем каналам массовой информации. В токшоу крупнейших телевизионных и радио каналов, в публикациях популярных газет, в книгах, написанных никому не известными «историками», но изданных в ведущих издательствах многотысячными тиражами, декабристы обвиняются, прежде всего, в том, что они, как и их современные потомки, «шакалили у иностранных посольств». Приуроченная к 185-летнему юбилею 14 декабря статья «Комсомольской правды» под названием «Восстанием декабристов руководила заграница?» — типичное произведение современного кремлевского декабристоведения[22].


К историческим декабристам можно предъявить множество претензий морального свойства. Но следователи императора Николая не обнаружили, хотя поиски велись, порочащих их связей с зарубежными представителями. Можно, конечно, допустить, что правительству Николая I было невыгодно в тот момент обнародовать факт участия иностранных правительств в заговоре декабристов. Но для того, чтобы сегодня обвинять их в предательстве интересов своей страны презумпция невиновности требует представить документы. Ни в одной из разоблачительных публикаций ни одного документального свидетельства не приводится.


Технологи власти действуют мифологически точно, но бесстрастно. Отсутствие творческой страсти к разрушению герценовского мифа значительно снижает эффект их контрпропагандистской деятельности.


Совершенно по-другому ведут себя публицисты, группирующиеся вокруг СМИ различных православных организаций монархической ориентации. Православные монархисты — бескорыстные романтики изоляционистского авторитарного режима. Нынешнюю власть они одобряют вслух за восстановление державных традиций осажденной крепости и шепотом критикуют за приверженность плотским искушениям гнилого либерального Запада.


В отрицательном отношении к декабристам монархисты опираются на церковную традицию. Поместный Константинопольский собор 842 года постановил ежегодно торжествовать победу православия над ересями, провозглашая особый чин (перечень проклятий). В России византийский чин был пересмотрен в 1766 году, видимо под влиянием мятежа В.Я Мировича (1764), желавшего посадить шлиссельбургского узника Иоанна Антоновича на престол, занятый Екатериной II. В чин было включено одиннадцатое анафематствование (проклятие, отлучение от церкви): «Помышляющим, яко православныя Государи возводятся на престолы не по особливому о них Божию благоволению, и при помазании дарования Святаго Духа к прохождению великого сего звания в них не изливаются: а тако дерзающим противу их на бунт и измену, анафема, трижды»[23].


Так как остальные пункты перечня грозят отлучением от церкви исключительно религиозным диссидентам, то «бунт и измена» против власти с канонической точки зрения означает впадение в ересь. Согласно букве этого церковного закона, его инициатор — Екатерина II и ее внук Александр I вместе с подельниками должны быть преданы анафеме за измену присяге и бунт против законных государей Петра III и Павла I.


Поскольку такового отлучения не последовало можно предположить, что одиннадцатое «анафематствование» осуществляется в симфонии с тезисом римского коллаборациониста апостола Павла: «нет власти не от Бога» (Рим.13:1). Следовательно, «бунт», с точки зрения идеологов православной монархии, — это небогоугодная и потому обреченная на поражение («мятеж не может кончиться удачей…») попытка захвата власти, понимаемая как религиозная ересь.


И в этом смысле декабристы, в отличие, например, от удачливых заговорщиков-цареубийц 1762 и 1801 годов, в независимости от «благости» освободительных целей, заслуживают не только земного суда, но и анафемы. Приняв такую логику, следует согласиться, что и дьявольский большевистский переворот был «попущен» свыше. Тогда все, кто безуспешно восставал против Софьи Власьевны, в том числе и православные священники — тоже еретики. Это отождествление бунта и ереси — безусловный рефлекс тех, кто приравнивает православие к самодержавию.


Отправной точкой контр-мифа в его православно-монархическом измерении является утверждение о мифической природе общеизвестных представлений о декабристах. Стратегическое направление дискредитации идет по линии «христианство — язычество». Ядро интеллигентского мифа заключается в уподоблении самопожертвования декабристов и Христа. Православные публицисты, среди которых не только бесноватые батюшки и по-женски невостребованные журналистки епархиальных ведомостей, но и десятки (!) кандидатов и докторов всевозможных наук, целенаправленно вышибают этот краеугольный камень интеллигентского самосознания. В их интерпретации декабристы не святые герои самопожертвования, а родоначальники кощунственной традиции жертвоприношения священного царя.


Это положение во многом противоречит фактам. Было бы ложью вслед за советской историографией полагать, что мысль о цареубийстве, если и присутствовала у декабристов, то носила едва ли не мимолетный характер второстепенного «элемента»[24]. Но не меньшей ложью является утверждение о том, что декабристы находили примеры такого рода действий исключительно у британских и французских революционеров. Надо быть ослепленным монархическим мифом, чтобы не замечать, что русская история — одно из самых обстоятельных учебных пособий по умерщвлению венценосных особ. Начиная от первых национальных святых — князей Бориса и Глеба, тянется список реальных и потенциальных владетелей русской земли, лишенных жизни самыми зверскими способами.


Для декабристов память о цареубийствах не была преданием старины глубокой. Последний по времени забой помазанника Божия табакеркой, случился уже на памяти старших по возрасту декабристов. Один из убийц императора Павла I — П. В. Голенищев-Кутузов даже поучаствовал в следствии по делу декабристов и в обряде их казни. Так, что в своих цареубийственных планах декабристы явились далеко не первооткрывателями, а наследниками богатой отечественной традиции.


Борьба за историческую память в числе важнейших мер предусматривает влияние на содержание школьных учебников и процесса образования. По мнению истинно православных декабристский миф должен быть удален из школьной программы, дабы не искушать малых сих.


Альтернатива декабристам усматривается в таких «настоящих благородных героях русской истории», как Николай I и «ошельмованный» неблагодарными современниками «контрразведчик» (!) Шервуд[25]. Также предлагается ввести в пантеон национальных героев незаслуженно забытого борца с масонами «деятельного архимандрита» Фотия и других деятелей того времени, именуемых в советских учебниках «мракобесами»[26].


Зеркальный подход — проявляем советский «негатив», получаем положительных героев — серьезная конструктивная ошибка технологов православно-монархического мифа. В герценовском мифе участники тайных обществ, по-человечески во многом несовместимые между собой, пресуществляются в одну мифологическую личность по имени «Декабристы». Противостоять ей в контр-мифе должен не «контрразведчик» и не «деятельный архимандрит». Единственная кандидатура, приемлемая логикой мифа, — это победитель в сражении на Сенатской площади Николай Павлович. Его шансы на победу в мифологическом поединке оцениваются исходя из того, что главная функция любого мифа — предоставлять неведомые прежде сакральные образцы мирского поведения. Миф также не может утвердиться в исторической памяти без героя-родоначальника, жертвой собственной жизни засвидетельствовавшего истинность своего послания.


У мифологических декабристов в этом смысле — все в порядке. Они — родоначальники идейно обусловленного мятежа, нацеленного на достижение общего блага. Для интеллигентов (не только большевиков) они выступают «первым поколением» героических предков, до сих пор предоставляя образцы непокорности и готовности страдать за правое дело. Декабристская виселица доказывает, что слова: «Ах, как славно умрем» (А.И. Одоевский) — были не только словами. Струящуюся кровь Пестеля и его товарищей невозможно смыть детергентом компрометирующих фактов: воровства, трусости, предательства. Итоговое самопожертвование героя-родоначальника искупает все его предыдущие грехи и создает прочный фундамент для мятежных дел потомков.


Контр-мифический оппонент декабристов также должен обладать жертвенными качествами творца нового строя общественной жизни. И в этом смысле у Николая — героя контр-мифа большие проблемы. По природе своей он не был своему пращуру подобен в самом главном. У императора, подморозившего Россию, напрочь отсутствовал преобразовательный порыв, благодаря которому Петр I стал, в том числе для декабристов и для Герцена, мифологическим отцом-основателем европейской империи. В исторической памяти победитель декабристов напрочь увязан с поражением в Крымской войне. Благодаря его государственной мудрости храбрый русский солдат с гладкоствольным ружьем и кремневым затвором не смог противостоять нарезным капсюльным винтовкам неприятеля, почти в четыре раза перекрывавшим дальность русского прицельного огня. При таких заведомо неравных условиях пуля-дура союзников побивала русский штык-молодец.


Никакими мифологическими технологиями этот факт изменить невозможно. Его не перекрыть предшествующими победами «Чингисхана с пушками» (А.И. Герцен) над средневековыми армиями персов и турок, а также над плохо обученными в большинстве своем войсками мятежных поляков и венгров. Помните, как Штирлиц, выходя от группенфюрера, спрашивал таблетку от головной боли? Запоминается не только последняя фраза, но и последнее деяние героя мифа. Нарва не только может, она просто обязана быть в начале славных дел. Но увенчиваться они должны Ништадтским договором, а не Парижским трактатом. Георгий Победоносец мифа власти из Николая не получается. Николаевский самодержавный миф терпит сокрушительное поражение в эрогенной зоне всех правых — символическом военном столкновении с драконом либерального Запада.


Кроме того, николаевскому мифу нечего противопоставить самопожертвованию декабристов. Даже если император не пал жертвой гриппа, а, согласно слухам, отравился, не выдержав позора покоренья Крыма западными державами («Евпатории в легких» по едкому замечанию А.И. Герцена), протянуть ассоциации от его смертного одра к Распятию все равно невозможно. В данном случае скорее возникают сближения с пресловутой осиной, на которой повесился получатель тридцати шекелей. Раскаяние не есть искупление.


Можно предположить, что контр-миф власти в его православно-монархическом изводе не сможет вытеснить декабристский миф русской интеллигенции. Удивительная живучесть герценовского мифа героев-мучеников объясняется не «происками» внешних и внутренних врагов, а вечным «Днем сурка» в политической ситуации имперской, советской и современной России. Мятежные образцы будут востребованы до тех пор, пока российское общество не сможет влиять на власть законными средствами, например, путем выборов.


Этот вывод справедлив с точки зрения плюрализма мнений, свойственного, пусть и со значительными ограничениями, современной Российской Федерации. Стремительно растущая доступность информационных интернет-ресурсов с каждым днем уменьшает монополию государства на формирование картины мира граждан. Технологи власти понимают, что в сложившихся условиях для убеждения публики им необходимо переспорить оппонентов. Таким образом, даже против воли пропагандистов Кремля, в обществе постепенно утверждаются демократические стандарты пусть пока и виртуального политического диалога. В перспективе свободы, которая лучше, чем несвобода, декабристский миф плещется в общественном сознании как рыба в воде.


Но православные монархисты, которых, забывая об опыте аятоллы Хомейни и нынешних революциях-реставрациях в арабском мире, в либеральной среде принято считать ряженными или фриками (англ. freak—человек отличающийся ярким, необычным внешним видом и вызывающим поведением), действуют по иным правилам. Плюрализм СМИ используется ими для утверждения единомыслия. Демонстративно заявляемый идеологами православной монархии отказ от «процесса спора» свидетельствует не только о признании недостаточной силы своих убеждений и слабости публицистического дара. Отводя публичному слову вспомогательную роль теста на «выявление близких по духу людей», публицисты-монархисты доказывают, сколь безразлична им воля народа-богоносца[27]. Их пропаганда в действительности направлена на то, чтобы выделить из аморфной народной массы социально близких «пассионариев», укрепить эту «опричнину» в православно-монархической мессианской вере и подготовить к часу «X» силовых политических действий. Утверждать свой идеал Святой Руси воители веры собираются силами реакционного авангарда, который каждое слово в защиту декабристов будет парировать бейсбольной битой.


Но ведь такие сценарии представляют собой заговор сознательного меньшинства против деморализованного большинства, те самые «бунт и измену», за которые сами православные монархисты предают декабристов анафеме. Не зря говорится, что крайности сходятся.


Рассмотрение нынешнего состояния декабристского мифа и двух вариантов его контр-мифа ставит нас перед неутешительными вопросами: кто представляет реальную альтернативу циникам, находящимся у власти? есть ли у декабриста Ходорковского хоть какие-то шансы превзойти в состязании за приз массовых симпатий грядущего аятоллу Хомейни, вооруженного лозунгами Православия, Самодержавия, Народности? неужели сегодня, как и во времена николаевского камер-юнкера Пушкина «правительство все-таки единственный европеец в России», удерживающий ее от бессмысленного и беспощадного бунта? Русь, куда ж несешься ты?



 




[1] Патриарх наградил Юрия Лужкова «боевым» церковным орденом // Лента.ру. 2005. 6 мая. URL: http://lenta.ru/news/2005/05/06/orden/.




[2] Святейший Патриарх Кирилл совершил Божественную литургию в храме-памятнике на Поклонной горе // Русская православная церковь. Официальный сайт московского патриархата. 2009. 6 мая. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/638407.html.




[3] http://www.khodorkovsky.ru/feedback/presscenter-letters/1453.html




[4] Брёсслер Д. Новоявленный декабрист. Ходорковский позиционирует себя как наследник благородных борцов с царизмом // Sueddeutsche Zeitung. 2005. 14 сентября (http://www.inosmi.ru/translation/222237.html)




[5] Печальная история «Миши-декабриста». 2005. 25 октября   // www.pravaya.ru/dailynews/5371




[6] Новый русский Ходорковский — декабрист: читает книгу и хулиганит (2007. 29 января) // http://sngnews.ru/articles/22/71326.html




[7] http://franchezka.livejournal.com/913.html




[8] http://www.forum-tvs.ru/index.php?showtopic=20122




[9] http://www.regnum.ru/news/533362.html




[10] http://forumy.ru/rtvi/view.php?dat=20060625013533_5




[11] Лепешкова С. Последний  герой //http://www.kritika.nl/last_hero.htm




[12] Минкин А., Воробьев А. Особое мнение (2007. 20 октября) // http://echo.msk.ru/programs/personalno/39433/




[13] Снарский А. О диких степях Забайкалья (2005. 29 октября 2005)  // http://snarskiy.livejournal.com/36765.html




[14] Левая критика Левого поворота-2 (2005. 14 ноября) // http://community.livejournal.com/ru_levo/




[15] Ливен Д. Разбуженный Герцен  // www.c-r-t.ru/komment/040429.shtml




[16] Печальная история «Миши-декабриста» (2005. 25 октября) // www.pravaya.ru/dailynews/5371




[17] Печальная история «Миши-декабриста» (2005. 25 октября) // www.pravaya.ru/dailynews/5371




[18] Сурков Н. Смерть Кощея (2005.  Ноябрь) // http://www.sovest.org/papers/NS2.htm.




[19] Минаев С. Духless: повесть о ненастоящем человеке // http://www.litportal.ru/genre40/author3015/read/page/12/book13979.html




[20] Новопрудский С. Пальцем в небо. Профессиональные пророки погадали на 2002 год // Известия. 2001. 20 декабря (http://main.izvestia.ru/politic/20-12-01/article11761)




[21] См.: Эрлих С.Е. Апельсины на снегу  (2005. 26 декабря) // (http://www.russ.ru/comments/105852184?mode=print&user_session=748d47e8428b334700b7b85ddfe35090)




[22] Кафтан Л. Восстанием декабристов руководила заграница? // Комсомольская правда. 2010. 16 декабря. URL: http://kp.ru/daily/24609.3/778204




[23] Последование в неделю торжества православия // Москва — третий Рим. 2008. 16 марта. URL: http://www.ic-xc-nika.ru/texts/2008/mar/n129.html.




[24] Нечкина М.В. Движение декабристов. Т. II. М.: Издательство АН СССР, 1955.  С.  21.




[25] Лученко К. Елена Чудинова: Декабристы отрицательные герои // Татьянин день. 2009. 14 декабря. URL: http://www.taday.ru/text/261965.html.




[26] Стрижев А. Архимандрит Фотий (Спасский): жизнь для России православной // Благодатный огонь. № 8. б.д. URL: http://www.blagogon.ru/articles/261/.




[27] Лученко К. Елена Чудинова: Декабристы отрицательные герои // Татьянин день. 2009. 14 декабря. URL: http://www.taday.ru/text/261965.html.


www.culturossica.ru


Благодарность за ссылку Андрею Каравашкину .


 


 






На развитие сайта

  • Опубликовал: vtkud
Читайте другие статьи:
Угнанное детство
20-01-2012
Угнанное детство

Про память
04-03-2011
Про память

Цитата недели
16-05-2010
Цитата недели

  • Календарь
  • Архив
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Март 2024 (39)
Февраль 2024 (46)
Январь 2024 (32)
Декабрь 2023 (59)
Ноябрь 2023 (44)
Октябрь 2023 (48)
Наши колумнисты
Андрей Дьяченко Ольга Меркулова Илья Раскин Светлана Седун Александр Суворов
У нас
Облако тегов
  • Реклама
  • Статистика
  • Яндекс.Метрика
Блогосфера
вверх