С публикации этого небольшого фрагмента мы начинаем размещать на нашем сайте работы Феликса Трофимовича Михайлова. И начинаем мы с новейших статей автора, энергия, elan vital (жизненный порыв, по выражению А.Бергсона) творчества которого поистине неукротимы. Автора – по определению, не способного оставаться на месте наедине с более чем заслуженными лаврами. Данный фрагмент как нельзя лучше выражает кредо Ф.Т.Михайлова, учеником которого я, как и многие другие, себя с гордостью называю. Испытываю искреннюю радость от того, что выступаю посредником во встрече посетителей сайта с замечательным отечественным философом и психологом-теоретиком.
Владимир Кудрявцев
Уникальная способность человека к целесообразно произвольным, действиям, обращённым к сочувствию других людей с надеждой на взаимопонимание, к свободному со-бытию с ними как к бытию добра, бытию нравственному – вот начало и высшая ценность человеческой истории и культуры! Но, увы, его же свободная воля способна привести и к подавлению свободной воли других, к ограничению их свободы, вплоть до лишения самой жизни (бытие зла). И никто из нас не может решиться на слово и поступок без предчувствия важнейшего его результата: отношения к нему других людей. А это значит – к каждому из нас как личности, к мотивам и возможным результатам нашего слова и поступка. А ведь главное в этом их отношении – не оценка утилитарной надобности в нас, в полезности для себя наших слов и дел. Главное – это не всегда актуально осознанное, но однозначно мотивирующее их реакцию на наши слова и поступки, соотнесение их с «пространством» собственной свободы – свободы мысли, свободы чувств, свободы их действий. Смыслонесущее предчувствие этой нравственной реакции заставляет нас каждый раз заново преображать каждое наше обращение к другим людям в нравственном же поле общения, воспроизводя тем самым это поле как интерсубъективную реальность.
Иными словами, любой наш поступок, задуманный или импульсивный, неизбежно поверяется нами и в нас степенью его свободы. Или, если хотите, Духом свободы – единым интра- и интерсубъективным аффектом человечного со-бытия. Поверяется на человечность как, пусть не обговоренное, в правилах и максимах не запечатленное, но изначально и объективно главное условие (и предпосылка!) – осуществления жизни человеческого типа. Поверяет не в суде, не на площади, не на собраниях – в нас самих. Ибо каждое «Я» – носитель и субъект этого Духа, субъект собственной воли к свободе.
Ограничение всегда ожидаемой поверкой на человечность (ее подчас неосознаваемым пред-чувствием) уже есть самоограничение – исток и возможность волевого усилия. Не сам по себе организм собирает силы к действию (или бездействию), не ситуация неизбежными последствиями своими диктует ему импульс усилия. Быть или не быть поступку (действию, слову, тексту, музыке, картине и т.п.) – это зависит прежде всего от того, насколько сам человек увлечен им как необходимым ему обращением urbi et orbi – к городу и миру, к другим людям, к вечности, к себе самому. От этого во многом зависит и то, хватит ли силы человеку преодолеть... себя. А также от ожидания прямого или косвенного сопротивления других, от их возможного невнимания и непонимания, от сопротивления используемого материала, а, следовательно, и от всегда вязкого течения самого поступка-действия, непрерывно грозящего запутаться в собственных «шагах». Сила преодоления себя и обстоятельств – креативной их перестройки – это и есть сила свободной воли. Ибо сама эта сила оборачивается не чем иным, как усилием целенаправленного преобразования реальности и прежде всего себя как реального субъекта – того, кто владеет своим телом, а в какой-то мере и объективными условиями его жизни.
Так и получается, что и интеллект, и высокие эмоции, и нравственный императив (Кантов «нравственный закон внутри нас»), и воля, и интуиция действительно осуществляют одну способность – способность не принимать все, как есть, а преобразовывать то, что есть, синтезируя новые образы в новые реальности бытия. Эта способность и сила ее в обособившемся «мире» всеобщих символов торжества жизни и духа – высшие эмоции; в обособившемся «мире» дискурса – интеллект; в субъективном «мире» собственного «Я» – воля; и во всех мирах человеческой жизнедеятельности, всегда обращенной ко всем, а поэтому и к каждому (в том числе и к себе) – нравственность.
Возможно, что абсолютное противопоставление друг другу этих «миров» исторически преходяще. Недаром же пластика эстетических форм, временно потерянная в материале знакового дискурса, всё же постоянно прорывается в откровениях простых и красивых формул. Недаром и то, что сами «рационалисты» считают истиной творчества в науке не расчет, а интуицию и озарение, подготовить к которым способно, по их мнению, только искусство. Не менее симптоматично и вдохновляющее художников слова, кисти, музыки и пластики эмоциональное переосмысление «сухих и рациональных» научных открытий: будь то Ньютонова модель Вселенной или эйнштейновский абсолютный релятивизм, «Благо» Платона или Бессознательное – «Id» («Оно») - Зигмунда Фрейда.
На развитие сайта