Именно в силу того, что чудесному в наименьшей степени присуща адаптационная, консервативная функция, оно чаще всего встречается в революционных взрывах. Я уже касался этой темы в связи с революцией «ourobore»0, подчеркивая, что сильный религиозный заряд всегда присутствовал во всех революционных проявлениях, хотя впоследствии они и квалифицировались как политические. Это касается и Французской революции, и событий 1848 года в Европе, а Г. де Ман доказал, что это касается и большевистской революции в России. Примером тому может служить и Крестьянская война, которая глубоко анализируется в прекрасной книге Э. Блоха. Именно по этому поводу К. Маннгейм с уверенностью говорил о наличии «оргиастико-экстатических энергий», коренящихся в самых глубинных пластах души человека. Если о подобных примерах брожения в массах и стоит говорить, то лишь затем, чтобы показать, что существует постоянный переход от взрывов к разрядке и что этот процесс является причиной и следствием религиозной связи, т. е. общности страсти. В действительности чудесное, понимаемое таким образом, представляет собой матрицу любого проявления социальной жизни.

Оно есть горнило, где выплавляются разнообразные модуляции стремления к объединению. Идеалы могут устареть, коллективные ценности вызвать чувство пресыщения; религиозное же чувство постоянно вновь и вновь порождает эту «имманентную трансцендентность», которая позволяет объяснить устойчивость обществ в ходе исторического развития человечества. Именно в этом смысле оно является элементом той таинственной силы, которая нас интересует.

Я упомянул экстатическое состояние, которое следует понимать в прямом смысле: как выход за пределы своего «я». В самом деле, устойчивость, о которой шла речь, связана в основном с существованием массы, народа. Г. Лебон прямо говорит о «поучающем воздействии толпы на личность» и приводит несколько примеров такого рода. Это прекрасно понимали католические теологи, для которых сама вера вторична по сравнению с ее выражением в рамках Церкви. Если воспользоваться языком моралиста, то можно сказать, что для них внешние (или церковные) проявления веры важнее внутренних движений души. Выражаясь более близким мне языком, на котором я уже рассуждал в связи с «этическим имморализмом», можно сказать: какой бы ни была житейская ситуация и ее моральная оценка, имеющая, как известно, ограниченный и эфемерный характер, общность чувства есть то, что цементирует общество; оно может привести к политическим взрывам, локальному бунту, борьбе за хлеб, забастовке солидарности; в равной мере оно может выражаться во время празднеств и просто в повседневной жизни. Во всех этих случаях общность чувства образует этос, благодаря которому, несмотря на любые массовые репрессии и даже геноцид, народ сохраняет свою целостность и переживает все политические перепитии. Этот «демотеизм» здесь несколько преувеличен (окарикатурен), но, на мой взгляд, это преувеличение необходимо для того, чтобы понять удивительную силу сопротивления всем тем многообразным обязательствам, которые накладывает жизнь в обществе. - Выделено Сайт В.К.