Вечером 9 января 2016 года на 92 году жизни скончался академик, доктор психологических наук, профессор Вилен Эммануилович Чудновский.
С Виленом Эммануиловичем я познакомился 12 января 1994 года на встрече в музее А.С.Макаренко, куда меня пригласили рассказать о роли наследия великого педагога в моей собственной работе с детьми. На этой встрече Вилен Эммануилович резко выступил против мутной волны злопыхательских статей о Макаренко, от которого его бывшие «последователи» поторопились отречься, чутко реагируя на перемену идеологической погоды. Некоторые из тех статей я тоже читал. К протесту Вилена Эммануиловича я присоединился с таким энтузиазмом, что, приняв начало его выступления за очередной вопрос мне (как я к этим злопыхательским писаниям отношусь), нечаянно весьма невежливо перебил его речь.
В следующий раз мы встретились 1 февраля того же года на обсуждении моей кандидатской диссертации в группе психологии общения, развития и социореабилитации личности, возглавляемой академиком Алексеем Александровичем Бодалёвым. Я только входил в этот коллектив, ставший первым в моей жизни настоящим научным коллективом, то есть таким, где мне нашли вполне определённое и удовлетворяющее меня место в общей работе. Все члены этого небольшого, очень сплочённого коллектива стали близкими моими друзьями, а не просто коллегами. Каждая диссертация здесь - не личная проблема диссертанта, а дело чести всего коллектива. Это настоящая кузница кадров научной психологии, и Вилен Эммануилович в этой кузнице был одним из главных «кузнецов». И каждый раз, поздравляя его с очередным днём рождения, коллеги и друзья прежде всего благодарили его за дотошное и доброжелательное внимание, с каким Чудновский помогал им в работе над их исследованиями.
Прежде всего я узнал его именно в этом качестве. Присутствуя позже на обсуждении многих диссертационных, дипломных и курсовых исследований, я заметил определённый и весьма эффективный алгоритм в высказываниях Вилена Эммануиловича. Сначала он неизменно хвалит автора за собранный им «огромный, интереснейший материал», а затем переходит к работе над текстом, - и тут проявляет потрясающую въедливость, при этом неизменно абсолютно корректную, доброжелательную. Меня такой подход привёл в восторг. Со времён моего ученичества у Бориса Михайловича Бим-Бада уже лет десять никто ко мне так серьёзно не относился, никто не проявлял такой готовности тратить на меня столько времени, сколько понадобится. Ох и закипела же работа! Уже в течение февраля 1994 года Вилен Эммануилович заставил меня несколько раз полностью переработать черновик автореферата моей кандидатской диссертации. Он не делал никаких скидок на мою слепоглухоту, он очень требовательно помогал.
К овладению специальной компьютерной техникой для слепоглухих я приступил только через год, и мне приходилось каждый вариант автореферата выполнять дважды - рельефно-точечным шрифтом для себя и на обычной плоскопечатной машинке для Вилена Эммануиловича и других членов группы. Это была поистине адская работа, но я был по-настоящему счастлив: наконец-то нашёлся человек, которому нужно - в моих же интересах, - чтобы я выкладывался полностью и даже сверх того, досуха реализуя все свои резервы. Я больше не варился в собственном соку. Благодаря въедливой требовательной помощи начался стремительный научно-теоретический рост. За такое самоотверженное к себе отношение я уже тогда назвал Вилена Эммануиловича своим «научно-исследовательским папой». Тем более, что, как позже выяснилось, он ровесник моей мамы, а я-то поначалу, поражённый его энергией и неутомимостью, давал ему лет на двадцать меньше его действительного возраста. (Моя мама родилась 12 марта, а Вилен Эммануилович Чудновский - 24 сентября 1924.)
Работа над кандидатской диссертацией была завершена меньше чем в три месяца, а ещё через месяц я защитился без единого вопроса, на который у меня не был бы готов ответ. Впрочем, так защищались все диссертанты, в чьей подготовке принимали участие А.А.Бодалёв и В.Э.Чудновский.
При подготовке докторской диссертации всё повторилось, только в несколько раз более жёстком режиме. Но я уже работал за специальным компьютером в Республиканском центре компьютерных технологий Всероссийского общества слепых (РЦКТ ВОС), где моей работе создали режим наибольшего благоприятствования, то есть предоставили мне машинное время в неограниченном объёме. В этот центр не раз приходил и Вилен Эммануилович - обсудить со мной через компьютер, оказавшийся прекрасным средством прямого общения между слепоглухим и зрячеслышащим, очередной вариант моей докторской диссертации. Те беседы вроде целы в моём электронном архиве... Обменивались мы и письмами.
Об этой переписке Вилен Эммануилович любил вспоминать. Ему было интересно со мной спорить. А спорили мы о биологическом и социальном в человеке. Вслед за своим духовным отцом, Эвальдом Васильевичем Ильенковым, я настаивал на абсолютной, стопроцентной социальности личности. До сих пор расхожий термин «социализация» заставляет меня досадливо морщиться. Никак не могу с ним смириться, при всей его «общепринятости». «Социализированная личность» - это «масло масляное», «металлизированный металл», «деревянизированное дерево». Словом - ненужный повтор термина.
Личность на самом деле, согласно К.Марксу и Э.В.Ильенкову, и есть «ансамбль всех общественных отношений» индивида, который становится личностью постольку и настолько, поскольку и насколько вступает в отношения с другими людьми, и только через них - с остальным миром. Поэтому термин «социализация» просто не имеет смысла - вне ансамбля всех общественных отношений личности нет, ибо ансамбль всех общественных отношений и есть личность, её сущность. Само собой, на все сто процентов социальная.
Вилен Эммануилович мягко возражал, что в жизни каждого человека бывают периоды, когда «биология» играет весьма заметную, если даже не главную, роль. Например, пубертатный возраст. Например, старость... И в своей недавней (2013) программной работе «Жизненное пространство личности как психологический феномен» Вилен Эммануилович даже пригласил меня себе в союзники, не то чтобы настаивая, а мягко напоминая, что «биология» всё-таки в человеке присутствует, и некоторую роль играет наряду с социальными факторами.
Один из разделов этой работы озаглавлен: «Объективная составляющая жизненного пространства личности». И, непосредственно поясняя заголовок, В.Э.Чудновский начинает раздел следующим абзацем:
«Сюда прежде всего следует отнести биологические факторы, обусловливающие рождение, жизнь и психическое развитие человека. Значимость этой составляющей отчётливо выступает в следующем высказывании А.В.Суворова: «Что поделать, если я с детства не вижу и не слышу или не могу ходить, или у меня порок сердца, или еще что... Так уже вышло, с этим жить. И жить не абы как, не прозябать, а именно жить, максимально полноценно, с учетом вот этой экстремальной ситуации...» [43, с. 170]. Очень выразительно сказано: «Что поделать, так уже вышло». Существуют объективные обстоятельства. И не просто обстоятельства - обстоятельства системообразующие, следствием которых должна быть определенная организация жизненного пространства, неизбежность целого ряда ограничений, необходимость примириться с ними, выработка способов действия, самомобилизация личности на конструктивную деятельность в этих сложнейших, объективно заданных условиях».
Не отрекаюсь от процитированных В.Э.Чудновским моих слов из курса лекций «Совместная педагогика». Но контекст у меня всё-таки и тут социальный, а не биологический. Социальные, а не биологические «объективные обстоятельства». Да, ничего не поделаешь, когда у тебя та или иная инвалидность. Однако происхождение инвалидности - социальное. Непосредственной причиной слепоглухоты может быть, например, передозировка антибиотиков в грудном возрасте. Сам же я обязан своей слепоглухотой коллективизации, войне, голоду - то есть истории моей страны. Мои родители, оказавшиеся при восстановлении родственных связей троюродными братом и сестрой, попали маленькими детьми, осиротевшими в ходе коллективизации, в разные детские дома. Потом война, послевоенный голод, близкородственный брак, в котором все трое детей оказались инвалидами: я - слепоглухим, брат - дебильным, сестра с детства належалась в больницах по самым различным поводам... Биология? - Скорее уж - анатомия и физиология, исковерканная историческими факторами ещё до рождения. И моё фаталистически-безнадёжное «что поделаешь» относится не к «биологии» как объективному фактору, а к необратимым анатомо-физиологическим следствиям тех или иных социальных, исторических обстоятельств. Следствия необратимы, поэтому - что поделаешь, с этим жить. Но не будь СОЦИАЛЬНЫХ причин, не было бы и необратимых анатомо-физиологических, вплоть до генетических, следствий. Генетику социальные причины коверкают, как и всё остальное... Впрочем, история, как известно, не знает сослагательного наклонения, - если бы да кабы...
Вот об этом мы с Виленом Эммануиловичем и переписывались, когда я готовился, при его деятельном участии, к защите докторской диссертации, которая была подготовлена и защищена меньше чем в два года после кандидатской.
Поначалу Вилен Эммануилович, как сам однажды признался, просто хотел мне помочь, но затем заинтересовался возможностями нашего научного сотрудничества. Его поразило, что в процессе подготовки кандидатской диссертации я умудрился найти время и силы для написания работы «Вчувствоваться, вдуматься...», которая представляет собой развёрнутый ответ на вопросы, заданные академиком А.А.Бодалёвым 1 февраля 1994 года, во время первого же обсуждения моей диссертации. Вопросы я нашёл настолько интересными, что просто не мог не ответить на них параллельно с работой над диссертацией. А после защиты появилось время перепечатать ответы по-зрячему и представить в лабораторию.
Поражённый такой творческой одержимостью, Вилен Эммануилович предложил мне вместе с ним взяться за разработку темы «Психология смысла жизни». Я был готов к этой работе, давно уже над этой проблематикой задумывался, но предполагал разрабатывать её не теоретически, а в научно-художественном жанре. В конце 1994 года мне переписали по Брайлю статью Вилена Эммануиловича о смысле жизни, я отреагировал так подробно, что едва ли не превысил объём его статьи. Прочитав оба текста, академик Алексей Александрович Бодалёв предложил организовать что-то вроде семинара или симпозиума по этой проблематике. Так - с весны 1995 года - начались ежегодные симпозиумы по психологии смысла жизни. Каждый год я должен был готовить на эти симпозиумы доклады. Из тех докладов вырос целый цикл статей по проблемам смысла жизни, которых иначе я скорее всего не написал бы.
В августе 2013 года я был потрясён, получив от Вилена Эммануиловича письмо по электронной почте. Переспросил: чья добрая душа взялась посредничать между нами? А Вилен Эммануилович ответил, что - сам, благодаря «хорошему парню Косте», который помог ему ОВЛАДЕТЬ электронной почтой. Это в неполные восемьдесят девять, почти в девяносто лет!!! В таком возрасте этот человек оказался способен учиться!!! И написать упоминавшуюся выше программную работу о жизненном пространстве личности, очень сложную и разнообразную по идеям, с огромным библиографическим аппаратом...
Тут проявилась и сила любви Вилена Эммануиловича лично ко мне. Уж очень ему хотелось общаться со мной без посредников, пусть и виртуально. Возобновить былую переписку... И в последнем своём письме летом 2015 года он извинялся за то, что забыл вовремя поздравить меня с днём рождения. И вообще сетовал на возрастную забывчивость... Я сам, мягко говоря, не очень пунктуален в поздравлениях, и, конечно, важен был сам факт получения письма от Вилена Эммануиловича.
На юбилейном, посвящённом девяностолетию В.Э.Чудновского, заседании учёного совета Психологического института РАО, 14 октября 2014 года, я попросил разрешения говорить с места, где сидел, а не с кафедры. При моих больных ногах было бы затруднительно карабкаться на кафедру... План поздравительной речи у меня уже сложился, и я готов был вещать. Но тут Вилен Эммануилович выбрался из президиума и направился ко мне. Я рассмеялся:
- Не гора к Магомету, так Магомет к горе...
Наталья Владимировна Кисельникова, переводившая мне, сказала, что одновременно гору и Магомета помянули и другие, присутствовавшие на том заседании и наблюдавшие, как Вилен Эммануилович шёл ко мне.
Он подошёл - и начал меня сердечно обнимать, ласково трепать за уши, а там - вот некстати - слуховые аппараты...
Обнимает, треплет уши - и живые, и заодно уж электронные, - и приговаривает:
- Нет слов, нет слов...
Какие уж тут поздравительные речи! Действительно, нет слов. Эти объятия неизмеримо дороже стоят.
А «ораторским зудом», когда хочется выступить во что бы то ни стало, я как-то уже давно перестал страдать. Так что я ничуть не был огорчён, что не пришлось выступить. Наоборот. Обнялись - без промежуточных фанфар...
Что ж, Вилен Эммануилович, низкий Вам поклон за всё. Угораздило же нас жить в кризисную эпоху - беспощадную, не считающуюся ни с возрастом, ни с возможностями здоровья. Приходится работать и, увы, зарабатывать за пределами сил, и оказывается, что сил этих не так уж и мало, как могло бы показаться в более щадящих условиях.
И сейчас, когда Вас не стало, тем более - нет слов... Скорбное молчание, и память, пока не ослабела, и стыд - всегда, увы, есть за что... Но, кроме прочего, стыдно каяться публично - посмертно. Пусть моё раскаяние останется между нами - так честнее...
13 мая 1999; 4 декабря 2014; 10 января 2016Александр Васильевич Суворов – доктор психологических наук, ученик/воспитанник Александра Ивановича Мещерякова и Эвальда Васильевича Ильенкова. Человек, чьим каждодневным способом жизни является то, что принято называть «ростом» - духовным, личностным… В силу недоступности многого из того, чем живут миллионы, миллиарды других людей. И, конечно, в силу таланта. Талант в данном случае приходится прилагать, в том числе, к решению бытовых проблем, заменяя им государство с его весьма «ограниченными возможностями».
На развитие сайта
