Авторизация

Сайт Владимира Кудрявцева

Возьми себя в руки и сотвори чудо!
 
{speedbar}

Диалектика истины - в первом приближении

  • Закладки: 
  • Просмотров: 1 460
  •  
    • 0

ДИАЛЕКТИКА ИСТИНЫ – В ПЕРВОМ ПРИБЛИЖЕНИИ


Уважаемый Владимир Товиевич, читала Гегеля, Маркса, Ильенкова, Лифшица....очень трудно... особенно та часть, где говорится об ИСТИНЕ. Не могу никак понять соотношение объективной, абсолютной и относительной истин... Как они соотносятся, в чем различие объективной и абсолютной истины? Вы не могли бы растолковать?


Мария


Из Гостевой книги сайта Владимира Кудрявцева



Уважаемая Мария,


Для всех перечисленных Вами мыслителей-диалектиков (сюда обязательно следует добавить еще и Платона) истина, точнее, истинность - это прежде всего объективная характеристика самих вещей. И лишь потому - характеристика человеческих знаний о вещах. Иначе, проблема истины первоначально – «онтологическая» и только в силу этого – «гносеологическая» проблема. По Гегелю, истина – это «соответствие предмета своему понятию», т.е. своей сущности (природе). Знание, претендующее на истинность как раз и должно зафиксировать это соответствие. Истина существует только в объективной форме, и словосочетание «объективная истина» лишено смысла. Это понимал еще Парменид, первым различив и противопоставив друг другу истину и мнение, субъективное представление об истине. Такое представление может в той или иной мере отвечать истине, а может и вообще не затрагивать ее «по делу», будучи выражением сторонних человеческих амбиций, идеологических штампов или стремления к пустому резонерству. Другой вопрос, что сущность предмета может нам являться, но нами не выявляться («внутренние ограничения познания»). Однако само выявление истины предполагает, как минимум ее «явление». Правда, тут возникает целый ряд трудностей.


Вещи и явления могут относиться к определенному роду, но весьма в малой степени соответствовать свойственной ему природе (родовой сущности), а то и вовсе искажать ее. Homo sapiens не столь уж редко бывает, как известно, крайне неразумным. Перестает ли он от этого быть человеком? Конечно, нет. Мы-то это понимаем, а, вот, поймет ли, предположим, какой-нибудь инопланетный посланник, впервые встретившись с родом человеческим в лице такого его представителя? Встретится и заключит: сё – истинный человек. И… (будем надеяться), ошибется. Потому что для полноты картины ему неплохо бы познакомиться и с теми «хомо сапиенсами», у которых способность к разуму развита в посильном для человека масштабе. Включая Аристотеля, Гете или Эйнштейна. Только соотнеся с образцами развитого человеческого разума опыт своей первой встречи, наш гипотетический инопланетянин сможет понять, что и неразумность, у зрелого человека приобретающая форму глупости, есть вариация именно человеческой, а не какой-то иной сущности. (Среди животных глупости не встречается, если их, конечно, не учат глупости хозяева – люди).


Таким образом, истина - это лишь постольку более или менее адекватное совпадение мысли с реальностью, поскольку сама реальность так или иначе «совпадает» с собой, со своим «понятием», объективно являя нам свою сущность. В этом и коренится своеобразие диалектико-логического взгляда на проблему истины.


Очевидно, что градации, степени «соответствия предмета своему понятию» могут быть разными. Эмбрион – это еще не развитый организм во всем спектре присущих ему свойств. Однако некоторые существенные из них мы уже обнаружим в нем в свернутом виде. Это относится в первую очередь к особенностям строения организма, к его морфологии. Например, в эмбриогенезе у птиц поначалу «закладывается» перьевой покров, у млекопитающих – осевой скелет. Следовательно, эмбрион по-своему «соответствует понятию» того организма, которому предстоит из него сформироваться. Но эмбрион не откладывает яиц и не выкармливает своих детенышей молоком, не делает еще много такого, что позволяет рассматривать его как развитое воплощение сущности того рода, к которому он принадлежит. Ему еще нужно как-то «состояться» в этом качестве, «утвердить» в себе самом свою собственную сущность.


Это означает, что, пытаясь завладеть истиной, мы не можем довольствоваться простой, даже самой точной и полной констатацией наличного, актуального состояния объекта. Даже если это – развитое состояние, хотя знание о нем совершенно необходимо. Для диалектики - постижение истины это прослеживание хода развития объекта в соответствии с его существенными характеристиками. Именно в этом смысле Гегель противопоставлял «готовую истину» истине-процессу, в котором объект обретает свою развитую форму, а мысль вскрывает общую логику ее обретения, становления, образования. Благодаря такому генетическому подходу мы сможем внести коррективы в сложившиеся представления не только о данном объекте, но и о его существенных, родовых характеристиках. Например, - о том, насколько они специфичны для него. Так, новейшие палеонтологические находки показывают, что перьевой покров - не прерогатива современных птиц и их ближайших пернатых предков, - им обладали и древние рептилии, представители некоторых отрядов динозавров. Но при этом палеонтологи резонно предположили, что последние явились одними из далеких прародителей птиц. Впрочем, тут же встает вопрос: в какой мере существенна «пернатость» для пернатых, нет у пернатых ли других свойств, которые по существу отличают их от прочих граждан животного царства? И мы вновь вынуждены пускаться в путь «по следам» истины - истины-процесса, которые порой оказываются весьма извилистыми и путанными.


Вы, наверное, слышали или читали о том, что «истина всегда конкретна» (эта мысль «закреплена» за В.И.Лениным, хотя выписал он ее, кончено, из Гегеля). Вероятно, известно Вам и то, что в диалектике под конкретным понимается «единство в многообразии» или, пользуясь термином П.А.Флоренского, «единомножие». Получается: истина – это «единомножие». Но ведь в пределе «единомножие» - это весь Мир, взятый в своем безграничном пространстве и времени. И не только тот мир, что был и есть, но и тот, что существует лишь в возможности. Он и есть Абсолютная Истина – абсолютнее не сыщите! Та самая абсолютная истина, к которой, как учили даже оптимистичные советские учебники по диалектическому материализму, мы можем в лучшем случае «приблизиться» через череду истин относительных. Относительные истины – не условные абстракции познания, а реальные объекты, наполняющие мир: от микронной частицы - до мегагалактики. Напомним: объекты, представленные в своей развитой форме. Однако для того, чтобы разглядеть в них «свет» пусть даже относительной истины, мало иметь дело с развитыми объектами сами по себе. Объект должен быть осмыслен в той системе значимых для него связей и отношений, внутри которой он реально достигает своей развитой формы. Имея в виду это, например, выдающийся биолог-эволюционист академик А.Н.Северцов настаивал на включении в определение организма среды, где он рождается и живет. Аналогичное соображение позднее высказывал классик психологии Ж.Пиаже. Или - жизнь на Земле могла возникнуть лишь при особом «состоянии» Солнечной системы, которое, в свою очередь, определяется ее положением в Галактике… Кроме того, сама жизнь – не локально-планетарный, а глобально-вселенский феномен, об универсальных законах происхождения и существования которого мы пока имеем весьма скромные и смутные представления. А, стало быть, «истину» земной жизни мы не сможем найти, мысленно не покидая пределов нашей планеты.


Вернемся к эмбриону. Да что там – эмбрион, даже живая клетка содержит в себе некий «эскиз», «проект» будущего организма, представляя собой «неразвитое начало развитого целого». В известном смысле само это целое должно соответствовать своему исходному «проекту», своему «началу». Но почему тогда бы не рассматривать клетку как «истину» организма, как олицетворение его «понятия», сущности? Клетка ведь и есть тот самый корень, в который надо «зреть», и диалектика здесь ничуть не расходится с Козьмой Прутковым. Однако для диалектики путь движения мысли к истине включает в себя все ступени восхождения от абстрактного («клеточки») к конкретному (тому, что из клеточки в итоге сформируется). «Клеточка» - отправная ступенька восхождения к конкретному (истине), но не единственная.


Метод такого восхождения создали Гегель и Маркс. Абстрактное они называли еще абстрактно-всеобщим (в отличие от конкретно-всеобщего). И не случайно. «Клеточно-эмбриональная» форма любого явления, природного или социокультурного, первоначально фиксирует в себе только его самые общие черты. Точнее – некоторый прообраз этих черт, и к тому же, как мы упомянули выше, далеко не всех. Она, конечно, не напоминает первородную Землю из Ветхого Завета, которая «была безвидна и пуста». Но родовую и, тем более, видовую специфику явления, не говоря уже о его индивидуальном своеобразии, в полном объеме «клеточка» нам поначалу приоткроет едва ли. Так, на самых ранних этапах эмбриогенеза зародыши всех животных имеют общую морфологию и потому очень похожи друг на друга. Видовая и иная дифференциация и спецификация проявляется в эмбриогенезе позднее (за исключением генно-хромосомных параметров - но мы говорим о морфологии).


Во что разовьется «клеточка», - сказать определенно мы сумеем далеко не всегда. Тут нужна глубочайшая проницательность. Простая аналогия. Представим себе, что мы стоим у истока. Возможно это – исток великой реки, возможно - ее притока, а, может быть, и вовсе маленького ручейка. Не сходя места, нельзя сделать заключения, претендующего хоть на какую-то истинность. Проверить это можно, только поднявшись по руслу, буквально совершив восхождение от абстрактного к конкретному – от истока к полноводному водоему, скажем, к реке. Подобное восхождение проделывает и человеческая мысль. Река без истока невозможна, но и исток без реки – ничто. Только вместе они образуют «единомножие», нечто конкретно-всеобщее. При этом река расскажет об истоке значительно больше, чем исток о реке. И не только потому, что все истоки в принципе однородны (каким и положено быть «неразвитому началу развитого целого»), но и потому, что в составе развитого состояния объекта слабые и неотчетливые тенденции, присущие неразвитому, обретают силу закономерностей. Однако даже такое «единомножие» представляет собой лишь относительную истину: ведь река еще впадает в море, море сообщается с океаном… Иными словами, относительные истины потому и относительны, что относятся как бы к разным порядкам, соответствующим тем или иным ступенькам восхождения от абстрактного к конкретному. Это – не произвольные мыслительные конструкции, а реальные состояния пребывающего в развитии объекта, которые воссоздает человеческая мысль.


Отделить развитую, истинную форму от неразвитой, неистинную бывает сложно даже для самого выдающегося ума. Например, творец логики восхождения от абстрактного к конкретному Гегель считал, что «золотой век» искусства пал на античную эпоху, т.е. остался в далеком прошлом. В своем убеждении Гегель сохранял непоколебимость, невзирая ни на расцвет классицизма в литературе и музыке, ни на рождение многообразия новых художественных жанров и стилей, чему он был современником или почти современником. В чем же состояла подоплека стойкости этого убеждения? Дело в том, что искусство, как писал Э.В.Ильенков, это – профессионально развитая способность к созерцанию, венцом которой выступает сила человеческого воображения. А античная культура и античное мышление – очень созерцательны. Древние греки даже в абстрактных идеях усматривали особые образы - эйдосы – чувственные оболочки вещей. Эти оболочки, считали они, отщепляются от вещей, вбирая в себя их невидимые сущности, странствуют по воздуху и в итоге попадают в человеческий глаз. Психологи до сих пор используют эпитет «эйдетическая» в отношении живой, ярко образной памяти, способной визуализировать то, что, на первый взгляд, увидеть нельзя. Такая память, такое видение мира, в целом, свойственно выдающимся художникам. Один из них, К.Петров-Водкин дал парадоксальную характеристику своему не менее выдающемуся коллеге – П.Филонову: очевидец незримого.


Высокоразвитая, обостренная, проницающая чувственность, без которой трудно представить мифопоэтический стиль мышления древних греков (столь далекий от идеалов европейского рационализма Нового времени) действительно, способствовала созданию великих античных образцов поэзии, музыки, скульптуры и др. Больше того, древнегреческое искусство стало той исторической «школой созерцания», из которой выросла вся европейская художественная культура. У Осипа Мандельштама были веские основания заявить: «мы – эллины». По происхождению. В античном искусстве художественная культура нашло свое начало – «неразвитое начало развитого целого». И эта «неразвитость» сказывалась во многом: стилистической однородности древнегреческого искусства, по которой его «опознает» даже не самый эстетически искушенный, в синкретизме образов, в структурной простоте произведений. Возьмите, к примеру, античную трагедию. Вы практически не найдете там характерные для европейской драмы Нового времени хитросплетение различных сюжетных линий, наличие не отпускающей зрителя интриги или глубокий психологизм. Все достаточно просто: герой противостоит всесильному року, делает все возможное, чтобы выстоять в этом противостоянии, но, как правило, проигрывает и погибает – на что, собственно, изначально обречен (почитайте работы С.С.Аверницева, М.Л.Гаспарова, других исследователей античного искусства). Такова простота и прозрачность исходной абстрактно-всеобщей «клеточки». Она, «клеточка» по-своему олицетворяет совершенство и завершенность – важнейшие атрибуты истины. Но истины – «в зачатке». Этим атрибутам еще только суждено развернуться в богатстве своих проявлений через много веков – в формах значительно более позднего классического европейского искусства, для появления которых было недостаточно одного развитого созерцания.


Для Гегеля истинное, подлинно классическое искусство слилось с античным, поскольку он отождествил истины разных порядков, абстрактное с конкретным. Но не станем спешить обвинять мыслителя в слепоте или лишний раз упрекать его философию за «абстрактность» (хотя это распространенный упрек не столь уж безоснователен). Гегель совершил это отождествление вполне сознательно. Ведь он провозгласил созерцание, чувственность, даже самую высокоразвитую – такую, как у древних греков, «недоразвитым мышлением». А главным делом мышления, по Гегелю, была Наука и ее вершинная форма – Философия. В развитом созерцании он видел монополию «недонауки» - искусства. Кстати – фактически солидаризируясь с Платоном, полагавшим, что искусство – это весьма недостойное поприще, за исключением хорового пения, которое является духовным занятием. И если уж упрекать Гегеля за «абстрактность», то она – в разобщении созерцания и мышления, искусства и науки, которые в своих развитых, конкретно-всеобщих формах, всегда представляют собой нечто целое, выражающее единство универсальной творческой способности человека, его креативного потенциала. В этом и заключена их «истина».


Конечно, в процессе развития истинная форма - не всегда радужная перспектива, она может остаться и где-то позади. Как иногда у вундеркиндов, «выгоревших» еще в детстве, по выражению Л.С.Выготского, «все будущее в прошлом». В патологии существует распад личности, а в норме – старческая инволюция организма и психики. С другой стороны, компенсацией утраченных сил в старости иногда становится достижение высшей мудрости (хотя, как психолог, сомневаюсь, что мудрые люди полностью «порывают» со своей молодостью, да и философы напомнят: «истина всегда конкретна», а значит – целостна и органична…). И каждый раз нужно специально разбираться, когда и в чем предмет максимально отвечает «своему понятию», своей сущности, чтобы не проглядеть звездный час истины.


Случается и наоборот: исследователь пытается постичь истину, а предмет еще не успел «состояться» в своей истинной форме или вообще не способен обрести ее в данных условиях, т.е. предмета, по существу, нет. Так, фундаментальная трудность познания социальных явлений связана с тем, что мы живем в весьма несовершенном обществе. Тот же Гегель, правда, утверждал, что современная ему Прусская монархия есть - ни более, ни менее – воплощение Абсолютной Идеи, Понятия, Истины на земле, но был подвергнут справедливой критике Марксом, который назвал его «некритическим позитивистом». Ясно, что «дефицит истины» в обществе толкает недовольное человечество на создание разного рода утопий, или в лучшем случае, прогнозов, которые уже сами по себе становятся предметом анализа. И если этот анализ содержательно соотносит предполагаемые в будущем возможности с теми тенденциями, которые прослеживаются в настоящем, ему нет основания «с порога» отказывать в истинности. В современной социологии, особенно после работ П.Бергера и Т.Лукмана, социолог рассматривается не как живой «барометр» социальных процессов, производящий свои замеры при помощи опросов, интервью и т.д., а как лицо, занятое активным конструированием социальной реальности.


Впрочем, дело даже не в этом. Современный тип научного знания в целом – это проектное знание (отрыто не сегодня и не нами). Для нынешнего ученого предмет исследования – уже не «готовая», предустановленная в силу «естественного порядка вещей» данность, а продукт моделирования, конструирования, проектирования с заранее непредрешенным исходом. Причем, это касается не только социогуманитарных, но и естественных дисциплин. Понятие «артефакт (искусственный эффект) исследования» перестает быть негативным, определяя общий способ интерпретации научных фактов. Поэтому, например, из физики постепенно исчезает привычная со времен Галилея фигура созерцателя-наблюдателя, а в самом подходе к построению физического эксперимента усматривается решающее условие воспроизведения в нем тех или иных фактов. Прибегая к помощи, допустим, синхрофазотрона, физик не просто ускоряет протоны и получает некий частный результат, а задает саму возможность моделирования в экспериментальных условиях их существенных свойств и только в таком виде исследует их. В этих условиях физик «вызывает к жизни» феномены, подобные нейтрино, с которым можно встретиться только в далеком космосе и т.д., и т.п.


Каждый школьник знает о том, что основной метод генетики – это метод искусственного творения естественных феноменов. Иначе говоря, генетика становится в той мере наукой о «естественном», в какой мере она является наукой об «искусственном» - предварительно спроектированном, «замышленном». Тем более, это относится к областям биотехнологии, химических синтезов и катализов, ядерной и термоядерной энергетики и др.


Означает ли это, что наше познание утеривает объективность? Разлучает ли это нас с истиной? Напротив: только это и дает нам шанс той или иной форме владеть ею. Ведь мы, по определению, - существа деятельные. Мир познается нами настолько, насколько он предстает нам в формах нашей деятельности. Это чем-то похоже на новорожденного ребенка. Предмет видим им, пока находится в его ручках. Как только он выпадает из них, то исчезает и из поля зрения. Чем шире и глубже «экспансия» человеческой деятельности в мир (со всеми ее «плюсами» и «минусами» - например, драматичными издержками, в облике экологических проблем), тем шире и глубже наше знание о нем. Постепенно в орбиту деятельности начинает косвенно вовлекаться вся Вселенная, включая ее самые недосягаемые дали и даже те сферы, о существовании которых мы можем только предполагать. Хотя уже для древнего мореплавателя далекие звезды, до которых едва ли в обозримой исторической перспективе реально «дотянется» человечество, служило первой географической картой, более надежной чем та, что человеческая рука много веков спустя нанесет на пергамент. Уже тогда нечто отделенное от людей на межгалактическое расстояние выступало для них и инструментом, и содержанием деятельности. Едва ли эта деятельность могла бы возыметь малейший эффект, если бы не создавала внутри себя условия для получения истинного знания и одновременно не опиралась бы на него.


Выше мы смогли рассмотреть проблему истины – как она поставлена в диалектической логике, - лишь в самом первом приближении. Что делать дальше? Читать и думать. Читать – того же Гегеля, Маркса, Ильенкова, Лифшица… и Платона. Как заметила героиня Льюиса Кэрролла, «все самое ценное было уже у Платона». Ну, разумеется, не все (истина, как мы знаем, бесконечно конкретна, и ее не вместит в себя даже самый могучий гений), но многое…



Обсудить публикацию, задать вопросы автору.




На развитие сайта

  • Опубликовал: vtkud
Читайте другие статьи:
«Моменты истины» Эвальда Ильенкова. К Юбилею мыслителя
18-02-2014
«Моменты истины» Эвальда Ильенкова. К Юбилею

Фото из архива С.Н.Мареева. Ровно 90 лет назад в мир пришел Эвальд Васильевич Ильенков, пробыв в нем 55 лет. Один из самых
Международная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения М.А.Лифшица
10-09-2005
Международная конференция, посвященная 100-летию

Международная конференция к 100-летию М.А.Лифшица
07-07-2005
Международная конференция к 100-летию М.А.Лифшица

  • Календарь
  • Архив
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Март 2024 (57)
Февраль 2024 (47)
Январь 2024 (32)
Декабрь 2023 (59)
Ноябрь 2023 (44)
Октябрь 2023 (48)
Наши колумнисты
Андрей Дьяченко Ольга Меркулова Илья Раскин Светлана Седун Александр Суворов
У нас
Облако тегов
  • Реклама
  • Статистика
  • Яндекс.Метрика
Блогосфера
вверх