Предлагаемый вниманию читателя текст – 2 глава дипломной работы необычного автора, которая сделана на кафедре клинической, нейро- и патопсихологии Института психологии им. Л.С. Выготского РГГУ под руководством ее заведующего, моего друга проф. А.Г. Жиляева. Дипломник  Юрий Анатольевич Цветков –  сам завкафедрой менеджмента следственных органов ИПК СК России и кандидат юридических наук. До этого работал судьей одного из московских судов, неоднократно выступал экспертом по юридическим проблемам в СМИ. Как вы, наверное, уже догадываетесь, Юрий Цветков получал второе высшее образование по психологии. Совсем недавно, на 1 курсе мне довелось читать ему общую психологию, и вот уже - диплом. Блестяще защищенный в марте. 

Исследование «Психологические аспекты жизненного проекта шизофренической личности (на примере Велимира Хлебникова)» - далеко не дипломного уровня, что я в качестве рецензента и стремился донести в отзыве (прилагается).

Мне остается еще раз поздравить Андрея Геннадьевича и Юрий Анатольевича с защитой их труда, а нас – с тем, что в нашей науке появился новый исследователь,  оригинальность и яркость мышления которого обязаны исключительно его содержательности.        

В.Т. Кудрявцев 

Ю.А. Цветков

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ЛИЧНОСТНОГО МИРА И ЖИЗНЕННОГО ПРОЕКТА ВЕЛИМИРА ХЛЕБНИКОВА 

§ 1. Вводные замечания 

Привлечение случая Велимира Хлебникова в качестве эмпирического материала нашего исследования обусловлено тремя обстоятельствами. Во-первых, мы имеем более или менее полноценные прижизненные медицинские свидетельства в пользу вывода и шизофреническом типе его психического расстройства, подтверждаемые современными психиатрами. Во-вторых, мы имеем дело с личностью, основным предметом духовной активности которой был поиск «формулы судьбы» - личной и мировой, то есть, в конечном счете, индивидуального и коллективного жизненного проекта. В-третьих, мы имеет дело с одной из самых ярких творческих личностей Серебряного века, оставившей многочисленные артефакты своей духовной активности, которые являются богатейшей эмпирической базой по предмету нашего исследования.

Жизненный и творческий путь Велимира Хлебникова по-пушкински  краток и ярок. Виктор Владимирович (Велимир) Хлебников родился 9 ноября 1885 г. в Молодербетовском улусе Ченрноярского  уезда Астраханской губернии (в настоящее время - село Малые Дербеты Калмыцкой республики) и умер 28 июня 1922 г. в селе Санталово Новгородской губернии, где и был первоначально похоронен, а в 1960 г. его останки были перезахоронены на Новодевичьем кладбище в Москве.

Из своих неполных 38 лет жизни 17 лет он занимался литературной деятельностью, написав около 200 стихотворений, 25 поэм, 7 драматических произведений, более 20 прозаических произведений, множество статей и заметок. В 2000-х гг. издано шеститомное собрание его сочинений. Об огромном влиянии Хлебникова не только на русскую, но и на мировую эстетику свидетельствует хотя бы такой факт, что одной из туристических достопримечательностей Европы считается дом в г.Лейдене (Нидерланды), на фасаде которого написаны его стихи «Когда умирают кони». Библиография работ о Хлебникове насчитывает более 300 источников, из которых более 60 – иностранные.

Помимо творческой деятельности, в которой Хлебников выступает как радикальный новатор русского литературного языка и поэтической формы, основатель русского футуризма (вместо этого термина, введенного в 1909 г. Ф.-Т. Маринетти, Хлебников использовал русифицированный термин «будетлянство»), он также ведет активную и экстравагантную общественную жизнь. Так, 20 декабря 1915 г. в Петрограде на квартире у Бриков, где присутствовал В.В. Маяковский и другие деятели русского авангарда, Хлебников был провозглашен Королем времени Велимиром I. В феврале 1916 г. Хлебников создает «Общество 317 членов» (число 317 становится одним из самых важных в его системе нумерологического бреда. Число это образуется как разность между числом 365 (количество ней в году) и числом 48, которое он считал очень важным, хотя и признавался, что не может объяснить, откуда оно берется). Вскоре общество переименовывается Хлебниковым в Думу Марсиан, к деятельности которой он пытался привлечь Герберта Уэллса и Маринетти, а в 1917 г. – реорганизуется в собрание Председателей Земного Шара, первым среди которых Хлебников провозглашает сам себя.

Третьим видом деятельности, которой активно занимается Хлебников и которую впоследствии стал считать своей главной деятельностью, становятся его наукообразные вычисления, основные результаты которых были опубликованы им в последней книге «Доски судьбы» (1922 г.).

В настоящей части нашего исследования мы предпримем попытку выявить психологические особенности формирования, содержания и реализации жизненного проекта шизофренической личностью на базе эмпирического материала, который представлен:

а) артефактами духовной жизнедеятельности В.Хлебникова (письмами, дневниками, записными книжками, литературными произведениями);

б) свидетельствами и оценками современников В.Хлебникова;

в) биографическими данными.

Условиями формирования полноценного жизненного проекта, как мы указали в предыдущей главе, являются формирование: 1) субъективной модели собственного «я»; 2) представления о «не-я», то есть субъективной модели мира. Самоактуализация, таким обозом, есть не что иное, как развертывание «я» в своем жизненном проекте. Все эти факторы в жизни и деятельности Велимира Хлебникова станут органичным предметом нашего анализа. Таким образом, на базе вышеуказанного эмпирического материала мы рассмотрим следующие аспекты:

а) психическое состояние В.Хлебникова;

б) трансформация образа «я» в документах и творчестве В.Хлебникова;

в) трансформация модели мира в документах и творчестве В.Хлебникова;

г) психологические особенности личности В.Хлебникова в свидетельствах современников;

д) этапы формирования и реализации жизненного проекта В.Хлебниковым по данным его биографии. 

§ 2. Вопрос о психическом состоянии В. Хлебникова 

На протяжении своей непродолжительной жизни Велимир Хлебников неоднократно был пациентом психиатрических клиник. В поле зрения психиатров он попадал не столько для лечения, сколько для решения экспертных вопросов и определения годности к военной службе. 

В 1916 году приват-доцент Петербургской военно-медицинской академии Н.И.Кульбин, который был также художником и активным деятелем футуристического движения, получив письмо от Хлебникова, пришел к выводу, что «состояние психики» Хлебникова «никоим образом не признается врачами нормальным»[i], о чем сообщил командованию воинской части, в которой служил поэт после мобилизации на военную службу в Первой мировой войне. Данное письмо послужило основанием для направления Хлебникова для обследования в психиатрическую больницу в Астрахани, по результатам которого он был отправлен в запасной пехотный полк в Саратове.

Наиболее подробное описание психического состояния В.Хлебникова дано доктором медицинских наук, впоследствии заведующим кафедрой психиатрии Кубанского медицинского института профессором В.Я. Анфимовым, который в 1919 г. наблюдал поэта в Харьковской психиатрической больнице, известной как Сабурова дача, куда тот явился для обследования на предмет пригодности к призыву на военную службу в Деникинскую армию. Воссозданная профессором В.Я. Анфимовым история болезни поэта представляет на сегодняшний день неоценимый интерес. Приводим из нее ряд наиболее характерным выдержек.

«Он происходил из семьи с наследственно-психическим отягощением. В роду были и душевнобольные, и чудаки, и оригиналы», - отмечает профессор. В настоящее время достоверно установлено, что старший брат Хлебникова – Борис скончался в 1908 г. в психиатрической больнице. Поскольку нет точных сведений о выставленном его брату диагнозе, по косвенным данным мы можем предположить, что брат скончался от злокачественной формы шизофрении, возможно, фебрильной, поскольку, как уверяют биографы[ii], отдельные аспекты заболевания старшего брата нашли отражение в написанной В.Хлебниковым годом позже пьесе «Госпожа Ленин», в которой изображено состояние полного распада личности.

«Характерно для него ощущение несвободы своей личности, сомнения в реальности окружающего и ложное истолкование действительности в смысле трансформации внешнего мира и своей личности (Nerio Rajas). От животных исходят, по его мнению, различные, воздействующие на него силы. Он полагал, что в разных местах и в разные периоды жизни он имел какое-то особое, духовное отношение к этим локальным флюидам и к соответствующим местным историческим деятелям. В Ленинграде, например, ему казалось, что „он прикован к Петру Великому и Алексею Толстому”, в другом периоде жизни он чувствовал воздействие Локка и Ньютона. По его ощущению, у него в такие периоды даже менялась его внешность. Он полагал, что прошел „через ряд личностей”».

«Все поведение В. Хлебникова было исполнено противоречий: он или сидел долгое время в своей любимом позе — поперек кровати с согнутыми ногами и опустив голову на колени, или быстро двигался большими шагами по всей комнате, при чем движения его были легки и угловаты. Он или оставался совершенно безразличным ко всему окружающему, застывшим в своей апатии, или внезапно входил во все мелочи жизни своих соседей по палате, и с ласковой простодушной улыбкой старался терпеливо им помочь. Иногда часами оставался в полной бездеятельности, а иногда часами, легко и без помарок, быстро покрывал своим бисерным почерком клочки бумаги, которые скоплялись вокруг него целыми грудами. Вычурный и замкнутый, глубоко погруженный в себя, он ни в какой мере не был заражен надменностью в стиле “Odi profanum vulgus et arceo”, напротив, от него веяло искренней доброжелательностью, и все это инстинктивно чувствовали. Он пользовался безусловной симпатией всех больных и служащих».

«Для меня не было сомнений, что в В. Хлебникове развертываются нарушения нормы, так называемого шизофренического круга, в виде расщепления — дисгармонии нервно-психических процессов. За это говорило аффективное безразличие, отсутствие соответствия между аффектами и переживаниями (паратимия); альтернативность мышления: возможность сочетания двух противоположных понятий; ощущение несвободы мышления; отдельные бредовые идеи об изменении личности (деперсонализация); противоречивость и вычурность поведения; угловатость движений; склонность к стереотипным позам; иногда импульсивностъ поступков — вроде неудержимого стремления к бесцельным блужданиям. Однако все это не выливалось в форму психоза с окончательным оскудением личности — у него дело не доходило до эмоциональной тупости, разорванности и однообразия мышления, до бессмысленного сопротивления ради сопротивления, до нелепых и агрессивных поступков. Все ограничивалось врожденным уклонением от среднего уровня, которое приводило к некоторому внутреннему хаосу, но не лишенному богатого содержания. Вот почему в своем специальном заключении я не признал его годным к военной службе»[iii].

В приведенном выше описании психического состояния Хлебникова, составленном профессором В.Я. Анфимовым, обращает на себя внимание некоторая осторожность, с которой автор делает свои диагностические выводы. Необходимо отметить, что обследование проходило в 1919 г., в то время как первые данные своих исследований о шизофрении И.Блёйлер сделал только в 1911 г. Таким образом, учение о шизофрении находилось в момент обследования Хлебникова еще в зачаточном состоянии, а более четкие диагностические критерии данного заболевания, равно как критерии его отграничения от других заболеваний, появились значительно позже. Все это лишало возможности на тот момент выставить Хлебникову более определенный диагноз.

Однако выводы профессора В.Я. Анфимова о шизофреническом характере психического расстройства поэта подтверждаются и современными психиатрами, в частности В.Домилем. Последний в своей достаточно подробной статье, анализируя выводы своего предшественника и многочисленные источники, которые не были доступны тому, отмечает:  «Доказательная база профессора В.Я.Анфимова не вызывает нареканий. Психическое состояние Хлебникова полностью соответствует критериям, предъявляемым к заболеваниям так называемого шизофренического спектра или круга. В этот круг помимо шизофрении входит целый ряд более мягких пограничных состояний. Это и шизоидные личности, и реакции шизоидного типа. И многое другое. Поскольку взгляды на шизофрению, на её границы не отличались постоянством, менялись и оценочные критерии. Нарастание личностных изменений у Хлебникова - аутизм, эмоциональное отупение, выраженное безволие говорит, скорее, в пользу шизофрении, чем в пользу других состояний этого круга»[iv]. 

§ 3. Трансформация образа «я» в течение жизни В.Хлебникова 

В документах В. Хлебникова четко прослеживается одна особенность – это ощущение несамостоятельности, навязанности жизни. Из письма В.И. Иванову (Петербург, 10 июня 1909 г.): «Я увлекаюсь какой-то силой по руслу, которого я не вижу и не хочу видеть»[v].

Ощущение раздвоенности своего «я», которое пока еще не доставляет дискомфорта, а является, скорее, предметом забавы, некоего любования, четко проявляется в письме, которое 19 ноября 1912 г., находясь в Москве, Хлебников посылает самому себе в Астрахань: «Извещаю госпожу мою тень о прибытии ее собственника в взыскуемый град. Как ее здоровье? Все так же ли ссорится она по примеру господина с коренными обитателями? И так далее. Господин тени».

Вот как в образе своего «я» Хлебников определяет место своей литературной деятельности. В письме В.В. Каменскому от 8 августа 1909 г. он представляет себе модель своего поведения как защитника «чести русского писателя, этого храма, взятого на откуп, - как гайдамаки, - с оружием в руках и кровию… так должен вести себя писатель, с гордо поднятой головой – жрец истины». В этом образе литератора, который примеряет себе Хлебников в этот период жизни, явно сказывается его тяготение к формирование экстравагантного идеала.

При этом его занятия литературой, в которых находят максимальное раскрытие способности его личности и в которых он получает признание и успех, вызывают у него равнодушное отношение. Из письма А.В. Хлебникову (Петербург, 23 октября 1909 г.): «Мое стихотворение в прозе будет печататься в «Аполлоне» И я сделаю вид, что очень рад, хотя равнодушен».

 К 1914 г. у Хлебникова намечается полная утрата определенности жизненного проекта в части отказа от своего чисто «литераторского» жизненного сценария: «Что я буду дальше делать – не знаю; во всяком случае, я должен разорвать с прошлым и искать нового для себя» (Из письма Н.В. Николаевой от 11.10.1914). В переписке Хлебников идентифицирует себя с самыми разными проектами: в письме Е.Г. Гуро от 12.01.1913 он подписывается как «Воин будущего В.Хлебников». В автобиографической заметке от 1914 г. среди своих достижений, в том числе публикации стихотворений, указывает, что «дал людям способы предвидеть будущее, нашел закон поколений». В письме В.В. Хлебниковой от 14.04.1921 сообщает, что представляется персам как «русский пророк».

Что характерно, в этот же период (1913 – 1914 гг.) в образе «я» Хлебникова явно проступает мотив «живого мертвеца», резкое отчуждение его собственного мира, его внутренней реальности от мира живых людей. В письме М.В. Матюшину от 18.05.1913 он сообщает, что «как опускающийся камень, опираюсь не на свое рождение, а на свою смерть… Какая-то перемена, разочарование, упадок веры, сухость, черствость». Из письма тому же адресату (Астрахань, декабрь 1914 г.): «После переправы через Волгу я обратился в кусок льда и стал смотреть на мир из царства теней. Таким я бродил по поезду, наводя ужас на живых; так моряки сворачивают паруса и спешат к берегу при виде обледеневшего Мертвого голландца. Соседи шарахались в сторону, когда я приближался к ним; дети переставали плакать, кумушки шушукаться… Рой теней милых и проклинающих, я стою, голова кружится; тускло; смотрюсь в зеркало: вместо прекрасных живых зрачков с вдохновенной мыслью – тусклые дыры мертвеца. В каком-то невежественном мире я почувствовал себя уже казненным».

Примерно на рубеже 1914 – 1915 гг. у Хлебникова происходил перелом, в результате которого фрагменты жизненного проекта, осью которых было самосознание себя как литератора, полностью разрушаются, и формируется новый проект, который, по сути, сливается с его бредовым содержанием и становится неким экстравагантным идеалом. «Таким я уйду в века – открывшим законы времени», - утверждает он в письме семье Хлебниковых (Куоккала, 21 августа 1915 г.).

Между тем, несмотря на некоторое вытеснение, отчуждение литераторской составляющей своего «я» в жизни он не отказывается в полной мере от творчества и даже ставит себе явно мегаломанические, экстравагантно-недостижимые замыслы. Так, в письме В.В. Маяковскому (Баку, 18 февраля 1921 г.) он сообщает: «Думаю писать вещь, в которой бы участвовало все человечество, 3 миллиарда, и игра в ней была бы обязательна для него».

Однако в дневниковых записях от 07.12.1921 появляется уже констатация полного отказа от «литературной», то есть наиболее продуктивной, части своего «я», более того, отчуждение этой части своего «я»: «Я чувствую гробовую доску над своим прошлым. Свои стихи кажутся чужими». 

§ 4. Трансформация образа «я» в творчестве В.Хлебникова 

В исследовании, посвященном личности шизофреников творческих профессий, Карл Ясперс ставит три вопроса: (1) Является ли шизофрения этих необыкновенных людей причиной или одной из причин создания их работ? (2) Если с шизофренией возникает изменение стиля, то, может быть, тогда шизофрения все же является его специфическим условием? (3) Имеет ли творение специфические шизофренические особенности?[vi] Положительно отвечая на все три вопроса, Ясперс указывает на свойственную произведениям таких авторов «шизофреническую атмосферу». Попытаемся ответить на эти вопросы применительно к Хлебникову, поставив также и четвертый вопрос, которого Ясперс не ставил: Влияет ли сама творческая деятельность на динамику шизофренического процесса и личность его носителя?

Хлебников известен в первую очередь как радикальный новатор поэтического языка, изобретатель сотен неологизмов. Он занимается с маниакальной настойчивостью созданием производных от корнесловов “люб(овь)”, “сме(х)” и т.п., пытаясь ввести в язык множество отдельных слов для выражения всевозможных оттенков соответственных общих понятий, закрепленных в языке, и полагая, что этим он обогащает язык. Более разительным примером, чем известное стихотворение «Заклятие смехом» («О, рассмейтесь, смехачи!»), может служить прозаический отрывок «Любхо», сплошь состоящий из дериватов ‘любви’, в огромном большинстве изобретенных автором: залюбясь, влюбяюсь, любима, люблея, влюблисвах в любви любинеющих, любки, любкий, любрами олюбрясь нелюбрями залюбить  и т.д., — свыше четырехсот производных от корнеслова люб.

В своих произведениях Хлебников определял себя как: «одинокий лицедей», «вечный узник созвучия», «других миров ребенок», «звонкий вестник добра», «священник цветов», «сеятель очей», «русский дервиш», «будетлянин».

В стихотворениях Хлебникова происходит распад и причудливое соединение слов в лишенные смысла поэтические фразы, где выбор метафор основан на только ему одному понятных аллюзиях:

О, достоевскиймо бегущей тучи!

О, пушкиноты млеющего полдня!

Ночь смотрится, как Тютчев,

Безмерное замирным полня.

         Для многих его стихотворений характерна утрата определенности собственного «я», раздвоение и растроение личности, когда «я» тут же превращается в «ты», «мы» и в «они», при этом количественное значение «они» также неустойчиво:

                                     Моих друзей летели сонмы.

                                     Их семеро, их семеро, их сто!

                                     И после испустили стон мы.

                                     Нас отразило властное ничто.

                                     Дух облака, одетый в кожух,

                                     Нас отразил, печально непохожих.

                                     В года изученных продаж,

                                     Где весь язык лишь «дам» и «дашь».

                                     Теперь их грезный кубок вылит.

                                     О, роковой ста милых вылет!

                                     А вы, проходя по дорожке из мауни,

                                     Ужели нас спросите тоже, куда они?

Размывание границы между «я» и «не-я» наиболее ярко выражено в отрывке из поэмы «Немотичей и немичей»:

«О пощади мня, панич»,

Но тот «не можем» говорю.

         Шизофренический способ мышления и собственно шизофреническая атмосфера, о которой говорил Ясперс, наиболее четко проявляются уже в одном из ранних произведений Хлебникова – пьесе в двух действиях «Госпожа Ленин» (1909 г.). Все восемь действующих лиц, ведущих слабо согласованный диалог – суть расщепленное на множество голосов одно лицо – сама г-жа Ленин. При этом обрывочные диалоги создают явную атмосферу параноидального ужаса:

«Голос Осязания. Шевельнулись руки, и пальцы встречают холодный узел рубашки. Руки мои в плену, а ноги босы и чувствуют холод на каменном полу.

Голос Слуха. Тишина. Я здесь.

Голос Зрения. Синие и красные круги. Кружатся, переходят с места на место. Темно. Светильник.

Голос Слуха. Опять шаги. Один, другой. Они громки, потому что кругом тишина.

Голос Страха. Кто?

Голос Внимания. Шли туда. Изменили направление. Идут сюда.

Голос Рассудка. Сюда — только ко мне. Они ко мне.

Голос Слуха. Стоят. Все тихо.

Голос Ужаса. Двери скоро отворятся.

Голос Слуха. Щелкает ключ.

Голос Страха. Ключ повертывается.

Голос Рассудка. Это они.

Голос Сознания. Мне страшно.

Голос Воли. Но все же слово не будет произнесено. Нет.

Голос Зрения. Дверь раскрылась.

Голос Слуха. Вот их слова: «Госпожа больная, будьте добры перейти. Господин врач приказал».

Голос Воли. Нет.

Голос Сознания. Буду молчать.

Голос Зрения. Они обступили.

Голос Осязания. К плечу прикоснулась рука.

Голос Воспоминаниябелому, когда-то.

Голос Осязания. Пола коснулись волосы.

Голос Воспоминания черные и длинные.

Голос Слуха. Они говорят: «Держи за голову, возьми за плечи! Неси! Идем!»

Голос Сознания. Они несут. Все погибло. Мировое зло.

Голос Слуха. Доносится голос: «Больная все еще не переведена?» — «Никак нет».

Голос Сознания. Все умерло. Все умирает».

В 1911 г., когда сверхценные идеи нумерологического свойства начинают овладевать вниманием Хлебникова, существенно снижается и его творческая продуктивность. За это время он напишет в окончательном варианте только четыре небольших стихотворения. Аналогичный спад будет иметь место и в 1914 г., когда сверхценные идеи оформятся у Хлебникова в окончательную бредовую систему, довлеющую над всем его существом. Однако последний год жизни – 1922 – будет окрашен расцветом его поэтического творчества, среди которого и такой общепризнанный шедевр, как стихотворение: «Не шалить!».

Данные наблюдения позволят нам ответить на вопрос, сформулированный в начале этого параграфа, следующим образом: поэтическое творчество Хлебникова, хотя и носило на себе печать его шизофренической личности, вместе с тем являлось наиболее продуктивной и целостной системой самоактуализации его личности, которая во многом сдерживала процесс его личностного снижения по апатико-абулическому типу.  

§ 5. Трансформация субъективной модели мира в жизни и творчестве В.Хлебникова 

Окружающая действительность и мир в целом предстают в документах поэта в основном как враждебная сила, окращенная в эмоционально негативные тона. Из письма В.И. Иванову (Петербург, 10 июня 1909 г.): «Я знаю, что я умру лет через 100, но если верно, что мы умираем, начиная с рождения, то я никогда так сильно не умирал, как эти дни. Точно вихрь отмывает корни меня от рождающей и нужной почвы. Вот почему ощущение смерти не как конечного действия, а как явления, сопутствующего жизни в течение всей жизни, всегда было слабее и менее ощутимо, чем теперь».

В записных книжках 1911 – 1913 гг. вселенная предстает Хлебникову «как волна», потом он утверждает «числовое строение мира. Вселенная как число». Звук он ощущает как звездную боль: «Звук есть звездная боль, осязание звездных конусов и положений. За роем звуков скрывается рой луча вращения месяца и его сил на земле (без месяца не было бы звука) (из записных книжек 1908 – 1910 гг). Мысли ему кажутся не только овеществленными, но и исходящими от неземных сил: «Мысли обладают весом нисколько не меньше явным, чем у вещей… Подобно лучам летят потоки мыслей, повинуясь престолам. Земные мысли – воины звездного царя. (Из записных книжек 1911 – 1913 гг.).

Объекты внешнего мира изменяют в его восприятии свои реальные размеры и свойства: «Я завел себе черного хомяка: зверка величиной с кошку, добродушного и недикого. По вечерам он бегает по столу и что-то читает в бумагах и, кажется, что-то смыслит в них» (Из письма Е.Г. Гуро от апреля 1911 г.).

Хлебников во всем в окружающем мире усматривает невидимые связи, основанные на каких-то чисто внешних, несущественных сходствах, которые он возводит в ранг существенных: «Странно, что Будда, Магомет, Конфуций начинаются с Б., М., К. не так ли начинаются и прозвища будетлян – Бурлюк, Маяковский, Крученых? Очень странно (из записных книжек 1915 г.).

Более последовательно эта тенденция – видеть скрытые связи между объективно несвязанными явлениями и предметами – прослеживается в письме В.В. Каменскому от мая 1914 г.: «Деловое предложение: записывай дни и часы чувств, как если бы они двигались, как звезды. Твои и ее. Именно углы, повороты, точки вершин. А я построю уравнение! У меня собрано несколько намеков на общий закон (например, связь чувств с солнцестоянием летним и зимним). Нужно узнать, что относится к месяцу, что к солнцу. Равноденствия, закат солнца, новолуние, полнолуние. Так можно построить звездные кривые. Построить точную кривую чувства волны, кольца, винт вращения, круги, упадки. Я ручаюсь, что если она будет построена, то ее можно будет объяснить».

Эволюция сверхценной идеи Хлебникова о поиске неких математических формул, управляющих историей и индивидуальными судьбами людей до, масштабов бреда становится вскоре доминантой в его картине мира и в целом в его мировосприятии. Характерно, что первое упоминание в переписке о его занятиях вычислениями примерно совпадает по времени с принятием им решения о выходе из университета, о котором он указывает в письме В.А. Хлебниковой от декабря 1910 г. А уже в письме А.В. Хлебникову от 25.02.1911 он пишет: «Я усердно занимаюсь числами и нашел довольно много законностей. Я однако собираюсь довести дело до конца, пока не отвечу, почему так это все происходит». Далее в этом же письме Хлебников приводит пространные примеры несложных арифметических вычислений в сопоставлении с теми или иными историческими событиями. Буквально через два месяца, в апреле 1911 г. в письме М.В. Матюшину он также констатирует: «Все время я работаю над числами и судьбами народов, как зависимыми переменными чисел, и сделал некоторые шаги». Таким образом, примерно с этого времени, то есть с 1911 г., в картине мира Хлебникова начинает доминировать бредовая составляющая одного и того же содержания, которая сохранится до конца его жизни, постепенно вытесняя все многообразие и заполняя собой все сферы его духовной активности. «Сейчас я полностью занят числами. Насколько позволяют обстоятельства, я занимаюсь вычислениями с утра до ночи и сделал ряд небольших открытий», - сообщает он тому же адресату в письме от 15.09.1913.

В письме М.В. Матюшину от 17.12.1914 возникают обнадеживающие признаки появления критики к своим сверхценным идеям: «Начинаю повесть о моей ошибке. Я считал, что 15-го будет морская битва. Ее не было. Ошибка моя состояла из нескольких частей (далее следует подробный анализ вычислений)… Вот рассказ про мое поражение. Я лично радуюсь этому поражению, что оно сняло с меня какой-то груз. Я свободен после того, как понял ошибочный путь… После того, как я понял ошибку, я почувствовал, что сошел с мели». Однако уже не позднее как через месяц в письме тому же адресату от 18.01.1915 признаки возобновления бреда дают о себе знать: Хлебников целиком посвящает письмо новым вычислениям и основанным на них предсказаниям. С этого времени бредовая продукция будет только усиливаться, оставаясь неизменной в своем содержании. В дневниковых записях за 1920-й год увлеченность бредовыми идеями приобретает у Хлебникова экстатические и галлюциногенные формы, оказывая выхолащивающее влияние на всю его духовную сферу. «Пьянею числами. Совершенно исчезли чувственные значения слов. Только числа» (запись от 01.08.1920). «Числа летают между вещами» (запись от 10.11.1920). «Открыл происхождение креста (без 4 минут 12 часов)» (запись от 05.12.1920).

Таким образом, анализ продуктов духовной жизнедеятельности Велимира Хлебникова дает основания утверждать, что самым важным делом в своей жизни он считал не литературное творчество, некоторые образцы которого признаются не только новаторскими, но и бесспорно выдающимися подавляющей частью специалистов, сам Хлебников считал те мистические вычисления, которыми он занялся с 1911 года. Он уверял, что существует особое, постоянное соотношение между выдающимися событиями истории: „между рождениями великих людей 365 умноженное на n, а для войн 317 умноженное на n”. Занятый “законами времени”, он следил за какими-то “точками времени” и “хорошими и плохими днями”. Как представляется, к началу 1915 году, в период пребывания в Астрахани у родителей, у Хлебникова, после некоторых проблесков критичности, окончательно и бесповоротно оформляется его бредовая программа нумерологической направленности, которая в последующем не только станет законченным бредом, он постепенно начнет вытеснять все иные виды духовного творчества и – более того – станет основным наполнением его субъективных представлений о своей личной и мировой судьбе. Поводом к оформлению этой бредовой программы стал исторический катаклизм – начало Первой мировой войны. Содержанием бреда становится поиск неких числовых закономерностей и связей между явлениями, по природе своей никак не связанными. Вот характерный пример содержания его бредовой концепции:

Площадь,
Описанная прямой, соединяющей
Солнце и землю в 317 дней,
Равна площади прямоугольника,
Одна сторона которого — поперечник
Земли, а другая — путь, проходимый
Светом в год. И вот в моем
Разуме восходишь ты, священное
Число 317, среди облаков,
Не верящих в него. Струна "Ля"
Делает 435 колебаний в секунду,
Удар сердца — 70 раз в минуту —
В 317 раз крупнее.
Петрарка написал 317 сонетов
В честь возлюбленной.
По Германскому закону 1914 года
Во флоте должно быть 317 судов.
Поход Рождественского (Цусима)
Был через 317 лет после
Морского похода Медины-
Сидонии в 1588 году.
Англичане в 1588 году и
Японцы в 1905 году.
Германская Империя в
1841 году основана через
317·6 после Римской Империи
В 31 году до Р. Христова.
Женитьба Пушкина была
Через 317 дней после
Обручения.

         Обращает на себя внимание тот факт, что по форме перед нами стихотворение, однако, подчиненное бредовой концепции мира, оно, в сущности, теряет какие-либо черты подлинно оригинального поэтического творчества – образность, метафоричность, эмоциональную насыщенность.

         Таким образом, вместо полноценного жизненного проекта, который В.Хлебникову так и не удалось сформировать, у поэта возникает сначала сверхценная идея – найти математическую формулу своей судьбы, которая впоследствии обрастает многослойным бредовым материалом, и бред этот, по сути, становится у Хлебникова субститутом жизненного проекта. 

§ 6. Психологические особенности личности В. Хлебникова

(на основе свидетельств современников) 

В оценках и свидетельствах современников о В.Хлебникове явно прослеживаются три тенденции: во-первых, отмечается его доброжелательность и некоторое личное обаяние, во-вторых, отмечается его крайняя бытовая неприспособленность и полное пренебрежение бытовой стороной жизни странности и, в-третьих, его нарастающая экстравагантность в поведении, суждениях и выборе идеала.

Вот как вспоминает о поведении В.Хлебникова его младший брат Александр, сопровождавший его в орнитологической экспедиции по Уралу в 1905 г.: «Перед приездом на Правдинский завод в знак своей кровожадности он съел кусок сырого мяса из груди дрозда и сварил неочищенную овсянку»[vii].

Композитор Артур Лурье отмечал в Хлебникове его бытовую неприспособленность и так характеризовал его: «Хлебников был единственным встреченным мною в жизни человеком, который был абсолютно лишен бытовых реакций и бытовых проявлений. По этой причине он во многих вызывал недоумение: он был не такой, как все, следовательно – идиот»[viii].

Как вспоминает переводчица Р.Райт, Хлебников ходил в отрепьях, в нательном белье, в больничном халате. Его видели в штанах из мешковины. Штаны были в дырах. Одна из дыр образовалась в интимном месте, и Хлебников прикрывал её пятерней. Она (Рита Райт) вместе с подругой, как-то сшили для вконец обносившегося Хлебникова брюки из старых занавесок[ix].

Однако характерно то, что пренебрежение своим внешним видом сочеталось в Хлебникове с проявлениями экстравагантности. Знавшая Хлебникова художница М. Синякова рассказывает такой эпизод: Брики, жившие после революции в достатке, подарили Хлебникову шубу со скунсовым воротником. Он приехал в этой шубе к Синяковым поздней весной, когда было уже жарко. Тогда он оторвал мех и начал прогуливаться в одном ватине или надевал верх с меховым воротником в жару, а сам ходил босой[x].

Хлебников был частым посетителем дачи К.И. Чуковского в Куоккале под Петербургом, где часто собиралась представители творческой интеллигенции самых разных направлений. Чуковский, как и многие другие, отмечает нараставшую аутизацию поэта. «Хлебников, - писал он, - обладал великолепным умением просиживать часами в многошумной компании, не проронив ни единого слова. Лицо у него было неподвижное, мертвенно-бледное, выражавшее какую-то напряжённую думу. Казалось, что он мучительно силится вспомнить что-то безнадёжно забытое. Он был до такой степени отрешён от всего окружающего, что не всякий осмеливался заговорить с ним»[xi].

Однажды Хлебников оставил умирать в степи своего приятеля Дмитрия Петровского, который писал впоследствии: «Степь, солончаки. Даже воды не стало. Я заболел. Начался жар. Была ли это малярия или меня укусило какое-либо насекомое - не знаю. Я лег на траву с распухшим горлом и потерял сознание. Когда я очнулся, ночь была на исходе. Было свежо. Я помнил смутно прошлое утро и фигуру склонившегося надо мной Хлебникова. С непривычки мне стало жутко. Я собрался с силами, огромным напряжением воли встал и на пароходе добрался до Астрахани. Хлебников сидел и писал, когда я вошел к нему.

- А, Вы не умерли? - обрадованно-удивленно сказал он. И добавил: 
           - Сострадание, … по-моему, ненужная вещь… Я нашел, что степь отпоет лучше, чем люди»[xii]. 

 По словам поэта Ивана Грузинова, ежедневно посещая кафе «Домино», (в кафе, не имеющих средств к существованию литераторов, бесплатно кормили) Хлебников всегда молчал. Казалось, будто он смотрит и ничего не замечает вокруг себя, ни окружающих его уже и не ворох рукописей: это хаос. Окончательно запутавшись в рукописях, поэт извлекал одну из них наугад и начинал читать. Не дочитав до конца, возвращал их в родимый хаос… Изменился Хлебников и чисто внешне. Не было никакого сходства с его известными фотопортретами. Лицо Хлебникова, по утверждению И.Грузинова, стало бесформенным и неопределенным по своим очертаниям. Хлебников выглядел гораздо старше своих лет.   Президиум Союза поэтов устроил однажды в кафе «Домино» выступление Хлебникова. Выступление провалилось. «Сначала, - пишет И.Грузинов, - он читал сравнительно громко; кое-что можно было расслышать, кое-какие стихотворные фразы можно было понять. Но постепенно голос его становился всё глуше и глуше, пока не перешёл, наконец, в тихий лепет и невнятное бормотание… Через несколько минут, прошедших с начала его выступления, поэт, по-видимому, совсем забыл о слушателях. Он перебирал свои рукописи, путался в них. Вскоре - перед ним беспорядочный ворох рукописей. Зрители стали покидать зал»[xiii].

Самоактуализация предполагает полное и всестороннее развертывание «я» в своем жизненном проекте. Однако отсутствие конгруэнтной модели собственного «я» порождает как свое закономерное следствие отсутствие жизненного проекта. На примере В. Хлебникова мы видим, как у шизофренической личности происходит подмена самоактуализации экстравагантностью, «превращение экзистенциального подъема в экстравагантный способ существования»[xiv].

Экстравагантность Велимира Хлебникова наиболее ярко проявилась в том, что он стал именовать себя Председателем земного шара. Весной 1920 года в Харькове оказались поэты-имажинисты Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф, с которыми Хлебников быстро свёл знакомство. По инициативе Есенина 19 апреля в Городском харьковском театре была проведена публичная церемония «коронования» Хлебникова как Председателя Земного шара. Это шутовское действо Хлебников воспринял совершенно серьёзно. Анатолий Мариенгоф так описывает это событие в «Романе без вранья»: «Хлебников, в холщовой рясе, босой и со скрещенными на груди руками, выслушивает читаемые Есениным и мной акафисты, посвящающие его в Председатели. После каждого четверостишия, как условлено, он произносит:

– Верую.

Говорит „верую“ так тихо, что еле слышим мы. Есенин толкает его в бок:

– Велимир, говорите громче. Публика ни черта не слышит.

Хлебников поднимает на него недоумевающие глаза, как бы спрашивая: „Но при чем же здесь публика?“ И еще тише, одним движением рта, повторяет:

– Верую.

В заключение как символ земного шара надеваем ему на палец кольцо, взятое на минуточку у четвертого участника вечера – Бориса Глубоковского. Опускается занавес. Глубоковский подходит к Хлебникову:

– Велимир, снимай кольцо.

Хлебников смотрит на него испуганно и прячет руку за спину. Глубоковский сердится:

– Брось дурака ломать, отдавай кольцо!

Есенин надрывается от смеха. У Хлебникова белеют губы:

– Это… это… Шар… символ земного шара… А я… вот… меня… Есенин и Мариенгоф в Председатели…

Глубоковский, теряя терпение, грубо стаскивает кольцо с пальца»[xv].

На основании свидетельств современников мы можем сделать вывод о том, что психологические особенности Велимира Хлебникова являются не чем иным, как проявлением его психического расстройства и в совокупности свидетельствовать о нараставшем шизофреническом дефекте, выраженном такой негативной симтоматикой, как аутизация, утрата элементарных бытовых и гигиенических навыков, эмоциональная тупость. При этом в его поведении, поступках, восприятии мира и самого себя явно прослеживается стремление к экстравагантности и формированию заведомо недостижимого экстравагантного идеала, подменяющего собой полноценный жизненный проект. 

§ 7. Психологические проблемы формирования, содержания и реализации жизненного проекта В.Хлебникова (на основе биографических данных) 

Как отмечено в предыдущей главе, содержанием жизненного проекта являются такие его составляющие, как: (1) личностный рост (уровень образования, физического развития, личные качества); (2) направление деятельности (профессия, занятия); (3) социальный статус и материальное положение; (4) семейное положение (наличие-отсутствие семьи, детей, их количество, их предполагаемое будущее); (5) место жительства (страна, разновидность населенного пункта, условия проживания); (6) характер и размер своего вклада в общественное развитие, историю.

Попытаемся разобраться с тем, как Хлебников осуществлял выбор направления своей деятельности и своего места и роли  в обществе. Первоначальное образование Хлебников получил на дому, в 1897 г. поступил в третий класс гимназии, а полный гимназический курс закончил в Казани в 1903 г.  в 17 лет. Это был единственный образовательный курс, который получил будущий поэт.

Осенью 1903 г. Хлебников поступил на математическое отделение физико-математического факультета Казанского университета. В ноябре того же года после участия в студенческой демонстрации он был арестован и месяц провёл в тюрьме, а уже в феврале 1904 г. подаёт прошение об увольнении из числа студентов университета и уезжает в Москву без определенной цели дальнейшей жизни, однако летом этого же года возвращается к родителям и подаёт прошение о зачислении на естественное отделение физико-математического факультета Казанского университета, где и продолжает обучение. Он делает первый резкий поворот, желая заниматься не математикой, к которой имел способности, а пойти по стопам отца и заняться орнитологией.

С 1904 по 1908 гг. В.Хлебников участвует в многочисленных орнитологических экспедициях на Урал и в Дагестан и даже открывает новый вид кукушки. Принятый в декабре 1906 года в Общество естествоиспытателей Казанского университета на правах члена-сотрудника и издавший статью об открытии во время одной из экспедиций нового вида кукушки, Хлебников уже после 1906 года практически перестал уделять внимание как орнитологии, так и занятиям в университете, сосредоточившись на литературе.

Ранее, в 1904 г., Хлебников пытался самостоятельно начать изучение японского языка, думая найти в нём особые формы выразительности, и увлёкся творчеством русских символистов, особенно Фёдора Сологуба.

В сентябре 1908 Хлебников был зачислен на третий курс естественного отделения физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета и переехал в Санкт-Петербург. В сентябре Хлебников подал прошение о переведении его на факультет восточных языков по разряду санскритской словесности, но, передумав, изменил свой выбор на историко-филологический факультет славяно-русского отделения, который также не окончил. «Никогда не мог заставить себя держать экзамены», — так он заявил об этом периоде жизни профессору В.Я. Анфимову. В 1911 г. его отчисляют из университета, и он уже никогда не получит специальности и не будет пытаться овладеть каким-либо ремеслом, которое могло бы приносить ему средства к существованию. Не имея постоянных занятий в обычном смысле этого слова, Хлебников в 1918 году направил в Правительственные учреждения «Декларацию творцов», в которой призывал, чтоб «все творцы, поэты, художники, изобретатели должны быть объявлены вне нации, государства и обычных законов». «Поэты должны, — говорилось далее, — бродить и петь».

Хлебников никогда не мог определиться не только с выбором профессии, но и с местом и условиями жизни. Вот неполный перечень городов, в которых он прожил сравнительно продолжительный период своей жизни: Астрахань, Симбирск, Казань, Санкт-Петербург, Москва, Киев, Одесса, Харьков, Саратов, Баку, Железноводск, Пятигорск. В этот перечень не попали десятки городов и населенных пунктов, в которых Хлебников останавливался на непродолжительное время. В своих постоянных скитаниях по городам и весям он терял свои вещи и рукописи, которые вообще не систематизировал.

Проблема формирования семьи и проблема любви в жизни Хлебникова с самой юности ставилась и разрешалась своеобразно. «Влюблялся Хлебников невероятное количество раз, — писал о нем Дм. Петровский, — но никогда не любил по-настоящему»[xvi]. В собранном В.Я. Анфимовым анамнезе психиатр отметил, что пациент начал половую жизнь поздно и она, вообще, играла очень малую роль в его существовании. Вот как характеризует Хлебников свое семейное положение в Автобиографической заметке от 1914 г.: «Вступил в брачные узы со Смертью и, таким образом, женат». И здесь мы видим подмену жизненного проекта экстравагантным идеалом.

В период с 1921 по 1922 гг. в поведении и образе жизни В. Хлебникова начинают проявляться признаки психологической капитуляции. В этот период он страдал постоянными физическими недугами, приступами лихорадки, перемежающейся хромотой, точную причину которых установить в настоящее время не представляется возможным. Возможно, он страдал осложнениями, вызванными малярией на фоне отсутствия удовлетворительных бытовых и гигиенических условий существования. При этом Хлебников настойчиво игнорировал нараставшие симптомы органического расстройства и избегал обращения за медицинской помощью.  В мае 1922 г. Хлебников по приглашению своего нового друга и поклонника своего таланта художника Петра Митурича (будущий муж сестры Хлебникова Веры) перебрался из Петербурга в деревню Санталово, где его самочувствие окнчательно ухудшилось. Он  почти ничего не ел, отнялись ноги. Его отвезли в городок Крестцы, где была больница. Местный доктор диагностировал у Хлебникова «парез нижних конечностей». Сам Хлебников писал: «Я попал на дачу в Новгородск. губер., ст.Боровенка, село Санталово (40 верст от него), здесь я шел пешком, спал на земле и лишился ног. Не ходят». В больнице у Хлебникова обострилась продуктивная симптоматика: «Издатели под видом брата приходят ко мне в больницу, - утверждал Хлебников, - чтобы опустошить, забрать рукописи, издатели, ждущие моей смерти, чтобы поднять вой над гробом поэта. И по нескольку лет заставляли валяться стихи. Будьте вы прокляты!» (Из записных книжек).

В больнице у Хлебникова развились отеки, появились пролежни, возможно, развилась гангрена. Довольно скоро его выписали и отвезли в деревню Санталово, где 28 июня 1922 г. в 9 часов утра Хлебников скончался. Похоронили его на сельском кладбище. На его могильном кресте П. Митурич написал: «Велимир Хлебников – Председатель Земного шара».

Таким образом, на основе биографических данных мы может убедиться, что в период с 1903 по 1911 гг., то есть в возрасте от 17 до 23 лет, Хлебников неоднократно пытался создать свой собственный более или конгруэнтный свой личности и жизненной ситуации жизненный проект, однако сам процесс его создания и реализации носил фрагментарный, стихийный и непоследовательный характер и завершился полным провалом. Вместо собственного жизненного проекта Хлебников стал воплощать проект «навязанный» - поиск законов времени, формулы судьбы и прочих экстравагантных конструкций, которые, согласно его мироощущению, управляли его собственной жизнью и жизнью всего человечества. Обладая несомненными способностями как в области математики и естественных наук, Хлебников не смог употребить их с хотя бы минимальной эффективностью в каком-либо социально полезном русле, равно как не смог правильно оценить роль своего литературного творчества и найти себе место в жизни, достойное своего исключительного таланта, как это сделали его современники – Маяковский, Пастернак и многие другие, которые также не чурались проявлений экстравагантности и эпатажа, однако четко отделяли эпатаж как средство продвижения своего творчества от эпатажа как образа жизни. Хлебников же не только воспринял вместо жизненного проекта некий экстравагантный идеал, но и полностью подчинил ему образ жизни и образ мыслей, все свое существование, что в конечном итоге и привело его к полному жизненному фиаско.