Опубликовано в журн. «Перемены» (2001. №1)
Вот уже лет семь, как автор этих строк по склонности сердечной и в меру времени и сил участвует в работе многих школ России, руководители и учителя которых строили свои отношения с учащимися доброй своей волей и своим разумением. Наверное, это и называется педагогическими инновациями. С множеством проектов и опытом их осуществления я увлечённо знакомился в Мирном и Якутске, в Южно-Сахалинске и Усть-Илимске, Красноярске и Ижевске, Краснодаре и Самаре… Знакомился непосредственно на месте, а при заочной переписке и при личных встречах в Подмосковье – со многими другими творцами своих школ, представляющих чуть ли не все края и земли нашей страны. К тому же это деловое и конструктивное общение с инноваторами происходило как правило в тесном содружестве с В.В.Давыдовым, В.П.Зинченко, В.А.Левиным, А.М.Лобком, Б.Д.Элькониным и другими замечательными людьми, интересными миру своим личным продуктивным творчеством, а потому и заслуженно знаменитыми. Вся наша работа шла до сих пор под эгидой одного весьма инициативного педагогического учреждения: имя ему было – Свободный университет “Эврика”, теперь – Институт образовательной политики того же имени. Его ректор тогда и сегодня – А.И.Адамский.
В конце концов, логичным и уверенным продолжением нашей самодеятельной работы стали ежегодные туры конкурса инновационных школьных проектов на статус “Экспериментальная площадка РФ”, узаконенный министерством образования при одном из прошлых министров, быстро сменявших тогда друг друга. В учебном центре подмосковного посёлка “Московский” каждый год проводились три тура конкурса. Всего же в сети экспериментальных площадок почти шестьсот школ и других образовательных учреждений, строящих свою жизнь по канонам педагогического творчества. Знакомство с проектами на конкурсе и в школах при выездных учебных сессиях всегда действовало на меня как глоток свежего воздуха. Столь резко контрастировала живая жизнь учащихся и энтузиазм учителей с безответственной схоластикой проектов и решений чиновных хранителей педагогической рутины, коих немало в Министерстве и Академии образования, равно далёких как от креативной практики детей и педагогов, так и от высокой теории человековедения. И это не зависимо от того, какими научными званиями и степенями они уже успели наградить друг друга.
Нет, этим я не обобщаю субъективные качества некоторых влиятельных работников уважаемых учреждений! К сожалению, всё гораздо объективнее: по закону социальной стратификации именно чиновники в душе и по делам своим, стремясь воспроизвести вертикаль своей власти – начальственного управления не делом, а людьми, искренне озабочены тем, чтобы сохранить покорное им однообразие структур и содержания учебного процесса во всех формах среднего и высшего образования. Об этом недвусмысленно говорят и разработки общих его стандартов, и проекты унификации так называемой “двеннадцатилетки”, и предложение ликвидировать мало комплектные сельские школы с вложением средств в большие районные, куда из неперспективных деревень на специальных schoolbus’ах придётся свозить детишек…
Эти всплески административного восторга нам знакомы до боли в душе: в своё время, не так уж и отдалённое от нас, столь же решительно и бездумно, одним росчерком пера были уничтожены “мелкие” хозяйства по всему Союзу. Не менее глупо и столь же бесперспективно было бы потратить бюджетные средства на программу “каждой школе по компьютеру!”. Что тем более бездарно хотя бы потому, что в ряде регионов – от Питера до Камчатки, без указаний и распоряжений сверху уже созданы превосходные комплексы образования на селе, сохраняющие школы как культурные центры небольших деревень и посёлков, объединённые общей программой развития с городскими культурными центрами, педагогическими вузами и университетами. Объединённые и общей информационной базой с компьютерным обеспечением. Что гораздо перспективнее и много дешевле правительственных решений, принимаемых без теоретического осмысления как самой сути дела, так и опыта осуществления реальных инициатив.
Подобные властные “инновации” даже комментировать лень: настолько смешны своей недальновидностью заложенные в них расчёты на интенсификацию образовательной сферы ущербного воспроизводства наших далеко ещё не устоявшихся общностей. Но главное даже не в их недолговечности и практической несостоятельности. Главное в том, что все они прямо направлены на удушение “земских” инициатив и общественных форм самоопределения тех, кто ищет и находит (уже нашёл!) себя в качестве творцов нетривиальных и весьма перспективных педагогических программ. Программ, наглядно демонстрирующих при своём воплощении в общую жизнь учащихся и учителей неоспоримые свои преимущества перед традиционной школой – школой так называемых ЗУН’ов.
Но ещё важнее то, что как раз вопреки полуосознанным смыслам властных “инноваций” большинство известных мне истинно инновационных программ и проектов активно и органично образует вокруг центров образования новые “земские” инициативные общности. Это – и советы попечителей, информационные и общекультурные центры, превращающие творческую интеллигенцию в заметную, если не ведущую, объединенную силу обустройства жизни местного сообщества.
Это, как раз, есть не что иное, как стратегия цементирования в единое целое всех общностей нашей страны, рассчитанная на интенсивное развитие культуры труда и жизни. Стратегия же укрепления вертикали чиновничьей власти по всей России от Президента до околоточного надзирателя, безусловно, боле привычна нашей истории, но, как она же и показала, совсем не надёжна. Вернее, она вполне надёжна при экстенсивном ведении общественного хозяйства, ибо только при нём требуется как можно более дешёвая рабочая сила в как можно большем количестве и при как можно более решительном и строгом управлении ею по всей вертикали. Азиатские деспотии – структура долговечная! При развитом же интенсивном промышленном производстве, к тому же “онаученном” и “окультуренном”, рабочая сила дисциплинируется его осмысленным ритмом, что гораздо надёжнее любой власти над ним. И, что не менее важно, этому производству требуется в каждой его отрасли и в каждом звене его общей технологической цепочки не наскоро и поверхностно обученные, но глубоко образованные, к духовной культуре восприимчивые специалисты.
Как тут не вспомнить некогда описанный Дж.Гелбрейтом последнюю в истории индустриальных общностей попытку хозяина громадной корпорации прибегнуть к властной силе – к силе управления людьми, а не делом. По памяти привожу тот реальный исторический и весьма красноречивый факт. Если я не ошибаюсь, то в самом начале 30-х годов создатель империи Форда – сам старик Генри Форд, был возмущён тем, что менеджеры на его предприятиях не прислушиваются к его советам и не выполняют прямые его приказы. Они по собственному усмотрению (замечу в скобках: в соответствии со своим знанием и пониманием объективных перспектив развития рынка и технологии производства машин), нанял целую банду гангстеров и насилием стал наводить “порядок” у себя в хозяйстве. Руководители всех других автомобильных корпораций – Дженерал Моторс, Крайслер и т.п., тут же обратились к президенту Америки с требованием… национализировать предприятия Форда, обоснованно мотивируя своё беспрецедентное требование тем, что иначе вся хозяйственная система страны станет неуправляемой и рухнет.
Мы пока идём другим путём… Россию, мол, от развала может спасти только строгая власть из центра. Но страну воедино собирает не власть как таковая, а прежде всего общественная форма хозяйственного воспроизводства её целостности. Форма, что и естественно, законодательно закреплённая. Власть здесь нужна и необходима, но лишь как облечённый властными полномочиями гарант соблюдения правовых норм для личной и общественной инициативы. Гарант, имеющий в своём распоряжении средства реализации своих полномочий (в том числе и силовые). В этом должна быть суть и хозяйственного, и образовательного, и любого другого законодательства. Наши либеральные экономисты, придя к власти, наивно рассчитывали именно на такую форму, предполагая должно быть, что она сама собой возникнет и сцементирует в хозяйственный монолит все мелкие и крупные осколки псевдо плановой экономики… Что и стало, как в старину говорили, субъективным фактором, поспособствовавшим в конце концов практической реализации общественных сил, субъекты которых намертво срослись со старой, в основе своей – экстенсивной, формой общественного производства.
Не знаю как вам, а мне до сердечной боли тяжело внимать голосам с экрана телевизора, читать в периодике и в “солидных” изданиях претендующие чуть ли не на научность “аналитические обзоры”… круговорота политической пены глубинно текущих хозяйственных и социальных перемен! У меня сложилось обоснованное убеждение: даже самые популярные аналитики живут сегодня в надмирном мире текстов, ими друг для друга создаваемых в “предметном поле” оголтелой пропагандистской полемики самозванных “идеологов” так называемых партий, наспех созданных теми, кто при первой же возможности ударился в “большую политику” либо для сохранения привилегий своего слоя властных (тем самым и хозяйственных) структур, либо просто не умея проявить себя ни в одном реальном профессиональном деле.
Но в любом случае факт остаётся фактом: ни в начале “перестройки”, но потом, ни теперь у нас не нашлось живых теоретических сил для настоящего анализа причин, порождающих как раз те мотивы своекорыстных решений и замыслов, реализация которых определяет судьбы миллионов людей. Как оказалось, для создания современного варианта “18 брюмера Луи-Бонапарта” мало знать общие, высушенные до схоластики партийной пропагандой законы расширенного воспроизводства, плюс структуру и функции отраслевой экономики советского хозяйства. Тут требовалось прежде всего знать и понять, что категории политической экономии – это категории самой истории. Нет, не исключительно истории хозяйственной деятельности людей, а истории превращения друг в друга её общественных форм – от родовых общин до “виртуальной общности” субъектов глобального обобществления труда. Ибо все простые элементы труда – все средства производства и сам человек, запускающий их в дело, сами собой не определяют ни производственные отношения, ни тип и характер способа производства. Только общественная форма труда, от которой в конце концов зависит и социальное устройство общности людей, задаёт параметры и темпы развития тому и другому. Так, при азиатской деспотии те же элементы труда реализуют свои потенции иначе, чем при общинном или при буржуазном укладах жизни…
Незнание (или непонимание) “теоретиками перестройки” глубинного историзма категорий экономических учений, а, следовательно, и ведущей роли общественно-исторической формы общности людей в осуществлении воспроизводства материальных и духовных средств их жизни, не было, конечно же, единственной причиной того, что либеральное руководство “законами” приватизации… сослужило службу инициативным и жадным старателям первоначального накопления… личного капитала. Только ведь отсюда – и их устремление к абстракциям полной свободы рынка, к демократии без берегов в стране, где само производство столетиями подчинялось интересам бюрократии, централизованно осуществлявшей свою власть над людьми, а не над делом. Либеральные мечтания всегда были для нас хуже ошибки – преступлением*. Общественные инициативы вроде бы и у нас начинали стихийно возникать (а, следовательно, и рыночный регулятор производства), но ведь при небескорыстном приоритете властной воли, а потому и не без сращивания субъектов хозяйственной активности с властными структурами… Чем и до сих пор мощно подпитываются наши старорусские феодальные традиции, умело возрождённые при сталинском режиме.
Если все республики СССР были подчинены власти центра, то, как это и положено при экстенсивной системе общественного воспроизводства жизни, именно центр отпускал своим сатрапам в ленное владение пространства земель республик, краёв, областей и районов. Именно он делегировал им свои властные функции управления людьми, населяющими эти пространства, в том числе, если не прежде всего, и с помощью насилия над ними. И все хозяйственные звенья цепи воспроизводства общественной жизни были властно зациклены друг на друга для расширенного воспроизводства… отнюдь не товаров для потребления (включая промышленное), а того продукта, который, к счастью, не часто потребляется – самого убойного, а потому и самого дорогого оружия. “Потребляясь”, оно разрушает чужое и – ответно – своё хозяйство, не “потребляясь” – только своё, ибо безвозвратно вбирает в себя продуктивную энергию труда и мысли. На самом же деле главной целью столь односторонне направленного общественного хозяйства объективно всегда было, есть и будет… расширенное воспроизводство строго иерархизированных структур самой власти.
Именно поэтому, как только ослабли её скрепы, разлетелась вдребезги вся, казалось бы, на века сцементированная конструкция связи хозяйственных структур. Тем более решительно и быстро прервалась их взаимозависимость, что старые ленные владельцы (хозяева) республиканских, краевых, областных и даже в ряде случаев районных земель эти земли вполне по феодальному “приватизировали”. Не буду напоминать дальнейшей приватизационной “политики”. Просто замечу ещё раз: в хаосе перехватов источников дохода из одних частных рук, а затем – снова в государственные, невозможно было обойтись без опоры на старые властные регуляторы экономики, кои поспешно приобретали новые легитимные статусы. Что не могло не привести к сращиванию спекулятивного капитала с субъектами новой власти, такой нам, россиянам, привычной, такой, в общем-то, старой.
В этих условиях нам можно и д?лжно рассматривать проблему сути и выживаемости педагогических инноваций. А имя им сегодня – легион. Реализуются они сегодня на просторах нашей Родины чудесной. От Калининграда до Камчатки простирает она свои земли, и нет на этом пространстве “белых пятен” – нет такого места, где энтузиасты-педагоги вместе со своими учениками-воспитанниками не испытывали бы терпения властей предержащих (местных и центральных), создавая в школах, лицеях, гимназиях и колледжах нечто своё, к тому же прямо и уже по замыслу отвергающее бюрократическую авторитарность старой школы**. Здесь следует оговориться: под старой школой они имеют ввиду (как имеет это автор этих строк) отнюдь не дореволюционные гимназии и лицеи, не советскую школу 30-40 годов, а государственную систему образования эпохи так называемого “застоя”. С её формализмом, гасившим живое чувство и пытливую мысль, унылым однообразием форм и методов учебной работы по всем “предметам”, официальным коллективизмом и нравственной пустотой дутого политического энтузиазма.
А главное – это выращивание на местах и, что называется, снизу реальных, не декларированных и недейственных, а именно действительных, активно и легитимно действующих форм гражданского общества!
Одним из примеров осмысления их сути и судьбы может послужить состоявшееся не так давно обсуждение инициатив общественности и Правительства, как будто равно заинтересованных в воссоздании попечительских советов при учебных заведениях и муниципальных органах управления. Для знакомства с их сутью и судьбой я возвращаю читателя в упомянутый выше пос. Московский, где не так уж и давно с участием работников министерства, региональных управленцев, директоров школ и учителей проходили всероссийские семинары на эту тему.
Мне тогда была отведена роль эксперта, призванного дать общую оценку ходу и итогам семинара. Выдержки из моего “Экспертного заключения” я и приведу сейчас, ибо в них непосредственно представлена не столько оценка семинара, сколько главная идея данных заметок. Прошу меня простить за самоцитирование, но так уж совпало…
На семинар я приехал с твёрдой априорной убеждённостью: идея попечительских советов в наше время не осуществима, ибо рождена искусственно. Рождена не для дела, а как всегда у чиновного начальства – для его обозначения, способного придать легитимный статус его праву управления народом. Поэтому, отправляясь на семинар я (про себя) утверждал: попечительских советов нет и быть не может. И основания для столь твёрдого утверждения этого отрицания, как вы сейчас убедитесь, были более чем достаточные.
Первое: да, в законе о нашем образовании есть нужная нам строчка о попечительских советах… А, следовательно, их нет и быть не может. Хотя бы потому, что там не прописано их законное место в правовом пространстве государственной системы образования. А оно и не могло быть прописано там, ибо общее “правовое пространство” нашего государства напоминает лоскутное одеяло. Законы творятся по принципу латания тришкина кафтана постперестроечной хозяйственной и социальной неразберихи. Так и идея создания попечительских советов у законодателя возникла как и все прочие: в качестве юридически оформленного признания неспособности государства выдержать тяготы обеспечения народного образования и здравоохранения. Такие возможности и у Союза ССР были более чем скромными, но они были. Теперь их нет и они в необходимом размере не предвидятся. Ведь у нас – “рынок”, повальная “приватизация” и господство частных интересов (в том числе и интересов государства***) над общественными нуждами…
Второе: понимание исторических причин неспособности нашего государства публично представлять, блюсти и обеспечивать эти нужды даётся лишь категориальным анализом основания и причин процесса недооформления (говоря по-советски) самих основ гражданского общества. Но такой анализ необходим хотя бы потому, что обсуждение частных проблем без понимания основы общего положения вещей неминуемо сводится к нагромождению инициирующих друг друга самостоятельных задач… принципиально не решаемых отдельно от остальных. Отсюда же мне было ясным и то, что дискуссии на семинаре сведутся к абстрактным словопрениям, практически бесперспективным.
С таким убеждением, с таким настроением я приступил к выполнению своих обязанностей на нашем семинаре. И предвидение моё подтвердилось… Однако, к счастью, – лишь частично. Да, обсуждение в группах и на пленумах по форме буквально купалось в половодье тут же возникавших определений, друг друга отрицающих, друг друга подтверждающих, но всегда разных… Да, ни одно из них ни само по себе, ни в купе с другими не обеспечивало обоснования статуса попечительских советов любого уровня… И просвета не было, да и быть не могло. И вдруг…
Нет, на самом деле не “вдруг”, а вполне закономерно мы вышли на общую проблему, ибо искали нужное решение частной проблемы с глубоко личным интересом, выпестованным потребностями и нуждами каждого, а не должностью, не положением в структуре власти. Потому и общая проблема была сформулирована так: возникновение и укоренение попечительских советов при школе и при органах муниципального самоуправления есть не государственный, а гражданский акт – действие, утверждающее легитимную суверенность гражданской инициативы, прямо удовлетворяющей потребности граждан в той форме, при которой частное дело каждого есть общее дело всей заинтересованной в нём общности. Большой или малой – роли не играет.
Но это было только началом истинной проблематизации обсуждаемого положения о попечительских советах. Ведь тут же пришлось признать, что легитимный гражданский акт не вписывается в структуру общественных отношений, не имеющую гражданского характера. Иными словами: если гражданское общество ещё (или уже) у нас не выстроено начиная с основания (а оно может быть выстроено только так), то всякая гражданская инициатива будет переварена на свой лад самодостаточной властной бюрократией. И не исключено, что в этом деле мы ей ещё и поможем, придав либеральный лоск её административным восторгам. То есть, снова, как и все либералы, мы, не оставляя надежды на успех нашей инициативы, будем действовать прямо по М.Е.Салтыкову-Щедрину: по возможности, хоть как-нибудь, а в итоге – применительно к подлости. Что и было осознанно большинством участников семинара. Поэтому в наших дискуссиях родилась установка, близкая к знакомому лозунгу: если не мы и если не сейчас, то когда и кто же!
Я имею в виду то направление дискуссии, которое для нас стало правилом. Докладчики, обобщая выводы групповых обсуждений, готовят нас к ориентации на единственно верный путь реализации нереализуемых положений о попечительских советах несовершенного Закона об образовании. А именно: необходимо найти в богатом лакунами псевдо правовом его поле те правовые ходы, которыми можно и должно легитимно “прописать” попечительские советы, придав им статус субъекта гражданских инициатив и действий. Эту задачу так резко и прямо никто не сформулировал, но в каждой формулировке статуса попечительских советов при школе или при муниципальных органах самоуправления предполагалась именно её решение.
И потому не могло не прозвучать главное определение итогов того старого нашего семинара: законодательное оформление и укоренение гражданской инициативы в негражданском обществе есть для последнего нечто, хотя до поры до времени приемлемое, но в целом противоестественное, зато именно оно укрепляет общественные силы радикального преобразования общественной основы государства. В том числе (что особенно важно!) и в хозяйственно-экономическом поле их реализации.
Если государство, так и не ставшее государством гражданского общества, ещё недавно было озабочено, прежде всего тем, чтобы переложить на плечи частного сектора экономики обеспечение материальных ресурсов образования, а сегодня обеспокоено проблемой присвоить себе все денежные потоки «социалки» (образования, медицины и т.д.), то не властное, а именно гражданское инициативное вовлечение его субъектов в решение задач образования, да ещё поддержанное государственным законом (в частности Налоговым Кодексом), могло бы изменить структуру и средства взаимоотношений их реальных субъектов: например, субъектов образовательной деятельности с субъектами деятельности хозяйственной. Вместо инициируемых и регулируемых только и исключительно властью – инициируемых и регулируемых гражданскими инициативами и соглашениями. А самое главное – меняет и отношение субъектов гражданских инициатив и действий с субъектами властной иерархии.
Возможно, что такой путь к гражданскому обществу есть для нас оптимальный, учитывая исторические предпосылки социального оформления тех условий, в которых сегодня решается задача создания и укоренение попечительских советов в судьбах народного образования. Ведь только с ростом и укоренением гражданских инициатив возможно гражданское общество, и только в гражданском обществе возможны попечительские советы. Но не исключено и то, что они… возможны и даже необходимы как процесс его активного самоформирования.
Одно стоит при этом помнить: ни проекты школ, ставших или становящихся “Экспериментальными площадками РФ”, чей титул утверждается Министерством****, ни попечительские советы при образовательных системах и при органах управления ими (что уже само собой опять-таки подразумевает общественно-государственный статус их существования) не могут рассматриваться как перспективные для гражданского общества в России в отрыве друг от друга. Ибо вся сила их только в их “земском” единении, способном противостоять описанной выше тенденции властной централизации субъектов нашей Федерации.
Нет, не о возрождении дореволюционного земства веду я речь! Просто сегодня нельзя не понимать, что при укоренении традиционных для России тенденций централизации командно-административных скреп, чуть ослабленных “перестройкой”, инновационное движение в образовании неминуемо превратится в теперь уже бюрократический миф, в псевдолиберальное прикрытие властного произвола. И тенденция сия – не плод теоретического прогноза, а фиксация многих реальных событий на местах и в центре. Потому в не такой уж и глубокой глубине души я остаюсь хорошо информированным оптимистом. То есть – пессимистом. Ибо речь идёт о мощном давлении со стороны субъектов и институтов старой власти на новых субъектов гражданского самоопределения и на их сообщества. Всё это самые последние, всем вам известные реальные события. Иными словами, не фантомы нашего сознания, отгородившегося от реальности: не лозунги и призывы с властной стороны, а, с другой, с гражданской, инициативной, – не всё ещё живая вера и не надежда, как всегда умирающая последней, а именно оно – само глубинное течение нашего наличного бытия.
Задумывая эту статью я намеревался ограничить себя одной, однако, весьма не простой задачей: попытаться определить главные, на мой взгляд, тенденции инновационного движения в Российском образовании. Да, только об этом я и хотел написать. Но пока я работал над материалом, события стремительно разворачивались, увы, в предсказанном мной напрпавлении… Глубинное течение нашего наличного бытия выплеснулось наружу, оттеснив для меня на задний план задачу скрупулёзного осмысливания инновационных тенденций…
Но о них – чуть позже, ибо среди глубинных течений нашей жизни всё же есть и не менее упрямые, так же столетиями пробующие свои силы. И они в наши дни также выплёскиваются наружу, давая о себе знать (прежде всего, естественно, на местах) как о провозвестниках грядущей культуры – культуры по определению инновационной.
Что, кстати, тоже для России не ново и даже характерно: ведь после не менее сумбурных реформ 60-х годов позапрошлого века***** проснулась интеллигенция России, открылась душой культурному творчеству. Невозможно оспорить и то, что тогда встрепенулась, забурлила, творя великих страстотепцев русской культуры, казалось бы, глухая губернская глубинка центра России и далёкой Сибири. И стал Серебрянный век нашей культуры неизбежным чудом духовного возрождения, ибо его зачинателями были выходцы из этой самой провинции – замечательные наши историки, композиторы, поэты, писатели… А так же – врачи, учителя, статистики… словом, земцы.
Так же вот и сегодня на тех же местах я постоянно встерчал будто проснувшихся от долгой тяжёлой спячки учителей и врачей, инженеров и библиотекарей, музыкантов и художников, вдруг обнаруживших в себе бунтарский дух культурного диссиденства – дух неприятия казённой рутины, требующий выхода к активной и значимой самодеятельности. И прежде всего – в деле образования. И не потому – образования, что дети – это наше будущее, наша надежда и т.п. вариации на тему “коммунизм возводить молодым!”. Нет, просто потому, что, во-первых, это свои дети, судьба которых не без основания пугает и страшит. То есть, самые обычные дети, чья реальная активная субъективность ежедневно и ежечастно органично сливается с субъективностью ответственных за них взрослых, становясь причиной и радостных и тревожных их переживаний. А, во-вторых, потому что культурное творчество есть только тогда. Когда оно – со-творение себя и своей общности со-гласными усилями – усилиями устремлённых друг к другу голосов разных возрастных когорт и разных поколений.
Потому, как только ослабли немного крепы властных инструкций и команд, а вслед за ними и страхи перед инспекторским надзором над каждой “мелочью” в расписании занятий и в планах уроков, так тут же и повсеместно стали возникать … авторские школы. А какое многообразие называний! И лицеи, и гимназии, и колледжи, и даже реальные училища… А тем учителям, коим по средцу педагогические концепты классиков, вдруг срочно понадобилось воплотить в жизнь свей школы иделаы Толстого, Монтессори, Штайнера, Занкова, Эльконина и Давыдова, Библера… Самыми разными уклонами “заболевали” и обычные школы: гуманитарным и естественнонаучным, этическим и этническим, валеологическим и экологическим… Сколько школ появилось под знаковыми названиями: самоопределения, диалога культур, свободного выбора и т.д., и т.п.
Да, это наша реальность, перекликающаяся с пореформенной историей России. Хрупкая при всём богатстве своего многообразия. Ведь не менее реально и наследие, оставленное нам многими десятилетиями сталинского режима и его последующих “стыдливых”, однако, от этого не менее успешных модификаций. Оно, пожалуй, даже покрепче наследия татаро-монгольского ига и крепостничества, ибо недавно, зато более прочно, успело закрепиться в глубинном подсознании граждан ощущением беззащитности и беспомощности своей перед необъяснимой и необоримой силой даже самого мелкого по рангу чиновника, всей мощью государственной власти нависавшего над ними. Потому порой и на хмельном пиру души при соучастии в весёлом творчестве детей авторских (инновационных) школ вдруг почудится мне, что вот-вот прозвучит чиновный голос, убивающий всё живое: “не потерплю!”. Ведь знаю: как только он прозвучит, то тут же всё и кончится. И не только знаю, но и свидетель был. В том же городе Мирный, например. Недаром же не скрывают руководители и учителя, представляющие нам свои проекты, что к участию в нелёгкой борьбе за звание “Экспериментальная площадка РФ” их подвиг кроме всего прочего его министерский статус, хоть в какой-то степени освобождающий их от очень даже возможного (порой всё ещё или уже действующего) волевого мелочного контроля местных начальников над образованием.
Основой моих рассуждений о попечительских советах было глубокое убеждение в том, что инновация только тогда действительная и действующая, объективно себя оправдывающая новая реальность, когда её, никак не укладывающуюся в логику старого, придумывают и пытаются осуществить люди, отчаявшиеся найти выход из их угнетающих неразрешимых противоречий, а найденное ими вдруг оказывается способным при своём укоренении преобразить само основание старого и стать краеугольным камнем основания новой социальной реальности.
Но что для меня самое печальное – это уверенность в том, что даже в нашей эврикианской семье окажется не так уж и мало руководителей школ, лицеев и гимназий, которых, если не обрадует, то успокоит новый – государственный! – статус экспериментальных площадок РФ. Ведь всё возвращается в привычные, устойчивые рамки школьной жизни: сверху тебе дают задание (как обычно – непродуманное, лозунговое, вызревшее для отчёта перед старшим чиновником), ты делаешь вид, что выполняешь его, благо опыт демонстрации своего рвения по службе у нас не изменился со времён гоголевского Городничего, а сам живёшь со своим коллективом его, коллектива, интересами, подтверждая социальную истину сатирической миниатюры “Паровоз для машиниста” Михаила Михайловича Жванецкого.
Да и как же им в таком случае не понять и интересы другого, вышестоящего коллектива – коллектива министерства образования или любого иного министерства! Кто посмеет упрекнуть министров и их подчинённых в отсутствии системообразующих инициатив! А двенадцатилетнее общее среднее образование! А единый для всей России выпускной экзамен! А государственные стандарты по всем предметам! Да мало ли что ещё… И никому из властей предержащих и им служащих нет дела до того, что все эти инициативы гальванизируют главные пороки старой государственной школы – структуру и смыслы содержания учебных предметов, безнадёжно устаревшего минимум лет на пятьдесят… самодовлеющую атомарность и лоскутность единиц обучения, их вербальную информационность… как и ничем не оправданную чересполосицу учебного расписания… А главное – принудительное освоение учениками языка каждого из учебных предметов, но не развитие их живой личной речи, заинтересованно реализующей для себя и для товарищей проблемное содержание духовно-практической культуры, этими предметами представленной…
Да вот вам ещё пример министерских инициатив. Другое министерство – министерство здравоохранения также в духе времени****** проявило инициативу – представила всем подчинённым ему институтам стандартную программу по философии, сочинённую усилиями трёх или четырёх заведующих философскими кафедрами*******. Меня, как заведующего кафедрой философии в Российском государственном медицинском университете, заведовавшего ею и в самые государственные времена (все шестидесятые годы), потому привыкшего по-городнически обводить вокруг пальца райкомовских “пройдох из пройдохов”, ибо кафедра преподавала философию по своей программе, удручает сегодня даже не то, что упомянутая министерская программа никуда не годится. Страшно то, что в университете профессор по твёрдому убеждению государственных чиновников должен читать лишь признанное за философию ими или чиновниками в профессорском звании, им же служащими. Философский плюрализм представлен сегодня рассчитанной на запоминание информацией о философских школах в стандартной программе, но не оригинальностью философской мысли живого философа. Впрочем, откуда такому и взяться в экономически и властно огосудаствленных вузах?
Итог подведу в виде риторического, трагического по тону вопроса: неужели же гражданские инициативы в нашем негражданском обществе есть не что иное, как исторический нонсенс?
*Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин на все века определил логику российского либерализма на практике: вначале – по возможности, потом – хоть как-нибудь, а в конце концов – применительно к подлости.
**Правда, бывает, что только по замыслу.
***Не удивляйся, дорогой читатель: интересы государства – это тоже частные интересы! В них выражает себя потребность госаппарата быть. Быть и укреплять себя расширением своих структур и их властных функций. Так во всех странах, не только у нас, ибо этот интерес госаппарата не что иное, как одна из нутряных функций самоопределения власти – всеобщего и необходимого условия её существования.
****Лишь утверждается? Свежо было предание… Скоро всем, хоть и с трудом, но всё же поверившим в бескорыстную поддержку Министерством общественных инициатив, пришлось признать обоснованность моего тогдашнего скепсиса. У нас не трудно прослыть пророком, заранее и адресно предупреждающим друзей о беде неминучей.
*****Бог мой! А ведь и впрямь уже позапрошлого!
******В духе возврата к старому времени.
*******Кафедры философии, сохранились в медицинских институтах так же по государственным соображениям, вопреки глубокому убеждению их ведущих специалистов в том, что философия не нужна и даже вредна современным медикам, для которых генетика – сама себе философия. Нелепость такого взгляда на философию я не обсуждаю, но и наших позитивистов не осуждаю: программа, представленная как обязательная Минздравом, как и все диаматовские и истматовские “госстандарты” советского периода заставляет меня согласиться с противниками курса философии в медицинских вузах: лучше никакой философии, чем такая.
Комментарий
Из статьи вывод один: все "развивающее образование" (каковым только и может быть содержательное инновационное образование) - целиком на нашей совести. Возможно, скоро придется собирать средства на его поддержку по всем городам и весям. Средства, правда, привлечь можно, добрые люди и организации рано или поздно найдутся. Хуже с интеллектуальным капиталом "инновационщиков", который у нас растащен на школы и школки. Впрочем, так всегда и было, просто мы избегали сознаваться себе в этом.
Мой учитель В.В.Давыдов до какого-то момента верил, что "государство нам поможет". В том числе ради этой мифической помощи своему детищу - системе РО, помощи в виде пресловутого административного ресурса В.В.Давыдов, человек колоссальной ответственности, даже занял пост вице-президента РАО. Думается, он сократил себе жизнь работой в Президиуме РАО - структуре безнадежно далекой от какой бы то ни было научной, тем более инновационной образовательной деятельности... (Я однажды оказался свидетелем того, как члены Президиума на его заседании долго и энергично обсуждали, что делать с медалями еще старой Академии педагогических наук СССР: то ли списать, то ли отдать на вторичную переработку, то ли продать их. Вопрос требовал официального решения этого высокого органа! В то же время по поводу моего сообщения, которое мне пришлось делать там же, один из членов Президиума добро/просто-?/душно посетовал, что в нем очень много... "науки") Со временем В.В.Давыдов разуверился в "государственном мифе". "Я не желаю с вами работать, господа!" - как-то публично бросил он в лицо чиновниками Минобразования. Ему же принадлежит фраза, которую помнят многие ученики и соратники Василия Васильевича: "Мне важнее пойти на урок к учителю, чем на встречу с чиновником".
На развитие сайта
Все права на опубликованные материалы защищены Законом РФ - при полном или частичном цитировании, обязательно наличие ссылки на данный сайт. Гиперссылка (для интернет- изданий) – должна быть размещена в подзаголовке или в первом абзаце материала.
