Спросите меня, каков сегодня, по моему мнению, глобальный тренд развития общего среднего образования, и я уверенно отвечу, что оно меняет статус слуги на статус преобразователя мира. И, встретив, возможно, недоуменно-удивленный взгляд, поясню: до политиков в разных странах начало доходить, что полноценное развитие человеческого потенциала происходит либо в самом раннем детстве, либо уже не происходит никогда. И что уж если они действительно намерены создать конкурентоспособное общество, то нужно вкладываться в образование начиная с детского сада. Однако решение такой задачи никакому государству не под силу. Решить ее может только нация. Но образовательная политика в таком случае должна быть не государственно-ведомственной, а общенациональной – либо это будет не политика, а пустая симуляция.

С этой точки зрения в современной России образовательной политики нет.

Кризис традиционной школы

Чем объяснить этот внезапный, буквально взрывной интерес к детскому образованию со стороны восходящих обществ? Ответ лежит на поверхности. Дело в том, что сегодня на высококонкурентный глобальный рынок труда выходят не государства и их системы образования, не фирмы, не корпорации и никакой не «его величество рабочий класс», а самоценный работник, сознательно и ответственно заинтересованный в максимально полной самореализации в общем деле.

И что для нашего разговора особенно важно – все эти ценные качества оказываются проявленными исключительно благодаря тому, что человек с детства был погружен в новую образовательную среду. Не будь ее – и задатки множества способностей атрофировались бы, не получив своевременного развития. Человеческий потенциал не только не был бы реализован – он остался бы неведомым даже для своего «владельца». И лишь единицы, которых мы называем талантливыми и одаренными, с огромными потерями пробились бы сквозь асфальт, накатанный традиционной массовой школой – раритетом индустриальной эпохи.

В чем же, по большому счету, важнейшее качественное отличие детского образования от подросткового? В том, что маленькие дети постигают мир и себя не в узкой учебной (школьной), а в универсальной деятельности, которой изначально придан вектор индивидуальной (в идеале – персональной) образовательной программы. Создаются условия, при которых дети, сами того не подозревая, исподволь уже начинают обретение собственной идентичности, а их социализация и инкультурация проходят не стихийно (или, если угодно, «полустихийно», как в обычных семьях и привычных детских садах), а в соответствии с научно тщательно выверенными и общественным сознанием принятыми педагогическими технологиями.

Разумеется, развитие детского образования с неизбежностью приведет к исчезновению привычной нам модели средней школы. Можно сколь угодно скептически относиться к прогнозно-экспертным представлениям о ее недалеком будущем, но прислушаться по крайней мере стоит: в 2040 году наши рассказы о том, что мы сидели в классах, слушали учителей и листали учебники, будут вызывать смех у наших юных слушателей. Люди, обращаясь к нашим дням, будут удивляться, почему потребовалось столько времени, чтобы изменить систему образования, почему мы придавали такое огромное значение оценкам на экзаменах.

А правительства бросят даже думать о причастности к образованию, поскольку чиновники не смогут контролировать «распределение» виртуального опыта, ибо он будет доступен кому угодно и где угодно. Впрочем, почему «будет»? Это уже реальность.

Кризис государственной образовательной политики

Образование – та сфера, где государству сегодня становится явно не по себе. Привыкнув за многие десятилетия (и даже столетия) «выражать интересы и чаяния всего народа», оно не может не видеть, что новые поколения всё более и более склонны заниматься этим самостоятельно – и прежде всего именно в образовании. Чувствуя, что перестает быть единственным субъектом в этой сфере, государство пытается понять, в какой степени его «образовательные интересы» созвучны вектору развития обновляющегося общества, для которого образование – непосредственный жизненный ресурс для успешной самореализации в информационной цивилизации.

И здесь нам придется коснуться очень деликатного вопроса: а каковы, собственно, интересы государства в области общего среднего образования? Что должно сделать общее среднее образование, чтобы государство осталось им довольно?

Я очень часто задавал этот вопрос в различных учительских аудиториях и всякий раз встречал затруднение с ответом. Между тем, если исходить из стандартного определения государства как «совокупности политических институтов, главной целью которых является защита и поддержание целостности общества на определенной территории», назвать его ключевые интересы в этой сфере довольно легко.

Начать можно с самого, казалось бы, очевидного – с государственного (в нашем случае – русского) языка. Ясно, что школа должна обеспечить владение им всеми своими выпускниками (степень владения, как и освоение нескольких государственных языков, мы здесь не обсуждаем). А вот как быть с «языком международного общения», без активного знания которого сегодняшний молодой человек лишен доступа к львиной доле информации – в том числе и профессиональной? Многие государства делают его вторым (и даже первым!) языком образования, обязательным к изучению в объеме, не уступающем родному. Вопрос на раздумье: нашему государству нужно, чтобы все граждане России владели английским (или испанским, китайским…) языком по крайней мере не хуже русского?

Второй сюжет: из школы должны выходить молодые люди, сознающие свою государственно-гражданскую идентичность и принадлежность к единому культурно-историческому сообществу (в нашем случае – к российской нации). Это, если угодно, задача цивилизационного значения. Но вот вопрос на раздумье: способна ли школа решить эту задачу в полном объеме сама, наличными силами и средствами? Или ей нужна поддержка общества? Или даже по-другому: эту задачу должно решать прежде всего общество, а система образования – лишь всемерно поддерживать его усилия своими специфическими средствами? А если так – то кто способен выступить субъектом (организатором и движущей силой) такой деятельности?

Третий сюжет: из школы должны выходить молодые люди, либо уже «нашедшие себя», либо находящиеся в состоянии активного и ответственного поиска. Таков естественный и закономерный результат нормальной социализации. И государство, безусловно, заинтересовано в том, чтобы его юные граждане, не теряя драгоценных лет на профессиональные фальстарты, как можно скорее включались бы в «положительную деятельность». Но здесь снова вопрос: способна ли существующая система образования в своем лоне обеспечить ребенку и подростку все опыты и пробы, достаточные для выбора пути (или хотя бы коридора, в котором осуществляется выбор)? Но кто и как расширит пространство деятельностей, нужных детям вне образовательной организации, но курируемых ею в рамках своей образовательной программы?

Уверен, что как бы ни различались ответы на поставленные вопросы, их объединит одна сквозная мысль: решение этих задач для существующей государственной системы образования непосильно. Она не может обеспечить удовлетворение интересов даже государства, не говоря уже об интересах общества и всех его юных членов. Ответом на этот вызов может быть только переход от моносубъектной государственной к полисубъектной общенациональной образовательной политике.

Общенациональная образовательная политика

Но чтобы образовательная политика состоялась как общенациональная, необходима организация постоянно действующего общегражданского диалога относительно целей и ценностей современного образования. Этот диалог должен вестись на центральных каналах телевидения и на страницах крупнейших газет (именно так происходит во всех странах, всерьез думающих о своем будущем). Проблемы целей и ценностей образования должны превратиться в предмет жарких дискуссий между родителями, учителями и учениками. Это – крайне важный «питательный бульон» для прояснения представлений общества о современном образовании.

При этом критически важно, чтобы цели и приоритеты национальной образовательной политики публично обсуждались независимыми и взаимно оппонирующими интеллектуальными элитами, общественно признанными экспертными сообществами, успешными практиками и авторитетными журналистами. Именно они, а не «ответственные работники заинтересованных министерств и ведомств», должны представлять обществу свое видение места и роли образования в развитии человеческого потенциала нации. А уже это видение, в свою очередь, должно выноситься через СМИ на обсуждение всего народа, чтобы определенный таким образом «национальный заказ» и стал основой для прозрачной и всем понятной национальной образовательной политики. А уж национальные (а не государственные) стандарты, национальные (а не государственные) экзамены и прочие подобные институции сыграют роль тщательно выверенных инструментов ее практического осуществления.

В чем, в таком случае, будет состоять миссия министерства? В том, чтобы постоянно осуществлять «сканирование» мировых образовательных тенденций, соотносить их со спецификой развития человеческого потенциала своей страны в интересах укрепления его конкурентоспособности и осуществлять соответствующие тактические коррективы траектории общепризнанного стратегического политического курса.

«Альтернатива»

Живо представляю себе недоумение читателя: разве тезису о необходимости общенациональной образовательной политики может быть альтернатива? Ну конечно же, нет, и я сам в этом совершенно уверен. Но тем не менее она существует. Правда, это не настоящая альтернатива, а искусственная. «Симулякр». Поэтому я и поставил это слово в кавычки.

Альтернативный вариант выдвигается государством, если оно в силу определенных причин категорически не желает превращать свой привычный «образовательный олимп» в демократичную агору. Самая очевидная из них – утрата монополии на определение «воспитательного идеала» и «портрета выпускника» как образа «подлинного гражданина». Людям, выпестованным в нормах и ценностях массового общества тоталитарного типа, равенство граждан перед государством представляется наличием в их сознании и поведении неких общих идейно-нравственных доминант, среди которых важнейшей, безусловно, является отсутствие грани между понятиями «родина» и «государство»: любовь к родине/государству, долг перед родиной/государством, служение родине/государству, защита родины/государства и т.д. А поскольку нарождающемуся гражданскому обществу, находящемуся с государством в состоянии вечной «конструктивной оппозиции», и в голову не придет выстраивать такой «синонимический ряд», государство спешит закрепить эти стереотипы с помощью их индоктринации в сознание школьников через свою систему образования.

Для российского государства в этой линии нет ничего нового. Она начала формироваться еще в эпоху просвещенной монархии Екатерины II, была поддержана уваровской триадой («православие-самодержание-народность») и благополучно дожила до конца советской эпохи (вспомним: «И где бы ни жил я, и что бы ни делал, пред родиной вечно в долгу»).

Правда, некоторая неувязочка вышла в начале 1990-х – середине 2000-х годов, когда начавшее было обновляться государство само сказало: «Я меняю условия. Образование из жестко государственно-центрированной системы должно трансформироваться в систему государственно-общественную. Точками развития должны быть не органы управления, а образовательные организации. Цель задается образованию не “сверху”, из чиновничьих кабинетов, а “снизу” – потребностью самих юных граждан в развитии своего человеческого потенциала и превращения его в человеческий капитал». Так на излете периода либерально-реформаторских преобразований государство предложило системе Комплексный проект модернизации образования и приступило к разработке нового образовательного стандарта. Треть регионов страны включилась в проект и почувствовала вкус к новым результатам и эффектам. Возникло ощущение, что в образовании вот-вот будет сделан следующий шаг и пробудившаяся инициатива получит режим наибольшего административного благоприятствования.

Но он так и не был сделан.

Мы отлично помним, какое сопротивление встретил тезис о системе образования как сфере услуг. Как трудно принималось представление, что главный заказчик сидит за партой и ни о каком своем образовательном заказе знать не знает и ведать не ведает. Да и его «законные представители», угодившие в управляющие советы, в этом отношении ничем не лучше. И нужно самим «что-то придумывать». Начался медленный и безумно трудный процесс осознания ситуации и поиска ответа на традиционный вопрос «что делать?».

Между тем привыкшее жить в условиях этатистской модели тоталитарного типа, педагогическое сообщество (в своем абсолютном большинстве) быстро уловило, что государство, сделав шаг вперед, к государственно-общественным инновациям, явно собирается сделать два шага назад, к консервативно-патерналистской архаике. И самым популярным социальным лозунгом стал призыв «Больше государства!», «Верните государство в образование!».

И вот оно возвращается. Уже открытым текстом министерские чиновники ведут разговоры, что, дескать, право образовательной организации на самостоятельную разработку основной образовательной программы – явный перебор и что нужно принимать за основу ту, которую предложит министерство, – одну на всех. Что для повышения качества образования самый надежный инструмент – служба надзора и контроля. И хотя от идеи единых предметных учебников вроде бы пока отказались, тренд ясен – у школы появилось слишком много свободы: поиграли – и будет.

Разделяй и властвуй

Ну никак не обойтись в тексте об «образовании без границ» без этой сакраментальной фразы! Похоже, сегодня самый злободневный вопрос, мучающий отечественную систему образования, – чей же всё-таки «заказ» она должна выполнять: государства, общества или каждого конкретного ученика? Эти индивидуально-коллективные множества – разные заказчики? Или три головы одного туловища, из которых одна – «самая главная»? Или не слиянные, но и не раздельные ипостаси чего-то единого?

Впрочем, не кажется ли вам, что сам факт существования подобных вопросов – уже признак нездоровья? Важно только понять, кто болен: заказчик образовательной услуги, неспособный четко сформулировать свою потребность, или исполнитель заказа, неспособный понять, чего от него хотят. Впрочем, есть и третий вариант: со всеми что-то не в порядке.

Ясно одно: российское образование находится в межеумочном состоянии. Из федерального министерства исходят уже не просто противоречивые «сигналы», а нерасчленимый «технический шум». Система функционирует как механизм, не обладающий ни малейшей способностью ни к рефлексии, ни к самоорганизации, ни к развитию. Впрочем, что взять с механизма?

Вопрос в другом: до какой станции механики собираются довезти на нем российское общество?

Электронная газета "Вести образования". № 18 от 26 сентября 2014 г.

---

На развитие сайта
​