Заведующий кафедрой психологии личности факультета психологии Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, научный руководитель Школы антропологии будущего Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, профессор, доктор психологических наук Александр Григорьевич Асмолов на 16-м Санкт-Петербургском саммите психологов представил доклад «Ценностный диссонанс между Личностью и Этничностью: как нам с вами не расчеловечиться в бесчеловечное время?».

Когда я готовился к этому Саммиту, я вспоминал простую истину: психологи тоже люди. И в ситуации кризисов, душевных потрясений мы оказываемся, порой, сапожниками без сапог. В этих ситуациях кризисов у нас происходит нарушение того мудрого совета, который давали в свое время Курт Левин и Лев Выготский, — не только исследовать единство аффекта и интеллекта, но следовать принципу единства аффекта и интеллекта в своих собственных действиях и поступках.

Я нередко думаю о том, насколько в моих собственных построениях, выступлениях, делах политический аффект одерживал победы над интеллектом: и в ситуации кризиса пандемии, и в ситуации планетарного кризиса идентичности, грянувшего после кризиса пандемии. Насколько я сам превращался из человека, который должен находиться, как говорил Михаил Бахтин, в позиции «вненаходимости», в человека, который разрывался страстями, эмоциями и аффектами в наше непростое и трагичное время.

Именно поэтому в своем выступлении я хочу поклониться своим коллегам, которые собрали нас, чтобы мы могли, как говорил Булат Окуджава, расслышать друг друга: «святая наука — расслышать друг друга, сквозь ветер, на все времена»… Хочу сказать, что мне постоянно помогали Вадим Петровский, Виктор Каган, Евгений Субботский, Дмитрий Леонтьев, Светлана Костромина и Анна Губанова в обсуждении всех граней сложной, противоречивой реальности. Мое сегодняшнее рассуждение во многом плод этих обсуждений и мыслей.

Мое сегодняшнее выступление названо «Ценностный диссонанс между Личностью и Этничностью: как нам с вами не расчеловечиться в бесчеловечное время». На слайде изображен Дон Кихот, всё еще продолжающий воевать с ветряными мельницами. И часто именно в этой позиции оказывается психолог.



Вынесенный в название этого выступления смысл — смысл конфликта между Тотальностью в Человеке, Системой в Человеке — извечен. Для того чтобы более четко отрефлексировать этот конфликт, я хотел бы прочесть вам строки Андрея Вознесенского из его пьесы «Берегите ваши лица» (премьера этой пьесы состоялась в мае этого года в «Гоголь-центре» в Москве):

Время
обрывает наши лица —
В общем,
иногда они и лишни, —
В осень
и в иные катаклизмы
Просим:
не теряйте ваши лица!

…Учишь
всё чужое и чужое,
Просто
есть опасность раствориться —
Просим:
пощадите наши лица!

Зов «берегите ваши лица» звучит как символ нашего времени. Спектакль, поставленный по Вознесенскому в «Гоголь-центре», потрясал и помогал найти точки опоры в нашем сложном времени. И тогда, чтобы занять позиции «вненаходимости», я постарался отрефлексировать идеи тех мыслителей, которые давали мне точку опоры, чтоб более точно постичь наше время.



На слайде вы видите особый кристалл, который высвечивает различные кризисы расчеловечивания человека. И каждая грань этого кристалла олицетворяет исследования того или иного автора, которые помогают увидеть, что же происходит с миром; не только увидеть, но и, надеюсь, найти те или иные точки опоры.

Одна из этих граней — кризис утраты смысла. Все мы помним работы Виктора Франкла: и «Скажи жизни: Да», и «Человек в поисках смысла». Это хрестоматийно. Но мы менее помним работы, посвященные культурному шоку, Калерво Оберга и других. Когда в ситуации разлома культур человек или группа людей оказываются в другой, иной культуре, они нередко начинают терять ориентацию в пространстве и времени.

Концепция культурного шока и сегодня может быть востребована в разных странах мира для того, чтобы совладать с кризисом.

И еще одна поразительная работа — монография «Банальность зла» Ханны Арендт, посвященная суду над Эйхманом в Иерусалиме. Эйхман был убежден, что он не творит зла, отправляя во время Холокоста тысячи, миллионы людей на смерть в газовые камеры. Для него это было обыденностью, было нормой.

Другая работа — «Столкновения цивилизаций» Самуила Хантингтона, в которой проступают мотивы извечных войн между Севером и Югом, Востоком и Западом и т.п. И вспоминаются слова Киплинга: «Запад есть Запад, Восток есть Восток. И вместе им не сойтись». Это было сказано еще в позапрошлом веке.

И наконец особая травма, которой страдают ныне люди в разных странах, на разных континентах, — это травма стигматизации, описанная Ирвингом Гофманом. Когда мы стигматизируем иных, других, непохожих, мы не только унижаем других людей, но теряем и свое собственное человеческое достоинство. Одна из известных работ Гофмана так и называется «Стигма: Заметки по управлению испорченной идентичностью».

Еще одна работа описывает кризис как моральное падение — это недавно вышедшая у нас монография Теодора Адорно «Minima moralia. Размышления из поврежденной жизни» (2022). Она показывает, насколько в ситуации кризиса именно семья как содружество может стать точкой опоры. В семье мы непрестанно проходим проверки на толерантность. Но именно интимная жизнь в семье, по выражению Теодора Адорно, нередко выступает как пристань для причуд.

О кризисе моральной слепоты повествует также исследование классика социологии и политологии Зигмунта Баумана «Моральная слепота: утрата чувствительности в эпоху текучей современности» (2019). Я неоднократно выдвигал гипотезу, что именно потеря чувствительности к изменениям является критерием эволюции. Полушутя говорю, что динозавры вымерли от того, что у них не было чувствительности к разнообразию.

В недавней работе В.А. Петровского также прозвучала точная характеристика нашего времени — время травмы «взаимонепонимания».

В подобных ситуациях я хотел бы предложить гипотезу, согласно которой психологи должны резко различать между собой по психологической природе два диссонанса — когнитивный диссонанс и ценностный диссонанс.

О когнитивном диссонансе, диссонансе между знаниями, описанном классиком социологии и социальной психологии Леоном Фестингером, сказано немало. Термин «когнитивный диссонанс» даже вошел в нашу обыденную речь. На приводимом мной слайде дана характеристика когнитивного диссонанса словами самого Леона Фестингера.

Каждый раз, когда мы используем одни мнения и знания и их оправдываем, мы не видим множество других знаний, которые могут вступить друг с другом в интеллектуальную дуэль.

Совсем другое — это ценностный диссонанс. Обратите внимание на классическую формулу: «Платон мне друг, но истина дороже». Всегда ли мне ближе истина, чем Платон? Я могу не соглашаться с той или иной позицией, которую занимают мои друзья и однокурсники Вадим Петровский и Евгений Субботский. Но разве от этого они перестают быть моими друзьями? Нет ли ситуации, в которых человек в его полноте, в его ценностях, его радостях и горестях мне куда ближе, чем те истины, ради которых начинаются крестовые походы, те истины, ради которых шла война между Севером и Югом, те истины, ради которых проливается кровь и люди начинают убивать друг друга…



Поэтому я говорю о ценностном диссонансе и его смысле, а не о когнитивном диссонансе. При этом я прежде всего опираюсь на классическое произведение «Природа предрассудков» Гордона Олпорта, одного из самых мудрых исследователей в области психологии личности и социальной психологии.

Именно Олпорт натолкнул меня на необходимость жесткого выделения ключевой черты ценностного диссонанса: преобладание верований над знаниями. Процитируем прозорливое пророчество Гордона Олпорта: «Человечеству во много раз легче расщепить атом, чем преодолеть свои собственные предрассудки».

И именно в ситуации ценностного диссонанса мы оказались на данном историческом этапе развития человечества. В техническом прогрессе, в интеллектуальном прогрессе мы подымаемся к самым вершинам Эвереста, но при этом остаемся рабами собственных предрассудков.

Для того чтобы более явно понять самую суть природы ценностного диссонанса, прибегну к тому пониманию конфликта между Моцартом и Сальери, которое предлагает автор семиотической теории культуры Юрий Лотман.

Лотман, анализируя конфликт между Моцартом и Сальери, доказывает по большому счету, что за этим конфликтом выступает именно ценностный диссонанс. Сальери совершает преступление и убивает Моцарта не столько из зависти, как об этом повествуют в учебниках истории. Дело совсем в ином. Ддя Сальери Моцарт прежде всего разрушитель в музыкальной культуре того, что для него незыблемо и свято, разрушитель музыкальной веры Сальери. Чтобы сохранить традиции и каноны той музыкальной культуры, в которую Сальери верит, чтобы незыблемой оказалась та истина, тот идеал, которому он преклоняется всю жизнь, Сальери идет на преступление — он убивает Моцарта.

Прошу обратить особое внимание на текст Юрия Лотмана, передающий стратегию понимания действий, в которых попирается гуманизм и человек оправдывает любые злодеяния только бы сохранить свою веру в ту или иную абстрактную идею.

Лотман пишет: «Абстрактная норма, даже благородная в своих посылках, но поставленная выше живой и трепетной жизни, человеческой жизни, рассматривающая жизнь как средство для своих высших целей, застывает, каменеет и превращается в орудие убийства». И далее Юрий Михайлович Лотман продолжает: «Существенно в софистике убийства: жертва изображается как опасный атакующий враг, а убийца — как обороняющаяся жертва». Тем самым Лотман предупреждает нас, что сколько бы ни были велики идеи, если эти идеи исходно подчиняются формуле генерала ордена иезуитов Игнатия Лойолы «цель оправдывает средства», то эти идеи из идеалов преображаются в идолы. И во имя этих идолов оправдываются и религиозные войны, и этнические чистки: Холокост, геноцид армян и многие другие чудовищные преступления против человечности и человечества.

Если мы начинаем действовать по формуле «цель оправдывает средства», то впадем в мир дегуманизации человека, из людей перевоплотимся в нелюдей.

За ценностным диссонансом между личностью и этничностью проступает именно преобладание тотальности, этничности, конфессиональности — или же, говоря на языке социальных психологов, — социальной идентичности, в которой индивид черпает силы, отождествляясь с группой и в группе, чувствуя себя правым, сильным, мужественным, — над собой как личностью, как неповторимой индивидуальностью.

Как говорит об этом Адорно, происходит абсолютизация тотальных притязаний системы над жизнью личности как индивидуальности. На первый план выходит гоббсовский Левиафан в виде Системы, поглощающий нашу неповторимость, непредзаданность и ценность.



Когда за нашими поступками проступает ценностный диссонанс между личностью и этничностью, и мы должны это понять, то за ним стоят разные социальные стереотипы, шаблоны, которые мы бездумно генерализуем и переносим на весь мир. Мы перестаем видеть в людях личности, у нас появляется описанный в теории Артура Петровского феномен «нисходящей слепоты». Мы не видим лиц других людей сквозь ослепляющую призму стереотипов и приписываем им самые чудовищные черты, перед которыми отдыхают даже лучшие произведения фантастики. Обратите внимание на этот пример: «И увидел я знаменитое племя людей-полупсов, у коих поверх крепких плеч выросла пёсья голова с наисильнейшими челюстями; у них, как и у псов, лай, и вовсе они не знают славную именем речь других смертных…» (Симмий, «Аполлон», V–IV до н.э.).



Этот пример явственно доказывает не только иррациональность социальных стереотипов, но и риски их генерализации, подгонки под них восприятия других социальных групп, народов и стран.

Сошлюсь на ещё один пример, который приводит Игорь Кон в своей статье «Психология предрассудков», вышедшей еще в 1960-е годы в журнале «Новый мир». Вглядитесь в следующий слайд, описывающий поединок между Ланцелотом и Драконом. Весьма показателен пример, иллюстрирующий сколь нелепыми могут оказаться мифы о восприятии иной этнической группы:

«Но цыгане — очень милые люди», — удивился Ланцелот.

«Что вы! Какой ужас! — воскликнул архивариус Шарлемань. — Я, правда, в жизни своей не видал ни одного цыгана. Но я еще в школе проходил, что это люди страшные. Это бродяги по природе, по крови. Они — враги любой государственной системы, иначе они обосновались бы где-нибудь, а не бродили бы туда-сюда. Их песни лишены мужественности, а идеи разрушительны. Они воруют детей. Они проникают всюду» (Е. Шварц, «Дракон»).



Обратите внимание, что на этом слайде Дракон изображен как марионетка, которую двигают сами люди, в сражение за души которых вступают ланцелоты всех времен.

Когда шел бой между Ланцелотом и Драконом, по площади бегал мальчик, бегал и кричал: «Коммюнике, полжизни за коммюнике!» Сколь часто мы напоминаем этого мальчика, по утрам читая разные новости о событиях, происходящих в мире.



И когда мы обсуждаем эффекты информационных и фейковых войн (тут мне помогла весьма конструктивная мысль Вадима Петровского), мы можем выдвинуть гипотезу о существовании особого феномена — феномена «фейкового импринтинга». Воспринимая новости с экранов телевизора и интернета, мы с вами, подобно гусятам Конрада Лоренца, послушно следуем вслед за фейком и не видим никаких других реальностей. Фейки запечатлеваются в нас и превращаются в навязчивые программы, определяющие наши действия и поступки. Встает вопрос: насколько СМИ, порождающие в разных странах мира те или иные фейки, превращают людей в жертв импринтинга? Замечательный пример из средневековой легенды о Крысолове, играющем на дудочке, за которым покорно дети уходят из города, ассоциируется у меня с поведением людей, которые под дудочку фейков воспринимают реальность.

На предлагаемом вам слайде обобщены риски опрощения картины мира и коллапса сложностей в условиях различных кризисов.



ервый из этих рисков — риск генерализации стереотипов. Когда мы видим мир других людей через призму стереотипов, мы не только оказываемся психологически слепы к восприятию иных социальных групп, но и теряем самих себя как личность, способную воспринимать сложность мира.

Второй риск — доминирование оппозиций: мир становится черно-белым, делится на своих и чужих.

Эта бинарная оппозиция особенно проявляется в стигматизации других социальных групп и отдельных личностей, она проявляется в приписывании другим людям различных постыдных качеств. Михаил Лермонтов вкладывает в уста Печорина следующие слова: «Я никогда не был подлецом. Но другие столько часто видели черты подлости на моем лице, что они действительно появились».

Стигматизация проходит через различные социальные, этнические и конфессиональные группы. Она выступает как могучий механизм на уровне обыденного сознания: «Мы выше всех, мы лучше…»; «Германия превыше всего», — говорили в Третьем рейхе…

И тут я вспомню слова Марины Цветаевой: «Германия! Безумие, безумие творишь!»

В подобных ситуациях происходит конструирование образа жертвы как атакующего врага.

Так, например, 1 сентября 1939 года Гитлер организует так называемое контрнаступление и начинает захват Польши. При этом он конструирует в массовом сознании немцев, что именно немцы являются «жертвой» агрессии, которую развязала Польша. Нападение на Польшу обозначается как контрнаступление Германии, Великобритания отвечает на это контрнаступление и развязывается Вторая мировая война.

В свое время академик Алексей Бодалев написал книгу «Восприятие человека человеком». Но в настоящей ситуации вполне перспективным становится направление исследования, которое могло бы быть названо «Восприятие человека нечеловеком». Подобного рода исследования могли бы раскрыть, как на это обратила мое внимание Вера Лабунская, трагичный процесс дегуманизации человека.

Назову еще несколько рисков опрощения картины мира: расцвет конспирологии, опрощение, процветание «охоты на ведьм» и доносительства.

Упомяну еще один критерий кризисного времени, описанный Эрихом Фроммом, — «группомыслие». «Группомыслие», как правило, является особенностью массового сознания в тоталитарных и авторитарных обществах.

Надеюсь, что рефлексируя эти риски опрощения мира и коллапса сложности в условиях кризисов, мы сможем занять по отношению ко многим происходящим в мире событиям профессиональную позицию «вненаходимости». Только тогда мы сможем помощь людям не расчеловечиться в кризисных ситуациях.

Заключительный слайд я назвал «Психолог, исцелился сам». На нем изображен врач Леонид Рогозов. Этот врач в 1961 году сам вырезает себе аппендицит, оказавшись в критической ситуации на Северном Полюсе.

Надеюсь, может быть, наивно, что предложенная вашему вниманию гипотеза о стратегиях поведения в ситуациях ценностного диссонанса поможет нам с вами сохранить свое собственное лицо, свой профессионализм и душу, о которой в самом начале нашей встречи говорила Светлана Костромина. Услышав ее слова, я еще раз вспомнил предостережение известного психоаналитика Бруно Беттельгейма: «За принятие норм жизни тоталитарной системы мы расплачиваемся самой горькой ценой — ценой потери собственной души!»

Психологи, снова обращаюсь к вам: берегите ваши лица.

Психологическая газета

---

На развитие сайта
​