Андрей Георгиевич Битов. Фото ИТАР-ТАСС.Если просто взять случайное перечисление книг Андрея Битова — то есть то, что сразу приходит в голову без напряжения памяти, сверки с библиографией и хронологией: скажем, «Пушкинский дом», «Аптекарский остров», «Улетающий Монахов», «Семь путешествий», «Дни человека», «Оглашенные», «Преподаватель симметрии», «Вычитание зайца», — «Пушкинский дом» все равно окажется на первом месте. Роман, впервые в России опубликованный 30 лет назад (юбилей!), расходился в списках примерно тогда же, когда читались «Москва-Петушки» и «Школа для дураков», и вместе с ними образует триаду едва ли не главных текстов конца ХХ столетия. Три части филологического (на что и название указывает), утопающего в отступлениях, литературоведческих изысканиях, аллюзиях и цитатах повествования о трех поколениях одной семьи, семьи главного героя — Лёвы Одоевцева. Роман во многом и составивший Битову репутацию постмодерниста.
После «Пушкинского дома» — пауза. И не только потому, что Битова не печатали. Просто роман оказался столь значителен, что как будто заслонил все, что Битов опубликовал до и что начал печатать после — и художественную прозу, и эссеистику. Битов продолжал писать и составлять из написанного книги, заново раскладывать пасьянс своих текстов. Но все это было как будто в тени «Пушкинского дома». Тот остался в историческом времени, в «пятом измерении» (по термину Битова), а Битов продолжал существовать в разных временах, в актуальности в том числе.
Каждый день можно легко обработать как роман, сказал Андрей Битов в одном интервью, как будто полемизируя с Толстым, который безуспешно пытался превратить в текст события одного дня. Литература — всегда редукция, сокращение. Жизненный поток требует формы, а форма и есть ограничение. Поздний Битов знаменует, в частности, борьбу с этим ограничением. Писатель проявляет себя в слове, но тоскует, что слово не вбирает в себя всего, будучи при этом всем.
Писатель — это гипертекст, говорит Битов, одна большая книга. Но только текст в книгу не вмещается, как не вмещается жест, голос, интонация. Можно с подозрением (как Михаил Ямпольский) относиться к художественному жесту и его значимости. Это понятно. Но столь же ясно, почему, по крайней мере начиная с символистов, а на самом деле гораздо раньше, он так привлекал к себе. Потому что чаша с цикутой Сократа, уход Толстого из Ясной Поляны, рулетка Достоевского, страсть к картам Некрасова, теннис, составление головоломок и шарад Набокова — не менее значимы. И все это далеко не только дополнение, примечание, комментарий к слову, то есть не только контекст.
Вот некоторые факты, выходящие за рамки художественного слова Андрея Георгиевича Битова.
Черкесское происхождениеАндрей Битов рассказывает: «Отец не знал происхождения нашей фамилии. Я был в черкесском селе, где Битовых — пруд пруди. Я уродился не в мать, не в отца, во мне выскочило черкесское даже во внешности, хотя я черкес лишь в пятом поколении. У нас абсолютно русская семья, но с немецкой примесью, традиционная петербургская, в нескольких поколениях, где было много врачей. Русские Битовы тянутся с севера. Мой дед приехал в Питер из Череповца. Мне понравилось то, что я ношу черкесскую фамилию. Это многое объясняло в моей биографии. Когда я впервые увидел горы, это было… как первая любовь. Моя душа рвалась на Кавказ, все мне было там близко — и нравы, и еда, я много написал о Кавказе».
АльпинизмВсе началось еще со школы. В 16 лет Андрей Битов получил значок «Альпинист СССР». Любовь к горам повлияла и на выбор образования: в 1955 году он поступил в Ленинградский горный институт на геологоразведочный факультет. Некоторое время работал буровым мастером в геологических экспедициях, затем сосредоточился на литературной работе.
Битов вспоминает: «С детства я бредил путешествиями. Над кроватью висела карта мира — два обозримых, но непостижимых круга — восточное и западное полушария. Меня манила Монголия. Пржевальский был моим кумиром. Но здесь меня ждало разочарование: весь мир был уже открыт еще в прошлом, ХIХ веке. В Горный институт я поступил, потому что любил горы. Но и их я забросил, потому что — не Эверест».
СамокруткиКурение самокруток — такая же неотъемлемая часть образа Андрея Битова, как трубка — Шерлока Холмса. Многие интервьюеры обращали внимание именно на эту деталь. В частности, так описывает классика писатель Сергей Шаргунов: «Сонный глаз, сонная губа, сонный голос, сонная — то есть по правде-то волшебная — сила словес…Он мастерит самокрутку: тонкая бумага, рыжеватый табак. Он держит ее с таким видом, словно в ней средоточие его духа, и намерен — за словом слово — писать свою прозу дымом по воздуху».
«Пушкинский джаз»Кроме гор и литературы, у Андрея Битова есть еще одна любовь — музыка. Именно любовь к музыке привела к появлению так называемого «Пушкинского джаза» — некоторого действа, во время которого чтение черновиков А.С. Пушкина сопровождается джазовой импровизацией. В конце 1990-х «Пушкинский джаз» гастролировал в Нью-Йорке, Берлине, Санкт-Петербурге и Москве.
Памятник Чижику-пыжику в Санкт-ПетербургеБитов совместно с Резо Габриадзе создали ряд скульптурных работ в жанре, который писатель называет «минимонументализм». Один из них – памятник Чижику-пыжику, который был установлен 19 ноября 1994 года на Фонтанке, у Михайловского (Инженерного) замка рядом с 1-м Инженерным мостом, напротив дома №12/1. Считается, что недалеко от места расположения памятника, в доме №6 по набережной Фонтанки, с 1835 по 1918 год располагалось Императорское училище правоведения, студенты которого носили мундиры зеленого цвета с желтыми петлицами и обшлагами. За расцветку этого мундира, напоминавшую оперение чижа, а также за традиционные пыжиковые шапки студентов училища прозвали «чижиками-пыжиками», и именно о них была сочинена известная песенка. Однако памятник связан и с биографией Андрея Битова: на набережной Фонтанки находилась средняя школа №213, которую окончил будущий писатель. Так что памятник Чижику — это в определенной степени и памятник Битова самому себе.
Памятник зайцу в селе МихайловскомПо легенде, заяц перебежал дорогу Александру Пушкину, когда он выехал в Петербург для участия в восстании декабристов. Суеверный Пушкин принял это за дурную примету. Таким образом Пушкин избежал ссылки в Сибирь, а возможно — и каторги. Открытие памятника прошло 24 декабря 2000 года под лозунгом «Подвигу пушкинского зайца жить в веках!».
Вера в БогаАндрей Битов неоднократно подчеркивал свою религиозность, но не воцерковленность: «Без веры я давно сошел бы с ума. Думаю, что неверующие безумны, или слабоумны, или слишком надеются на себя — на то, что можно справиться своим умишком с тем, что есть. Не назначив себе какую-то координату выше себя, нельзя, по-моему, сфокусировать мир с точки зрения обычного познания».
«Я и сам молился, но поскольку я человек хотя и верующий, но не воцерковленный, понял, что и молитв-то я толком не знаю. Так что молился я строками из классиков. Я, например, вместо молитвы шептал последние слова Гоголя: «Господи, как поступить, чтоб навсегда запомнить преподанный мне тобою в сердце урок». И еще строчкой из Пастернака: «О Господи, как совершенны дела Твои, думал больной». Молился я за себя и за других», — объясняет он.
Восточный календарьПисатель размышляет: «Многие иронизируют над моим увлечением восточным календарем... А зря. Это серьезно! Есть определенные закономерности. Даже в XIX веке люди рождались порциями, есть все знаки Зодиака, зоопарк такой образовывался за двенадцать лет. Если перечислить писателей Золотого века, сразу видно, что они, как яички, лежат в корзинке. И Серебряного века это тоже касается. Ахматова — 1889 год, Пастернак — 1890-й, Мандельштам — 1891-й, Цветаева — 1892-й, Маяковский — 1893-й, Георгий Иванов — 1894-й, Есенин — 1895-й… или я его с кем-то перепутал?»
Драка с ВознесенскимВ изложении Сергея Довлатова сюжет выглядел так:
«В молодости Битов держался агрессивно. Особенно в нетрезвом состоянии. И как-то раз он ударил поэта Вознесенского.
Это был уже не первый случай такого рода. И Битова привлекли к товарищескому суду. Плохи были его дела.
И тогда Битов произнес речь. Он сказал:
— Выслушайте меня и примите объективное решение. Только сначала выслушайте, как было дело.
Я расскажу вам, как это случилось, и тогда вы поймете меня. А следовательно — простите. Ибо я не виноват. И сейчас это всем будет ясно. Главное, выслушайте, как было дело.
— Ну и как было дело? — поинтересовались судьи.
— Дело было так. Захожу я в "Континенталь". Стоит Андрей Вознесенский. А теперь ответьте, — воскликнул Битов, — мог ли я не дать ему по физиономии?!..»
Андрей Битов комментирует: «Эта байка принадлежит Довлатову, он талантливо придумал эти новеллы, и в них все поверили. А Довлатов после смерти стал очень популярен и читабелен. И теперь пиши не пиши, а про тебя запомнят только то, что ты…э-э-э… с Вознесенским подрался. И то, что у тебя брат Олег сбежал в Англию. Это безнадежно...»
Роль в фильме Сергея Соловьева «Чужая белая и Рябой»Андрей Битов рассказывал, как попал на сценарные курсы: «Когда я прознал про Высшие сценарные курсы, я сразу подал туда документы. В тот год принимали по одному человеку от всех республик. Я ожидал попасть в провинциальную тьму. И там действительно был один армянин, один грузин, один таджик, один узбек, один молдаванин и так далее: от Грузии — Резо Габриадзе, от Армении — Грант Матевосян (известный армянский писатель), от Азербайджана — Рустам Ибрагимбеков, от Узбекистана — Тимур Пулатов (известный узбекский писатель). От Урала там был Маканин. Нам дали огромные стипендии, как у инженера по окончании вуза, и отдельные комнаты. А еще в нашем распоряжении было все кино мира. Пропив стипендию и просыпаясь с похмелья, мы говорили: "Сегодня опять Антониони? Не, не пойдем".
Однако он работал в кино и как актер. В 1986 году он сыграл в фильме Сергея Соловьева «Чужая белая и Рябой» роль музыканта Петра Старцева.
Одиннадцатый, литературный факт биографии Андрея Битова: он — прозаик, который иногда пишет стихиИ даже выпустил два сборника: «В четверг после дождя» (1997) и «Дерево» (1998).
Люблю одинокое дерево,
Что в поле на страже межи.
Тень в полдень отброшена к северу,
Зовет: путник, ляг и лежи.
Забыв за плечами дорогу,
Забросишь свой посох в кусты,
И медлят шаги понемногу,
Пока приближаешься ты.
Как к дому, как к другу, как к брату,
Поправишь свой пыльный мешок...
И ты не захочешь обратно:
Ты с деревом не одинок.
Сквозь ветви, колени и листья
Плывут облака, как года.
Одной одинокою мыслью
Взойдет над тобою звезда.
И космос как малая малость
Сожмется до краткого сна...
И сердце со страхом рассталось,
И бездна всего лишь без дна.Николай Александров
Наталья Кочетковаwww.lenta.ruОн радовался, что поселился в квартире (может, специально и выбирал), окна которой выходят прямо на Ленинградский вокзал. Туда он приехал из родного Петербурга. Его иногда можно было встретить в Заоконье - Андрей Георгиевич жил в соседнем доме...
«Есть три вещи... которых не знает никто, и все, что мы о них знаем, всего лишь наши или чужие воображения, столько раз утвердительно повторенные в форме уже суждений, что как бы действительные… Это — что и, главное, как думает ребенок, потому что он еще и говорить не может и не запомнит, как он думал; что думает человек в последний свой миг, когда в нем обрывается жизнь и он уже никому ничего не расскажет, и третье, и это на каждом нашем шагу, что думает человек, Икс-Имярек-Иванов, который другой, не ты…». - Из повести "Жизнь в ветреную погоду".
А вот метить его пошлым словечком "постмодерн" я бы не стал. Иначе, сзади придется пристроить очередь за суповым набором признания и популярности - толпу бездарей и просто окололитературных проходимцев, на ладошках которых это словечко выведено шариковой ручкой. В статье все правильно написано - "классик русской литературы", "существовал в разных временах, в актуальности в том числе".
Владимир Кудрявцев
На развитие сайта
