22 февраля 2007 года в Институте развития дошкольного образования РАО по инициативе Философского общества "Диалектика и культура" прошло заседание Круглого стола "Ильенков и Гегель". Ежегодный Круглый стол, всегда приуроченный к дню рождения Э.В.Ильенкова, является Московской секцией ежегодной Международной научной конференции "Ильенковские чтения", которая в этом году будет проходить в конце апреля в Ростове-на-Дону.

На проходившем заседании были представлены ИРДО РАО, ИФ РАН, Институт психологии им. Л.С.Выготского РГГУ, Московский городской психолого-педагогический университет, СГА, МГУКИ и др.; присутствовали философы, психологи, культурологи, педагоги, математики, инженеры. И студенты. Тема была приурочена к 200-летию выхода "Феноменологии духа" Гегеля. Обсуждение, как то и предполагает форма Круглого стола, не было замкнуто в академически педантичное исследование самого содержания гегелевской "Феноменологии" как и более широкого контекста отношения гегелевской философии к творчеству Э.В.Ильенкова. Те напряженные линии исторической взаимосвязи культурного процесса, которые характерны для понимающей мысли, на обсуждении высвечивались через анализ сугубо специфического разворота каждым из выступающих по сути дела всего лишь одной проблемы – проблемы становления человеческой субъективности. Как и всякий предмет исследования, человеческая субъективность требует анализа своих собственных предпосылок, четкой формулировки самой проблемы, исторических ее модификаций и ее решений в пространстве культуры, определения ее теоретического и практического статуса сегодняшним ученым сознанием и т.д. Имя Ильенкова и Гегеля, вынесенные в заголовок, требуют предельного внимания к логике, в рамках которой может быть открыта истина, истинное понимание предмета.

Поэтому, естественно, что тут неминуема рефлексия этой способности, выявление той всеобщей формы, в рамках которой сам предмет определяется первоначально как логически возможный и в рамках которой сама эта логическая возможность переходит в действительность (В.И.Слободчиков). Осознанность этой логической задачи оборачивается проблемой развития, перехода в противоположное (перехода тела немыслящего в тело мыслящее), без которой увидеть, как дело обстоит на самом деле, невозможно. Логика, теоретическое мышление, есть единственное средство приведения многоразличия эмпирической действительности к единству, к выявлению их, этих фактов, единой природы.

А проблема развития в самой логике ставит – и весьма остро – проблему единства самих логических определений. Ибо развитие, как и всякое изменение вообще, без противоречия понято быть не может. Сам факт наличия мышления и его онтогенетического развития ставит вопрос о нижнем пределе этой способности, о границе, за которой мышления нет и быть не может без деятельности некой силы, субстанции, определяющей мышление как таковое. Увидеть такую субстанцию в боге или биологической природе – ходы достаточно известные, но они либо уводят мысль в другое пространство, определяя духовное духовным (религия), либо редуцируют проблему человеческой субъективности к определениям животного рода, к биологической природе тела. В такой "логике" вполне естественны представления особенностей человеческой души через физические поля, "тонкие материи" и т.д. Здесь ничто не возникает, но здесь нечто длит себя в различных условиях и формообразованиях. Здесь мы не получим логически корректного ответа, если даже допустим развитие, ибо развитие само должно быть понято как заключающее в самом себе свою собственную возможность. И – начало этой возможности.

Таким образом и обнаруживаются логические круги, неминуемость которых тем очевиднее, чем тщательнее продумывается логика мысли, чем меньше она заимствует для своей аргументации привходящие факты. Но вместе с тем ее задача эти факты понять.

Именно в это обстоятельство и упиралась мысль каждого из выступавших. Л.К.Науменко, открывший дискуссию предельным заострением антиномий идеального, и задал, собственно говоря, как содержание, так и направление всего дальнейшего обсуждения. Речь сводилась к тому, каким образом тело может функционировать в согласии с идеальными формами, вырабатываемыми в культуре, а не по своему естественно-биологическому закону. Без Гегеля и Ильенкова, более того, без Демокрита и Гераклита, без Декарта и Спинозы и т.д., как оказалось, эта проблема и поставлена быть не может.

Любопытно, что, казалось бы, столь отвлеченный характер философской категории идеального с самого начала опрокинулся на реальный процесс воспитания ребенка, процесс превращения человеческой телесности, ее движения, в мыслящую телесность, в мыслящее движение. Процесс этого перехода не может быть понят в актах наблюдения, более того само наблюдение оказывается зависимым от исповедуемых логических принципов – эти известные в истории философские сюжеты, естественно повторились и в обсуждении этой узловой проблемы и философии, и психологии, и педагогики, и физиологии высшей нервной деятельности. Идеальное не менее загадочно, чем человеческая телесность, на неизведанность возможностей которой со ссылкой на Спинозу, указал А.В. Сурмава. Древняя как мир проблема и по сей день определяет мировоззренческую позицию человека – даже психолога и философа. Ибо феноменальное ее обнаружение столь многообразно и столь сложно (сложено из широчайшего диапазона ее составляющих процессов, в той или иной мере уже известных науке), что мысль не способна удержать ее сложное единство, преисполненное противоположностями и противоречиями. Отсюда и отказ от самой мысли, уход в мистические и религиозные сюжеты, а по факту, поскольку практически эта проблема всегда актуальна, все дело оборачивается "ползучим эмпиризмом" тех научных исследований, которые по идее призваны поставить дело воспитания и обучения на серьезную научную основу.

Многочисленные сегодняшние ссылки на Спинозу, в рамках представлений которого Э.В.Ильенков давно нашел разрешающие эти вопросы ответы, делу не помогают, ибо сколько ни говори о единстве пространства и времени, никто этого понять не может, хотя и никто с этим не спорит. Понять не может, потому что в первую очередь требует себе представления, а всякое представление опирается на опыт, в опыте же пространство и время даны в эмпирическом единстве, но это чувственное единство не делает его логически определенным, понятным. Поэтому Л.К.Науменко, анализируя логическую позицию Ильенкова, неоднократно и делает акцент на чувственно-сверхчувственной природе познавательной способности, на способности "видеть умом". А эта способность видеть умом и дана в логических исследованиях Гегеля и Ильенкова.

Поэтому же выступление А.И.Белоусова вновь возвращает аудиторию к конструкции идеального у Гегеля и Ильенкова, их, этих конструкций, логическому потенциалу. В.М.Межуев в попытках определить логическую истинность философско-теоретических концепций Гегеля и Ильенкова ссылается на их тупиковость в отношении исторического процесса, который, согласно завершенной конструкции Гегеля, оказывается и сам абсолютно завершенным. В выступлении Г.В.Лобастова было показано, что логика ни в коем случае не есть история, хотя и вырастает на основе обобщения именно исторического процесс. Логика Гегеля выражает собой и несет в себе творческий принцип, принцип выхода мысли за рамки непосредственных бытийных форм, форму синтеза исторических определений в целостность образа, Поэтому она не может насиловать историю, но только понимать, понимать возможности и пределы самого исторического развития. Не логика Гегеля виновата в тупиках сегодняшней действительности, а как раз наоборот - отсутствие диалектической логической способности в составе действующей человеческой субъективности. И скорее не Гегель с Ильенковым нам не оставили решения неких проблем, а мы не смогли до сих пор поднять в себя действительный потенциал их способа мышления. Не говоря о конкретных формах разрешения конкретных проблем воспитания и обучения. Поэтому А.В.Суворов и говорил о логике дела, выражаемой в мышлении делом логики.

В этой связи С.Н.Мареевым была развернута форма трудовой деятельности и ее объективный смысл для становления человеческой субъективности. Развитие этой мысли получило в выступлении В.Т.Кудрявцева, заострившего внимание на психологическом смысле культурных орудий человеческой деятельности, изменение которых следует трактовать как форму самоизменения человека, всего состава психических способностей.

Но осталось непонятным, почему аудитория не всмотрелась в дело воспитания личности в условиях сенсорной недостаточности (слепоглухоты). Ведь именно здесь Э.В.Ильенков получил самое серьезное подтверждение и позиции Спинозы и своей собственной, заключающейся в том, что телесная функция и функция мышления – это одна и та же функция, одна и та же форма, одно и то же движение. Дуализм, столь естественно возникающий в эмпирическом опыте исследователя, столь же трудно преодолевается в опыте логическом. И формально-логический подход здесь справиться с задачей никак не может. Потому-то Л.К.Науменко и предупреждает против превращения Э.В.Ильенкова в идола – что происходит именно в силу формального характера реально исповедуемой логики, весьма далекой от Гегеля и Ильенкова.

Итогом этих размышлений Круглого стола было выступление А.В.Сурмавы, который, базируясь на логике саморазвития, актуализированной в обсуждении через призму всей классической философии в ее антитезе современному позитивизму и постмодерну в науке, - который развернул оригинальную трактовку психики как предметного движения тела, с самого начала продуктивного и рефлексивного. Возникновение такого движения и есть начало психического, и оно связано с фактом спонтанности в самой природе. Определения продуктивности и рефлексивности как раз и могут быть извлечены только логикой, содержащей в себе всеобщую форму творческого процесса. А это, собственно говоря, и есть логика Гегеля и Ильенкова.

Г.В.Лобастов