Специально переработанный и дополненный текст, который был ранее опубликован в: Журнал практического психолога. 2011. № 1. Специальный выпуск: К Юбилею В.Т.Кудрявцева.
И пруды, и сады, и ограды,
И кричащее белыми воплями
Мирозданье - лишь страсти разряды,
Человеческим сердцем накопленной.
Б.Пастернак
Тридцатилетнее изучение психологии человека привело меня всего лишь к одному, обескураживающе банальному выводу, которым как-то даже и не очень ловко делиться с профессиональной аудиторией. И все же рискну.
Единственная проблема (загадка, тайна), над которой бьется моя почтенная наука - это проблема человеческой любви. Способность любить - это то, что делает человека человеком, во всяком случае, там, где глубины души совпадают с вершинами духа. А собственно человеческая психология только в этом совпадении существует и мыслится. Прочее - «вычеты», которые можно обнаружить, как минимум, в виде предпосылок внутри всякого развитого живого, чем, конечно же, не перестает быть человек.
На вопрос о том, как психика – атрибут живого, становится душой человеческой – атрибутом Личности призвана ответить психология, которую я называю «вершинно-глубинной». Соединяю в одном два термина Л.С. Выготского потому, что именно он стоял у начал такой психологии. Правда, сам Выготский квалифицировал ее как вершинную в противовес глубинной. Щедро и, по-моему, не совсем предусмотрительно отдав «глубины» на откуп психоанализу и всем бредущим вслед, хотя имел к ним свой собственный свободный доступ (подробнее см.: Кудрявцев В.Т. На путях к глубинно-вершинной психологии // Вопр. психологии. 2006. № 1; Он же. К методологии исследования личности и личностного роста в культурно-исторической психологии).
В вершинно-глубинной психологии человека можно представить в образе высокогорного озера, моря, существуй оно в действительности. Или вулкана, к основанию которого изнутри можно попасть только с вершины. Можно, конечно, топтаться у подножия горы снаружи или даже пытаться, не сходя того же места, вслепую сверлить в породе тоннели внутрь. Этим поначалу и занялся психоанализ. Но кто гарантирует попадание? Это, кстати, осознал сам Фрейд, обратившись к истории души Леонардо (1910 – случайно ли, что в этом же году выходят и его пять классических лекций «О психоанализе»?) и других творцов истории человеческого духа. Но не только их творчество служит для психолога своего рода «лифтом» для «спуска к основанию» душевной жизни.
Как возникает чувствительность у ребенка? Он ведь приходит не во «внешнюю среду» - мелькающую, гудящую, колющую, пахнущую… воздействующую на рецепторы (а в университетах продолжают учить именно так). В мир, который создали для него с любовью и трепетнейшей заботой самые близкие люди, где все для него, все соразмерено с его прихотями, в форму которых часто облекаются обычные жизненные нужды в этом возрасте. И он отвечает – эриксоновским «базисным довериям к миру». К миру вообще. Но вот, бежал, споткнулся о стульчик и упал. Крик, слезы - может, не столько больно, сколько обидно, говоря словами обиходно речи. Ударена не ножка, подорвано чудесное доверие, которое первоначально определяет «порог чувствительности». Поставлена под вопрос любовь взрослых – источник доверия, которое еще не успело распространиться за границы детской. А за границами этой «территории любви» ждут новые разочарования… И вот уже взрослый сетует «О, этот несправедливый мир!». Это, если и не оправданно жизненно, то объяснимо научно.
Первые специфически человеческие переживания младенца зарождаются в поле «высшего» (духовного) чувства - материнской любви. Изначально младенец «по-человечески» переживает именно это материнское чувство и лишь в силу этого – события внешнего мира и собственные психосоматические состояния. Перед нами не просто глубоко интимное переживание эмоций другого, пусть родного и близкого, человека: по Выготскому, младенец и мать выступают носителями единой психической, в первую очередь - эмоциональной общности. Поэтому материнская любовь – порождающее начало эмоциональной сферы ребенка, ее внутренняя формообразующая инстанция и в этом смысле – собственная «часть». Таким образом, пользуясь терминологией Выготского, реальная форма психической (эмоциональной) жизни с самого начала вызревает и складывается в составе ее идеальной формы. Простое – в составе «сложнейшего»!
Это позволяет младенцу справиться ему с другими «сложностям». Младенец еще не способен выделить себя из хаоса внешних влияний. Даже его собственный крик, все богатая младенческая экспрессия значима вначале только для взрослого, осознаваема только им. Его внутренние импульсы перемешиваются с внешними. Но материнская песня – адресное послание, обращение именно к нему, любимому, единственному и неповторимому, как бы «выхватывает» младенца из этой стихии. Как и прикосновение материнской руки (на этом целиком построена народная педагогика пестования). Первый акт «самоотношения» – буквально «по Выготскому» – совершает за ребенка его мама. Будущее детское самосознание поет голосом мамы, создавая себя ее руками.
Предчувствую сопротивление не только со стороны психологов (которые к тому же в большинстве своем недолюбливают метафор, – я их тоже не люблю, если они не проясняют содержаний понятий, «сути дела»). Кто-то, возможно, скажет: правомерно ли так урезать поле проблем психологии? Никто не спорит - любовь важна, но не ей же единой... Человек не только любит, он познает, действует и т.п., да и сфера его переживаний не ограничивается этим.
Что ж, судите сами – урезаем или, наоборот, приращиваем что-то важное…
Практическое освоение мира
Первые шаги ребенка... Вы никогда не задумывались ради чего (кого) он делает их? Любящая мама (папа, бабушка, дедушка) простирает к нему свои руки и зовет. И он через страх и плач, героически преодолевая себя, падая, хватаясь за предметы, чтобы вновь встать, идет на этот зов. На зов любви.
Познание
В детской психологии достоверно установлен факт: для младенца любая вещь (погремушка, соска и т.п.) «существует», покуда находится в руках мамы или другого близкого взрослого человека. Стоит выронить или отложить вещь, ребенок ее уже «не видит» и забывает о ней. Надо сказать, что она становится для него «существующей» и в его собственных ручонках. Но именно потому, что в них ее вкладывают, помогают зажать в кулачок теплые мамины руки. Конечно, в итоге ребенок начинает познавать мир «как он есть» - вне маминых и своих собственных рук. Но только после того, как мир уже побывал в этих руках.
Нас со студенчества учат, что противопоставлять страсть и рациональное познание не очень недальновидно, ссылаясь на Платону, Спинозу, Выготского или, как модно нынче, на Делеза. Хрестоматийная истина: познание начинается с безусловного и бескорыстного стремления знать, т.е. с пресловутой «любви к познанию». Если изначально это стремление вытесняет прагматический интерес, любое рациональное познание, - предполагающее видение мира не только через утилитарные очки, но и в целом - становится попросту невозможным. Что нас толкает к построению целостной картины мира, если в нашем непосредственном «хозяйственном ведении» находится лишь какая-то микронная его частица? Что ему - Гекуба? Первотолчок - любовь. Любовь к познанию. «Святая любознательность» (А. Эйнштейн).
…А разве мы не знали, что видит – любящий, тогда как слеп – безразличный.
«Смотри: она его любит и считает умным и красивым. А мы видим – глуп он и безобразен. Нет, ничего мы не видим: видит она. Любовью угадала, узнала она его ум, нам, равнодушным и холодным, неведомый; любовью узрела его подлинную красу, нами не замеченную. Мать ласкает золотушного ребенка, глядит на него и не наглядится. Безобразен он на наш взгляд – с гнилыми зубешками, с кривыми ножонками. Но все-таки права мать, не мы. Она прозрела и познала сокровенное от всех, драгоценнейшее, потому что умеет любить. Мы же не любя и не познаем, скользим равнодушным взглядом по внешности. Мы судим по наружности, по одежде; не всматриваясь, ограничиваем человека внешними проявлениями его красы и ума, не познаем его умопостигаемую, истинную, единственную во всем мире личность; не понимаем, что здесь на земле, в «гране неподобия» не может она выразиться иначе».
Эта мысль, пожалуй, лучше всего выраженная у Льва Карсавина, на разные лады звучала у Н. Бердяева, С. Рубинштейна, еще, как минимум, десятка философов, писателей и поэтов. Ее по-своему развивает Илья Раскин - с позиций наиболее близкой мне философии.
Творчество
Александр Сергеевич Пушкин пишет послание Анне Петровне Керн: «Я помню чудное мгновенье...». Конечно, Александр Сергеевич - профессиональный поэт, который понимает, что «не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Возможно, он даже допускает, что эти его строчки войдут в фолиант, который раскроет и будет читать не только Анна Петровна. Но сейчас, в момент написания, он обращается исключительно к Анне Петровне. Хотя то, что он напишет ей и только ей будет потом волновать представителей разных времен и разных народов, которые будут искать в этих очень личных строчках выражение всеобещчеловеческих состояний и чувств, «примерять» его на себя, искать в нем спасение и отраду.
…Есть такая красивую легенду-гипотезу о происхождении песни. Первобытного молодого человека распирали чувства к юной соплеменнице. Но возможностей троглодитского языка для облечения этих чувств во внятную форму явно не хватало. Ведь состоял он из минимума слов, значения которых были к тому же слишком всеохватны, чтобы передавать интимные нюансы... И тогда наш реликтовый влюбленный запел!
Прошли тысячелетия, песня оторвалась от признания и обросла словами про самое разное. Но трудно отделаться от впечатления, что и сегодня великие песни без слов, о чем бы их ни слагали, несут в себе свою чувственную археогенетику. Исторически не вытравимую.
Я не стану продолжать сей ряд - он достоин целой книги об основах психологии. Не исключаю, что я для кого-то открыл Америку, но любовь является смыслообразующей, несущей конструкцией нашего внутреннего мира. Все остальное - вторичные, производные надстройки. Стоит своевременно не возвести или разрушить эту конструкцию - рассыпается и сам внутренний мир. Как и наши представления не выдерживают поверки реалиями. Вот – аргументы.
…Вначале мы все на обезьяну грешили. Дескать, расплачиваемся своим человеческим существованием за грехи ее обезьяньи. Но наука не стояла на месте. Неунывющие эволюционисты человеку новых родственников. И находили - то лемуров, а позднемеловых мышек. В Мертвом море был обнаружен микроорганизм, который по своему белковому составу идентичен человеческому глазу. Днем это одноклеточное око всплывает из глубин к поверхности воды - но не для того, чтобы полюбоваться щедрым ближневосточным солнцем. А для того, чтобы заполучить от светила необходимую для жизни дозу энергии, которую к ночи эта бактерия отправляется перерабатывать обратно в глубины. Совершать там таинство хемосинтеза.
Развитие генетики вооружило эволюционистов более совершенными методами идентификации родственников. Правда, вскоре выявилась некоторая несостыковка с высшими приматами. Оказалось, что в структуре ДНК обезьян и человека имеется около полусотни отличий, в том числе, достаточно принципиальных. Т.е. Бог создал человека не совсем по образу и подобию обезьяны. Но зато, видимо, в порядке компенсации в число наших генетических собратьев вошли свиньи, ДНК которых позволяет использовать их в качестве идеального поставщика донорских органов.
Впрочем, главное открытие ждало впереди. В 2006 г. опять-таки в морских глубинах выловили червя, генетический код которого, разве что, не воссоздает один в один генетический код человека...
Я ничего не хочу сказать. Против генетики не пойдешь. Свинья - так свинья, червь - так червь. Родственники – так родственники. Принимаю и не стесняюсь. Потому что с детства люблю Самуила Яковлевича Маршака, который написал замечательные строчки:
Человек - хоть будь он трижды гением -
Остается мыслящим растением.
С ним в родстве деревья и трава.
Не стыдитесь этого родства.
Вам даны до вашего рождения
Сила, стойкость, жизненность растения.
(Правда, невольно приходит на память и Цветаева:
Это ты - тростник-то Мыслящий -
Биллиардный кий!)[/i]
Я понимаю, что все живое - едино внутри себя. И не только живое - все сущее. Даже Божий дар и яичница. А для кого-то яичница - и вовсе Божий дар.
Но давайте поймем и другое. Мой учитель Василий Васильевич Давыдов как-то сказал: «Может, кто-то и произошел от обезьяны, но я – точно от человека. Я своих родителей помню». Артур Владимирович Петровский приводил слова Константина Константиновича Платонова из их личной беседы: заведомое отличие человека от животных - в том, что он знает бабушек и дедушек.
Эволюционисты и, вообще, биологи мыслят глобально. Для них человеческий организм обладает «памятью» о всех своих предшествующих «реинкарнациях» в материале живого: от приматов – до бактерий. Эта длинная (не путать с долговременной) «память» по-своему воссоздает единство живого, но особой избирательностью, увы, не отличается. Слепо доверяясь ее показаниям, можно придти к выводу о том, что между амебой и Эйнштейном никакой существенной разницы нет (Карл Поппер). Память, которую имели в виду психологи, намного короче (не путать с кратковременной памятью). Но именно она позволяет человеку связать мир в себе в некое целое. Именно благодаря ей человек становится по-настоящему родственен всему живому и неживому.
Повторимся: расставаясь раз и навсегда с материнским лоном, он не попадает в абстрактную внешнюю среду, состоящую из ничего не значащих вещей и явлений. Эту среду с заботой и любовью создают для него мамы и папы, бабушка и дедушки в пространстве детской. Потом – всего дома. А позже приходят другие люди, через которых он открывает куда более широкий и далекий мир. Что человеку до птиц? Ничего – если они не напоминают ему об эмоциональной связи со значимым человеком. С другими людьми, в пределе – всем человечеством. Из детства мы выносим не только воспоминания о веселых попугайчиках, но и о том, как в погожий весенний день выбирали их с мамой в зоомагазине, а вечером дома учили с папой разговаривать. Это было так замечательно! Как и соловьиная трель в парке, которая так волновала мое сердце, потому что рядом сидела Она. Как и полет чайки Джонатан Ливинстон, в котором я узрел образ собственной свободы… Что человеку – птица? Гекуба? Мир? Самые далекие, да еще и гипотетические «черные дыры»? Что я потерял в это дыре?
«Степень родства» во всех случаях подсказывает не длинная, но лишенная осмысленности, «природная», эволюционно-генетическая память, а та самая короткая – истинно человеческая. Память обо всем мире.
Как тут не вспомнить Экзюпери:
«Скучная у меня жизнь. Я охочусь за курами, а люди охотятся за мной. Все ку¬ры одинаковы, и люди все одинаковы. И живется мне скучновато. Но если ты меня приручишь, моя жизнь точно солнцем оза¬рится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда убегаю и прячусь. Но твоя походка позовет меня, точно музыка, и я выйду из своего убежища. И потом - смотри! Ви¬дишь, вон там в полях, зреет пшеница? Я не ем хлеба. Колосья мне не нужны. Пше¬ничные поля ни о чем мне не говорят, И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приру¬чишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру...»
Еще одна иллюстрация о различии «природной» и «человеческой» памяти, и не только памяти.
Всем известна та ревностность, которую в материнстве проявляют лосихи. Не приведи встретить лосиху с детенышем в лесу. Любое неловкое телодвижение может быть расценено мамой как потенциальная угроза для детеныша. И тогда останется лишь уповать на судьбу или на умение лазить по деревьям. Но зоопсихолог Ю.А. Курочкин провели опыты: лосенка подбрасывали лосихе не на ее территории. Так вот, в «чужом» месте лосиха не узнавала собственного детеныша, более того – пыталась забить его ногами.
…Многим знаком рассказ Рэя Бредбери «Голубая пирамидка». Напомню сюжет. В далеком будущем роды принимает специальная родильная машина. И вот, однажды машина дала осечку: отправила новорожденного в иное измерение. В итоге в «родном» измерении он принял вид голубой пирамидки. Родители впали в смятение: существо, имеющее такой образ, не может жить в нашем мире. Но специалисты сказали им, что в другом измерении голубая пирамидка имеет вид обычного человеческого ребенка. Они предложили родителям самим удостовериться в этом, перенесясь при помощи техники в то же измерение. Но предупредили, что вернуться оттуда будет уже невозможно. Там они навсегда останутся со своим ребенком. А в этом мире приобретут образ голубых пирамидок.
Рассказ завершается описанием того, как на лужайке около дома две большие голубые пирамидки заботливо выгуливают третью - маленькую…
Разумеется, «короткая память» человека (индивида) становится возможной благодаря «долгой памяти» памяти культуры – фиксируемой в ее всеобщих формах и постоянно актуализируемой в творческих действиях индивидов. Это больше напоминает анамнезис Платона, нежели ассоциативное воспроизведение из классических учебников психологии. Каждая их всеобщих форм (ценность, норма, модель поведения, способ действия, орудие, знак, символ, архетип, как ее ни называть) - только инструмент, при помощи которого человек порождает, открывает, раскрывает, преобразует содержание собственного личностного мира, инструмент откровения о себе.
А откровение о себе возможно только тогда, когда тебя безусловно принял хотя бы один человек. Роджерсерианское «безусловное принятие» и есть одно из имен (граней) любви.
В словнике, конечно, значился и термин «Любовь». Как-никак – замковая категория этики, которая и в своей марксистско-ленинской разновидности ее не отменяла. «Любовь» задумывалась как статья-«пазл», фрагменты которой возлагались на разных авторов, – обычная практика при подготовке энциклопедических статей о многоаспектных предметах. И вот, материалы представили в редакцию… То, что «пазл» никак не желал собираться, - это полбеды. Другая половина – в самих авторских фрагментах. Серьезных настолько, что к ним уже нельзя было относиться серьезно. Вытирая платочком под глазами, дама-редактор решила, что боле не станет тревожить авторов, каждая новая доработка которых умножала количество слезных выделений и усиливала хохот. В общем, как истинно русская женщина, она взялась войти в эту горящую избу (задерживался выход тома) и написать статью сама.
…Недели две редакторша ходила с отрешенным видом, и, наконец, заявила начальству: «Об ЭТОМ писать нельзя. ЭТО можно только делать!».
Порой неожиданные ответы взрослые получают тогда, когда «экспертами» по этому вопросу «назначают» не самих себя, а маленьких детей. В детском возрасте мощная крона человеческого самосознания, по преимуществу, прячется в побегах и почках. Но стоит исподволь прикоснуться к теме любви (есть еще ряд подобных тем – это специально изучала в 90-х гг. Татьяна Алиева, сотрудница моей лаборатории в Исследовательском центре семьи и детства РАО, ныне Институт психолого-педагогических проблем детства РАО), эта крона буквально взрывается. Потом ее подрезают воспитание (то, которое свободолюбивый Максимилиан Волошин называл «тягчайшим из насилий, творимых над людьми»), проживаемая без переживания своей событийности жизнь, недолюбленность и невлюбленность… В итоге взрослые, рассуждающие и действующие формально очень сознательно, «социализированные» люди так и остаются носителями «почечных» форм самосознания.
Дети не мудрствуют о любви, а живут ее мудростью. И эту мудрость нельзя вызвать «в лоб» - чаще, как я уже сказал, окольно, неявно. Иначе ребенок очень часто выдает набор оценочных взрослых штампов. Заменяющих самосознание.
Но в редких случаях, единицах на десятки (по нашим данным), исследователям «везет».
Американскому психологу Лео Баскаглиа (Leo Buscaglia), видимо, «повезло» больше. Несколько лет назад он и его сотрудники обратились к детям дошкольного и младшего школьного возраста (4-8 лет) с прямым вопросом: «Что значит любовь?». Правда, исследователей интересовали не детские представления о любви, а то, насколько развита у них заботливость.
Вот некоторые ответы:
«Когда моя бабушка заболела артритом, она больше …не могла нагибаться и красить ногти на ногах. И мой дедушка постоянно делал это для нее, даже тогда, когда у него самого руки заболели артритом. Это любовь» (Ребекка, 6 лет).
«Если кто-то любит тебя, он по-особенному произносит твое имя. И ты знаешь, что твое имя находится в безопасности, когда оно в его рту» (Билли, 4 года).
«Любовь - это когда ты идешь куда-то поесть и отдаешь кому-нибудь большую часть своей жареной картошки, не заставляя его давать тебе что-то взамен» (Крисси, 6 лет).
«Любовь - это то, что заставляет тебя улыбаться, когда ты устал» (Терри, 4 года).
«Любовь - это когда моя мама делает кофе папе, и отхлебывает глоток, перед тем, как отдать ему чашку, чтобы убедиться, что он вкусный» (Дэнни, 7 лет).
«Любовь - это когда ты говоришь мальчику, что тебе нравится его рубашка, и он носит ее потом каждый день» (Ноэль, 7 лет).
«Любовь - это когда мама видит папу в туалете и не думает, что это противно» (Марк, 6 лет).
«Любовь - это когда твой щенок лижет тебе лицо, даже после того как ты оставила его в одиночестве на весь день» (Мэри-Энн, 4 года).
…А самым заботливым исследователи признали четырехлетнего мальчика. Не за «определение» любви. Сосед, пожилой человек недавно овдовел. Увидев его плачущим, малыш подошел к нему и забрался на колени. Когда мама мальчика поинтересовалась, чем он пытался утешить соседа, что такого сказал ему, тот ответил: «Ничего. Я просто помог ему плакать».
Это участливое молчание – вовсе не немое, а самое выразительное сочувствие! – и есть первая работа самосознания. Но разве так же участливо и выразительно молчат любящие?
Как замечательно сказал сам Лео Баскаглиа, «любовь – это всегда распростертые руки. Если ты обнимешь любовь, ты обнаружишь, что сжимаешь только себя».
Мне остается лишь повторить слова Джона Леннона, который сказал людям простую, но самую главную, если не единственную, правду о человеке: "All You Need Is Love". Ничуть не противореча источнику, который он не считал особо авторитетным, но где записано: «Там где нет любви, Его нет».
На развитие сайта
Все права на опубликованные материалы защищены Законом РФ - при полном или частичном цитировании, обязательно наличие ссылки на данный сайт. Гиперссылка (для интернет- изданий) – должна быть размещена в подзаголовке или в первом абзаце материала.
