на диссертацию В.Ф.Спиридонова «Функциональная организация процесса решения мыслительной задачи», представленную на соискание ученой степени доктора психологических наук по специальности 19.00.01 – общая психология, психология личности, история психологии
Вероятно, все научные исследования можно условно подразделить на два типа. В исследованиях первого типа конструируется принципиально новый предмет анализа. В исследованиях второго типа вырабатывается новый взгляд на уже сконструированный предмет. Выделение этих типов условно хотя бы уже потому, что в ходе выработки такого взгляда неизбежно доопределяется исходный предмет. Ко второму типу исследований принадлежит докторская диссертация В.Ф.Спиридонова.
Проекция изучения мышления как решения задач и проблем, которую избирает автор работы, является классической. За ней тянется более чем полувековой исторический шлейф попыток осмыслить закономерности и механизмы человеческой мысли. Но это вовсе не значит, что она исчерпала себя. Если, конечно, абстрагироваться от тех тупиков, в которые завела исследования решения задач (проблем) вначале «информационная», а затем и когнитивно-психологическая теория мышления. В этих теориях как раз максимально и проявилось то, что В.Ф.Спиридонов называет модулярным подходом (добавим: как разновидностью способа «анализа по элементам» в терминологии Л.С.Выготского) к изучению соответствующих процессов.
В.Ф.Спиридонов, очень последовательно удерживаясь в рамках парадигмы мышления как решения задач (проблем), стремится вдохнуть в нее новую жизнь.
Попробуем реконструировать – следуя логике автора – ту проблему, которая вызвала необходимость в его исследовании. Для себя мы бы сформулировали ее следующим образом: каков механизм не только движения мысли в наличном пространстве задачи, но и достраивания мыслью этого пространства?
Нельзя сказать, что психология мышления игнорировала эту проблему. Механизм построения пространства движения мысли усматривался в «схематической антиципации» (О.Зельц), «перецентрировании (umzentrerlung) ситуации» (М.Вертгеймер), «анализе через синтез» (С.Л.Рубинштейн и его школа) и др. Данный механизм так или иначе связывался с включением объекта в новые системы связей и отношений, по мере которого человек раскрывает его искомые (неизвестные) свойства. Т.е. речь шла все-таки о выявлении искомого, а не о конструировании некоторых систем значений, которые опосредствуют этот эффект.
Отсюда - и попытки дополнить проекцию мышления как решения задач представлениями о «развития проблемы» (К.Дункер), «формирования задачи» (О.К.Тихомиров), «развертывании ситуации задачи» (Дж. ван де Гир), «создании и усвоении обобщенных кодовых систем» (Дж.Брунер). Сама проблемная ситуация, проблема, задача предстали не просто как фрагмент предметного окружения, а как живое развивающееся целое, которое имеет динамическую внутреннюю структуру и трансформируемые границы. С особой отчетливостью это может обнаруживаться в феноменах «проблемного видения» и «проблемной чувствительности» (Дж.Гилфорд, Д.Берлайн, С.Л.Рубинштейн, Н.Л.Элиава, Д.Б.Богоявленская, О.К.Тихомиров, В.Е.Клочко, В.В.Заботин, Г.Ж.Акылбаева), постановки и принятия, задачи, преобразования ее условий (В.В.Давыдов, А.Ф.Эсаулов, Л.И.Анцыферова, Н.С.Мансуров, Г.А.Цукерман и др.).
Однако несмотря на это обобщенный принцип, позволяющий понять, объяснить и описать механизм построения мыслью пространства собственного движения внутри задачи (проблемы), так и не был внятно сформулирован (во всяком случае, в русле общепсихологического анализа мышления).
Ряд фундаментальных шагов в данном направлении удалось, на наш взгляд, предпринять автору диссертации – В.Ф.Спиридонову. Обозначим их.
Первое. Еще в 1960-е гг. А.В.Брушлинский вывел закон несовпадения искомого и требования задачи (которые традиционно не различались представителями так называемой «эвристики» и эвристического программирования – Д.Пойа, М.Минским, У.Рейтманом, Дж.Слейглом и др.) – частный случай гегелевского закона несовпадения цели и результата деятельности. Диссертант убедительно показывает, что искомое и требование не только не совпадают – генетический механизм решения задачи не может рассматриваться в логике непосредственного движения от второго к первому. На этом пути в лучшем случае мы способны нащупать лишь некоторые «модули» решения, каждый из которых – при всей своей значимости - не является носителем его смыслообразующих характеристик. Такова издержка сугубо «объектного» подхода к решению задачи.
Если же мы действительно ставим своей целью анализ целостного механизма решения задачи, то не сможем отвлечься от тех ее внутренних преобразований, которые она претерпевает в процессе движения мысли. Ключевым преобразованием такого рода выступает, по В.Ф.Спиридонову, построение «вторичной моделирующей системы» (ее идея, принадлежащая Б.А.Успенскому, развита прежде всего в работах исследователей тартуской семиотической школы). Именно построение этой системы и является, с точки зрения диссертанта, подлинным механизмом решения задачи. С этой точки зрения, последний предстает не столько в облике внешних манипуляций с объектом, сколько в форме, как минимум, двухуровневых референций, когда при помощи «карты»-текста задачи новыми значениями наделяются те или иные фрагменты «территории»-объекта мышления (диссертант весьма продуктивного использует метафору «карты и территории» А.Кожибского – Г.Бейтсона). А так как формулировка условий задачи в ее тексте не тождественна самим реальным условиям, соотнесение того и другого представляет собой отдельную проблему для мыслящего человека. Тем самым искомое в мыслительной задаче – это не некий “X”, присущий как «натуральная» данность внешнему объекту, а способ конструирования вторичной моделирующей системы. Лишь по ходу ее образования может быть выявлен и сам этот “X”. Ответ на вопрос: «что и как искать?», возможен лишь после ответа на вопрос: «о чем задача?». Однако чаще всего эти вопросы чаще всего не различаются как на практике - при решении различных социальных, научных, технических, жизненных и т.п. задач и проблем, так и в психологических исследованиях мышления, призванных выработать адекватные представления о закономерностях их решения. Нередко в той же практике возникает небезобидная, а подчас и драматичная иллюзия легкости решения второго вопроса безотносительно к решению первого, которое и придает смысл задачи, а значит и определяет ее содержание. Современные стратегии решения политических, экономических, экологических, образовательных и иных проблем, увы, подтверждают жизненность этой иллюзии.
Таким образом, по аналогии с термином Р.А.Лурия «внутренняя картина болезни» и А.В.Запорожца – «внутренняя картина движения» правомерно говорить о «внутренней картине задачи». Ее и воссоздал в своем исследовании В.Ф.Спиридонов.
Второе. Тема интеллектуального инварианта – традиционна для формальной и математической логики, а также психологии интеллекта, понимаемого как репродуктивная функция (например, в духе Ж.Пиаже). Однако диссертант совершенно неожиданно вводит ее в контекст исследований продуктивных процессов решения задач, выявляя ее эвристический потенциал для этих исследований. Экспериментальные исследования, проведенные им, свидетельствуют о том, что в условиях предъявления специально сконструированной учебной задачи, извлечение инварианта не только не осуществимо шаблонным способом, но и обладает чертами своеобразного продуктивного «субпроцесса» в рамках целостного процесса решения творческой задачи. Автор столкнулся с фактом неразличения арифметических и алгебраических задач у определенной группы испытуемых. Аналогичный факт уже давно известен в педагогической психологии: на первых порах обучения математике дети часто путают задачу на произведение арифметического расчета с задачей на выведение правила этого расчета, даже если учитель в доступной объяснительно-иллюстративной форме демонстрирует процедуру его выведения. Это значит, что ни сам интеллектуальный вариант как общий способ связки «карты» и «территории», ни вторичная моделирующая система, организующаяся на его основе, не могут быть заданы в готовом виде до процесса решения (Автореферат, с. 23).
Кстати, здесь можно было бы провести параллели с исследованиями особенностями актуализации теорем в ходе решения геометрических задач (К.А.Славская) или силлогизмов в мыслительном процессе (А.В.Брушлинский, Б.О.Есенгазиева). Результаты этих исследований полностью совпадают с полученными В.Ф.Спиридоновым.
Вместе с тем диссертант высказывает и доказывает оригинальное предположение о том, что именно интеллектуальные инварианты лежат в основе типологии объектов мышления – проблемных ситуаций, проблем и задач. Это с самого начала позволяет строить данную типологию как субъектно ориентированную.
Третье.В диссертации содержатся, насколько мне известно, беспрецедентная попытка создать работающую альтернативу традиционной натуралистической трактовке эвристик, которая досталась нам в наследство от «информационных» теорий мышления и, на мой взгляд, так и не была преодолена даже в контексте его деятельностной теории (О.К.Тихомиров и его школа). Более того, именно с понятием эвристики автор справедливо связывает возможности реализации культурно-исторического подхода Л.С.Выготского в русле собственного исследования. Действительно, «творческое мышление» чрезвычайно разнообразно по своей феноменологии. Но именно эвристическое мышление, по мнению диссертанта, можно считать «культурным новообразованием», закономерно возникающим в ходе интеллектуально-творческого развития (было бы интересно узнать, на какой возраст приходится его возникновение). Эвристика это и есть то средство решения творческих задач, которое задано в культуре и осваивается индивидом в специфических формах, отличных от тех, которые характеризуют овладение моделями социотипического поведения, сенсомоторными эталонами и т.д.
Это средство именно задано, а не дано! Вера в априорное всемогущество эвристик (уже канувшая в лету лет сорок назад) столь же не уместна, как и «благоговейная вера в знак» (И.Гёте), равно как и в любое иное культурное средство. Серьезный довод в пользу этого мы находим в рецензируемой работе: «Эвристика практически полностью лишена функции решения, т.е. путем применения одних эвристик (без участия психологических механизмов) преодолеть проблемную ситуацию невозможно» (Автореферат, с. 36).
Пожалуй, можно согласиться с положением автора о том, что в отличие от других средств мышления эвристика «целиком независима от содержания конкретной творческой задачи» (хотя близкие квалификации мне приходилось встречать в литературе). С одной лишь оговоркой: эвристика как универсалия культуры – если понимать культуру не столько как сложившийся общественный опыт, а как складывающийся креативный потенциал человечества – не «пренебрегает» безграничной конкретикой содержания творческих задач (проблем), а предполагает ее.
В теоретическом плане названные шаги повлекли за собой необходимость переосмысления концептуального аппарата теории решения задач (проблем) в общем и целом, включая такие ее понятия, как «задача», «проблема», «проблемная ситуация», «способ решения», «перенос», «эвристика» и др.
Следует отдать должное высокой экспериментальной культуре автора. При помощи целого комплекса модифицированных им методик на материале значительной выборки испытуемых (более 650 человек) он сумел экспериментально смоделировать единый онто- и функциогенетический механизм решения задач (проблем). Эксперимент при этом продолжил логику теоретических поисков автора – не столько в плане верификации заранее намеченных общих гипотез и положений, выносимых на защиту, сколько в плане их эвристического развертывания.
Вместе с тем по ходу ознакомления с текстом диссертации и автореферата у меня возник ряд замечаний, некоторые из которых носят дискуссионный характер и отражают позицию оппонента по затронутым в диссертации вопросам.
1. Работа носит название «Функциональная организация процесса решения мыслительной задачи», хотя ее значительную часть составляет исследование особенностей решения проблем. Если уж соискатель сделал заявку на разведение понятий «задача» и «проблема», то это следовало бы учесть и при формулировке темы диссертации. Название монографии автора «Психология мышления: решение задач и проблем» (2006) точнее характеризует предмет работы.
2. В некоторых случаях соискатель лишь «переназывает» новыми словами то, что хорошо известно в мировой психологии мышления, как минимум, полвека, а то и более (избыточный эффект функционирования «вторичной моделирующей системы»?).
Например, «вторичные», по терминологии В.Ф.Спиридонова значения элементов проблемной ситуации еще гештальтист К.Дункер описывал как «функциональные» значения. «Скрытые возможности, которые потенциально могут стать основой нахождения решения», - это то, что другой гештальтист Л.Секей называл «латентными свойствами». Феномен «функциональных связок» еще раньше зафиксировал О.Зельц. Можно привести и другие примеры.
3. Неприятие вызывает термин «решатель». И дело даже не в деформации «хорошего» литературного языка, которым, кстати, в целом, написан труд В.Ф.Спиридонова. Термин «решатель» (англ. – solver) пришел в психологию мышления из эвристического программирования. Именно этот термин использовали в названии одной их первых эвристических программ ‘GPS’ – ‘General Problem Solver’ («Универсальный Решатель Проблем») ее создатели – А.Ньюэлл, Дж.С.Шоу и Г.А.Саймон (их разработка относится к 1950-м гг.). Будущий Нобелевский лауреат по экономике Г.Саймон и его соавторы не повинны в том, что психологи столь некритично воспримут термин, имеющий сугубо кибернетическую «нагрузку» (хотя, не будучи психологами, они пытались экстраполировать свои выводы на психологию).
Я далек от того, чтобы упрекать В.Ф.Спиридонова в апологетике «информационных теорий» мышления. Понятна даже мотивировка, которая заставляет его апеллировать к термину «решатель»: в нем он усматривает рамку для изучения тех специфических функций, которые интересуют его изначально. Но в том-то и дело, что из-за этого автор попадает в ловушку того, против чего так аргументировано возражает – модулярного подхода. Ведь «решатель» и даже «мыслитель» (thinker) – лишь условная проекция человека, столкнувшегося с необходимостью «решать» задачу и «размышлять» над ней. Это мы, психологи, предлагаем испытуемому мыслительную задачу и «навязываем» ему позицию ее «решателя». Но уже в момент интерпретации испытуемым текста, инструкции, всего того, что репрезентирует условия задачи, включается та самая «вторичная моделирующая система», о которой пишет В.Ф.Спиридонов и которая становится инструментом переосмысления исходных значений, зафиксированных в этих формах репрезентации. В качестве детского психолога я неоднократно сталкивался с подобными феноменами. Они проявляются и в своеобразии принятия инструкций ребенком (отдельная тема для психологического исследования!), и в особенностях постановки (переформулировки) им учебной задачи, и в характерном (надситуативном) отношении детей к возможным (культурно заданным) средствам решения проблем. По этой же причине не всегда удается разграничить «задачи» и «проблемы», интеллектуальные и личностные проблемы, на чем настаивает автор.
4. Обсуждая соотношение понятий «проблемная ситуация», «проблема» и задача, диссертант выносит «за скобки», ту дискуссию которая развернулась вокруг них в нашей психологической и педагогической литературе (работы А.В.Брушлинского, А.М.Матюшкина, Т.В.Кудрявцева, А.Ф.Эсаулова, Л.Л.Гуровой, Л.М.Фридмана, М.И.Махмутова, И.Я.Лернера и др.). Вообще, диссертация во многом бы выиграла за счет диалога (пусть – критического, но диалога) с богатой отечественной традицией изучения мышления и его развития.
5. Два замечания относятся к изучению проблемы с позиций культурно-исторического подхода.
Первое – имеет частный характер. Трудно согласиться с тем, что с позиций культурно-исторического подхода описывались лишь «репродуктивные формы мышления» – «обобщение, счет, владение грамотой и т.д.» (Автореферат, с. 34). К примеру, В.В.Давыдов в русле этого подхода анализировал разумное мышление как процесс теоретического творчества.
Да и интенция создателя культурно-исторической теории Л.С.Выготского состояла в попытке понять знак как инструмент расширения сознания в культурно-историческую перспективу, который не навязывается индивиду социумом, а с той или иной степенью самостоятельности выбирается из «культуры», осваивается, переконструируется, иногда заново создается им. В этом контексте знак – лишь возможная «точка приложения» активности индивида (о чем писал еще в 1981 г. В.А.Петровский). По Выготскому, даже простейший знак, которым овладевает ребенок, позволяет ему лишь отграничить специфическое содержание возможной активности от неспецифического (т.е. аннулировать «избыточные степени свободы»). Но не более того. А вот к осмыслению оснований, по которому происходит такое разграничение, ребенок (конечно, не без помощи взрослого) может придти только трудом собственной творческой мысли, очень часто сталкиваясь с необходимостью достроить или перестроить заданный извне знак.
Все это, собственно, и стремился показать Л.С.Выготский, модифицировав совместно с Л.С.Сахаровым, известную методику Н.Аха на классификацию предметов. Кстати, именно в этом качестве методику Аха – Выготского – Сахарова попыталась в 1980-х гг. реконструировать под руководством (и по замыслу) В.В.Давыдова его аспирантка Е.Г.Юдина.
Второе замечание является более принципиальным. С точки зрения В.Ф.Спиридонова, эвристики как культурные средства творческого поиска лишь усиливают наличные возможности «натурального» мышления, не реорганизуя его уже сложившихся механизмов (кстати, неясно, в чем психологический такого усиления»?). Между тем, по Л.С.Выготскому, включение культурного средства в контур психического акта человека меняет сам характер этого акта, придает ему особую форму и направленность, создает условие для конструирования его нового механизма. Так, В.В.Давыдовым показано, что мышление в теоретических понятиях (а такое понятие под определенным углом зрения представляет собой тип эвристики) имеет совершенно иные механизмы, нежели эмпирическое мышление.
Правда, в одном месте диссертант все же оговаривается, что «становление культурной (т.е. эвристической –
Если пренебречь процедурными условностями, то замечания оппонента, увы, могут снизить ценность оппонируемого труда. К счастью, в данном случае это не так.
Быть может, преждевременным было бы говорить, что рецензируемое исследование содержит «оригинальную теорию мышления». Но с полной уверенностью можно сказать, что собственную – вполне завершенную – концепцию решения задач и проблем В.Ф.Спиридонову разработать удалось.
Автореферат и публикации автора соответствуют содержанию диссертации. Исследование В.Ф.Спиридонова полностью отвечает требованиям ВАК РФ, предъявляемым к докторским диссертациям по психологии. Ее автор, бесспорно, заслуживает присуждения ему искомой ученой степени доктора психологических наук по специальности 19.00.01 – общая психология, психология личности, история психологии.
Официальный оппонент
доктор психологических наук,
профессор
В.Т.Кудрявцев
14.11.2006
На развитие сайта
Все права на опубликованные материалы защищены Законом РФ - при полном или частичном цитировании, обязательно наличие ссылки на данный сайт. Гиперссылка (для интернет- изданий) – должна быть размещена в подзаголовке или в первом абзаце материала.
