Вадим Артурович Петровский
6 мая отмечается день рождения основателя психоанализа Зигмунда Фрейда. В этот день предлагаем вниманию читателей психотерапевтический детектив доктора психологических наук, профессора
Вадима Артуровича Петровского.1. МОСКОВСКИЙ ИНСТИТУТ ПСИХОАНАЛИЗА (весьма внушительного вида здание, это реальный московский институт)
Личный автомобиль профессора останавливается при входе в здание Института. Профессор, пожилой мужчина, стараясь держаться бодро, кивает водителю, покидает машину и входит в вестибюль. При входе он приветствует мужчину небольшого роста с тросточкой и сигарой; это — Фрейд в натуральную величину, в бронзе. «Фрейд» почтительно склоняет голову, отвечая кивком на кивок. Профессор поднимается на третий этаж пешком. Мы слышим его дыхание. Проходит мимо портретов великих: Фрейд («Дедушка Зю, гений…»), Адлер («И этот неплох, кабы не комплексы… Но учителя предал…»), Юнг («Талант… И клиенточки у него были тоже — ничего себе, — тогда это было можно…»). Берн, Роджерс и Перлз (без комментариев). В коридоре останавливается у своего собственного портрета, приглашающего слушателей на его курс. Глаза профессора встречаются с глазами на фотографии, и этот взгляд переносит нас в аудиторию, где студенты ждут своего профессора.
2. СТУДЕНЧЕСКАЯ АУДИТОРИЯПРОФЕССОР. Я обещал вам, друзья мои, в конце нашего курса рассказать об одном случае из моей практики. В некотором смысле это — детектив. Работа наша, вы знаете, часто похожа на детектив: распутываем, что случилось, как случилось, почему случилось. Разница в том, что детектив должен поймать и изобличить, а психотерапевт — понять и излечить. Я уже говорил Вам о работе с Матвеем, моим бывшим учеником, художником, а теперь психологом…
Лица студентов. Блондинка. К ней потом обратится профессор.
ПРОФЕССОР. Вы, конечно, помните, какой совет я ему дал… Да и Вам, милая (обращается к белокурой девушке), я никогда не забуду, уж не обессудьте: Вы тогда выбежали из аудитории — помните? — с криками: «Как Вы можете? Как Вы можете?! Убивать нельзя!! Убивать нельзя!!!»
(Пауза)
ПРОФЕССОР (продолжает). Наша профессия — опасная. Ревнивые мужья, влюбленные клиентки…
Восхищенные глаза девушек в аудитории.
ПРОФЕССОР (продолжает). …или какой-нибудь очарованный вами клиент, куда вы, туда и он, а еще разводы, в которых виновны «лично вы», этический комитет, где ваши коллеги устраивают вам товарищеский суд линча… А то и настоящий суд. Басманный. Все такое случается… И мы помним об этом.
3. ЗАЛ СУДА. ПЕРВОЕ СЛУШАНИЕСудья — женщина неопределенного возраста, с бесстрастным лицом, таким же бесстрастным, как и прилаженный к ее лицу невидимый противогаз профессиональной роли главного человека в суде.
Обвиняемый, Матвей (психолог) — худощавый темноволосый мужчина с нежным детским лицом, чуть подергивающимися уголками губ и века.
СУДЬЯ. Подсудимый, встаньте. Слушается дело по статье 110 УК РФ «Доведение до самоубийства». Обвиняется гр. Цымин Матвей Романович, психотерапевт, в том, что его непродуманные непрофессиональные действия повлекли за собой самоубийство клиента, Губина Филиппа Игоревича. Обвиняемый, Вам понятно, в чем Вас обвиняют?
ОБВИНЯЕМЫЙ (МАТВЕЙ). Да.
СУДЬЯ. Вы признаете себя виновным?
Матвей медлит с ответом.
СУДЬЯ. Предоставляется слово стороне обвинения. Пожалуйста, Николай Иванович.
ЗА КАДРОМ звучит голос прокурора: «Помогать людям — благородная профессия ...». Речь отдаляется, замирает, замещается голосами в следующей сцене.
4. КВАРТИРА КЛИЕНТА (ФИЛИППА)Филипп, с ним Лиза, жена, — бело-розовая особа в коротком халатике. Филипп, как всегда, играет в стрелялки. Лиза моет пол; поглядывает на мужа снизу вверх. Взгляд полон злобы. Муж подбирает ноги, чтобы просунулась тряпка. Жена ползает на четвереньках. Он продолжает играть на компьютере. Тряпка неприятно чавкает. Филипп подражает губами этому звуку.
ФИЛИПП. Не чавкай, пожалуйста!
ЛИЗА. Что?!
ФИЛИПП. Солнце мое, ты скоро кончишь?
ЛИЗА. Да ты и начать-то не можешь.
Лиза кряхтит. Вздыхает. Губы в ниточку. Сурово молчит.
ФИЛИПП. Юмор у тебя, Лиза, какой-то солдатский. Ты скоро?
Лиза молчит, яростно трет пол под столом, под стулом, под сидящим на стуле мужем.
ЛИЗА. У тебя совесть есть? Бабник! Извращенец! Альфонс!
Филипп отрывается от стрелялок. Замирает. Вскидывается на Лизу.
ФИЛИПП. Что?!
ЛИЗА. А что? Альфонс и есть альфонс. Ты на чьи деньги к своему доктору ходишь? Между прочим, твой доктор-психолог тоже так думает: что ты извращенец, альфонс!
ФИЛИПП. Что?! Он такое сказал? Обо мне? Ты была у него?! Когда?
ЛИЗА (не маскируя иронию). Ой, вырвалось. Не должна была говорить. Он взял с меня слово. Уж простите меня великодушно, господин Альфонс!
5. ЗАЛ СУДАСЕКРЕТАРЬ. Свидетель Губина!
Лиза — торжественная, прокрашенная до лицевых костей, выходит отвечать. Очевидно, что ей всё нипочем.
Прокурор (теперь мы видим его) — взгляд угрюмый, тяжелый; лицо человека, навсегда завязавшего с зеленым змием.
ПРОКУРОР. Елизавета Семеновна, что вам известно о контактах вашего мужа с психологом Цыминым Матвеем Романовичем?
ЛИЗА (с вызовом). Ваша честь, мне лично известно всё. Ходил, ходил мой бедный муж к психологу, а толку — что? Он только слова говорить научился. Я, говорит, тебе, Лиза — личность, уважай меня, принимай меня. Мотя его этому научил, то есть Матвей Романыч. От тебя, Лиза, говорит, хочу одного: понимания и принятия. Это как это?! Я к тебе, грит, с эмпатией, а ты со мной как? Ваша честь, на почве этого доктора эмпатия-то и развилась у него… Раз в месяц, эмпатия.
ПРОКУРОР. Что делал психолог, когда Вы приходили к нему обсудить тяжелое психическое состояние своего мужа?
ЛИЗА. Он приставал ко мне, козел!
СУДЬЯ. Выбирайте выражение, свидетель!
ЛИЗА. У него есть диван. Кожаный. Кушетка. Под Фрейда работает. Я, между прочим, в Вене была на экскурсии. Там, где Фрейд сейчас пашет.
СУДЬЯ. Говорите по существу.
ЛИЗА. Так вот этот психолог, блин, укладывает меня на кушетку. Давай, говорит, сначала решим мою проблему, а потом уже твою… проанализируем… Козззё… Я, говорит, всё расскажу твоему благоверному, какая ты женщина вся из себя волнительная… о том, какой у нас, грит, с тобой контакт был… Я убежала, а он ему рассказал! Прихожу домой, а муж рыдает: «Зачем мне жить?» И так каждый раз после сеансов с Матвеем Романовичем… «Зачем мне жить, если у меня неизлечимое сумасшествие?», «Зачем мне жить, если ты с моим братом спишь?» Это я-то с братом его?! И про Матвея Романовича — туда же…
ПРОКУРОР. У меня больше нет вопросов к свидетелю.
СУДЬЯ. Есть вопросы стороны защиты?
Теперь дело за адвокатом, молодым парнем.
АДВОКАТ (Лизе). Вы приходили к психологу поговорить о муже? Он Вас приглашал на разговор?
ЛИЗА. Нет, но я ж, как жена, должна знать, что он там с моим мужем без меня… ну… о чем они?
АДВОКАТ. В кабинете у психолога вы были одна?
ЛИЗА. Причем тут это? Ну, одна…
АДВОКАТ. Не было ли с Вашей стороны действий, провоцирующих его к близости?
ЛИЗА (с вызовом). Да вы что? Я замужем! У меня муж… Был… (всхлипывает)
АДВОКАТ. Ваша честь, разрешите представить суду видеозапись из кабинета психолога, прошедшую необходимую экспертизу.
СУДЬЯ. Да, передайте. Секретарь, включите запись.
6. КАБИНЕТ МАТВЕЯ. ВИДЕОЗАПИСЬЗа письменным столом сидит Матвей и что-то записывает. В кабинет врывается Лиза и плюхается в кресло консультанта. Показывает на психоаналитическую кушетку.
ЛИЗА (игриво). Скажите, Матвей Романович, а это у вас что? — Диванчик какой симпатичненький…
МАТВЕЙ (вторит, прищуривается и кивает профессионально-приветливо). Диванчик… Вы ведь впервые?
ЛИЗА. Я думала, сегодня вы уже всё… Жду, жду… Меня Елизаветой зовут… Двух человек пропустила. Потом этот ваш еще один протискивается. Я ему говорю: «Вы куда, мужчина, очередь!..»
МАТВЕЙ. Вы записаны?
ЛИЗА. Муж записан. Ходит и ходит. Я его отменила.
МАТВЕЙ. То есть?!
ЛИЗА. А я думала, это кушетка… Я в Австрии открытку такую купила…
Перескакивает на диван, падает на спину, закидывая руки за голову.
ЛИЗА. Это что, ваш рабочий станок? (ухмыляется)
МАТВЕЙ. Будет лучше, если вы, Елизавета, вернетесь в кресло.
ЛИЗА. Ну, Матвей Романович… Прааастииите… Я больше никогда-никогда-никогда не буууду…
МАТВЕЙ. Что-то случилось? Вы без записи. Хотели что-то серьезное со мной обсудить…
ЛИЗА. Обсудить… (передразнивает). Как в анекдоте про психолога (передразнивает): «Вы хотите это обсудить…». Да, хочу! Что-то, между прочим, очень-очень серьезное, доктор…
МАТВЕЙ. Я не доктор…
ЛИЗА. Для меня вы все ровно как доктор. А от доктора у меня секретов нет.
Лиза меняет позу. Подбирает ноги под себя. Матвей покашливает.
МАТВЕЙ. Продолжайте!
ЛИЗА. Четыре года мы вместе с Филиппом, два года официально. Скажите, а все мужчины такие? Штамп в паспорте, и — тю-тю… Ни любви, ни секса… Иногда, знаете, так хочется… просто секса…
На этом видеозапись прерывается.
7. СТУДЕНЧЕСКАЯ АУДИТОРИЯПрофессор и Матвей в двух креслах перед студентами; студенты — подковой вокруг них.
ПРОФЕССОР. Расскажите, Матвей, подробнее, что происходит между вами и вашим клиентом, — в чем вопрос?
МАТВЕЙ. Кошмар! Результат — ноль. Все стало еще хуже… Клиент на грани… Да, собственно, ведь и я на грани… До точки дошел… До ручки… Ночей не сплю… Приходит ко мне, рыдает… Апатия, пессимизм, крест на всем — депрессия. Не сезонная, не ситуативная, а просто, как говорится, «ужааасная депрессия». А еще, вдобавок ко всему, ему «грозят». Говорит, преследуют его. Звонят по ночам… Он в трубку. «Кто?» «Кто?» А там голос низкий, с хрипотцой: «Я тебе…!» (оглядывается на студентов, делает секущий жест рукой внизу)
СТУДЕНТКА. Комплекс кастрации?
ПРОФЕССОР (аккуратно). Это — первая версия. Смотрите шире…
МАТВЕЙ. И еще голос в трубке: женский голос, мерзкий, с подвизгом…
ПРОФЕССОР. Что-то вспоминается такое?
МАТВЕЙ (помедлив). Да…
8. ВНОВЬ СТУДЕНЧЕСКАЯ АУДИТОРИЯМАТВЕЙ. Травма… Филипп вспоминает, что это было, знаете ли, в Женский день. Восьмое марта. Физкультурник и учительницы, старшее поколение отмечали. Не все, конечно… Но зато «по-взрослому». В бане. И Филиппа, «счастливчика», поймали единственного. Педсовета, конечно, не было, но ему подсматривание запомнили. И, главное, он сам запомнил.
ПРОФЕССОР. Вуайеризм — подглядывание… У подростков встречается. Если поймать на этом, фиксируется… Отсюда и комплексы…
МАТВЕЙ. А еще была в жизни Филиппа Леопольдиха…
9. ШКОЛЬНЫЙ КЛАСС. 7 «Б»Учительница химии, Леопольдиха, лет сорока. Полноватая женщина. С виду важная. Темный пушок над губой, едва заметный. На четвертой парте от учительского стола два подростка. Один из них 14-летний Филипп. Рисует.
Голос ФИЛИППА (взрослого). Урок химии… Какие-то реактивы… Потрескивание…
Синяя вода в пробирке становится красной… Воняет чем-то… Тухлые яйца в воздухе. Проветривают на переменке. Сижу, рисую учителку, чтоб как можно похожее. Ну, в общем-то, она ничего. Пушок такой над губой, знаете… И тут: «Филипп, к доске!.. Формулу пиши, чем пахнет. Да, правильно, сероводород, “Н2S”, что тут смешного? Добавь щелочь, что получится? Садись!» Иду к парте. Сосед, высунул язык, дорисовывает, гад, портрет Леопольдихи. Карикатурная грудь Изольды Леопольдовны из-под блузки, кавалерийские усы. Подписывает: «Свобода на баррикадах». Отнимаю листок, а он лыбится, скот… Тут Леопольдиха к нам, прям нависает… «Ты что там прячешь, Губин? Ну-ка дай!» Хватает за руку и вырывает картинку с усами. Вы б знали, Матвей Романович, какое у нее лицо тогда было! Каменное. Гранитное. Красно-коричневое. Дедушка бы сказал — «мавзолейного цвета». Он еще Сталина вместе с Лениным, как они лежали рядышком, видел. «Сталин, говорит, — старый, а Ленин — такой молодой…»
ФИЛИПП (продолжает рассказ). Ну, значит, ведут меня к завучу… Кобре… А сосед мне средний палец показывает. От Кобры сразу — к психологине нашей, школьной. Она, вообще-то, хорошая. Та — к директору. Директор — Павел Ильич Мудрак, фамилия у него была такая… Ребята переделали в «Хруй». Психолог говорит: «Павел Ильич, вот, смотрите, как в нашей школе учителя детей понимают. Так нельзя!» Хруй посылает за Леопольдихой. Та, после него, мчится к Светке, отличнице, любимице: вот, говорит, из-за вашего Филиппа, мне — выговор. А Светка — к ребятам…
10. ШКОЛЬНАЯ РАЗДЕВАЛКАГОЛОС ПАРНЯ (ОДНОКЛАССНИКА). Идет! Давайте мешок!
ФИЛИПП. Мне — темную в раздевалке. Лупят. Потом слышу: «Атас!» Все разбегаются. Мешок из-под обуви с головы сдергиваю, никого нет, кроме Берты. Она стоит, головушку набок, да кулаком мне еще в нос — раз! И по голове. Толстая, сильная, ей ничего не будет. У нее отец, знаете, — кто?
Пауза. Всхлипывает…
11. КАБИНЕТ ПСИХОЛОГА
МАТВЕЙ. Ведь были и другие такие случаи? Острый стыд… Наказание ни за что… Когда-то еще в детстве?..
ФИЛИПП (взрослый). Не знаю… Имеет ли отношение... В ванной комнате… Мне было шесть лет, сестричке — восемь. Играли в доктора. Мама застала как раз тогда, когда мы показывали друг другу глупости… Кричала, знаете… Отца позвала … Вот тебе папа отрежет… А папа так, знаете ли, картинно, с большими садовыми ножницами, щелк-щелк…
12. КАБИНЕТ МАТВЕЯФИЛИПП (с дрожью в голосе). Не надо… Я должен еще рассказать вам… Я никому до вас. Никому… Вы спрашиваете меня о детстве… Мой отец…
МАТВЕЙ. Ваш отец…
ФИЛИПП. …пил. Он не всегда был пьяный. И не всегда бил меня. Иногда приходил с работы веселый, обещал подарить… да ладно… (всхлипывает), все равно ничего не дарил. А с матерью дрался, пока маманя не уложила его с одного удара. Она у меня, знаете, крупная, сильная, я боялся ее. И брат боялся. Мой старший брат… Вот играет со мной в снайпера, плюнет, попадет мне в глаз, а потом матери на меня показывает, что я плююсь. Ну, соответственно, мне — порка.
МАТВЕЙ. Отец порол?
ФИЛИПП. Оба! То — мать, то — отец. Нет, конечно… По жизни — всегда так. Козел отпущения… Вот еще: уже год как не живу с женой. То есть, живу… Но вы понимаете… У нас нет отношений…По ночам у меня только фильмы для взрослых…
МАТВЕЙ. Вы ведь без женщины… Что-то вроде разрядки?
ФИЛИПП (помедлив). Разрядка… Ммм… Миру мир… Ммм… Пизу пиз… Все мерзко… Понимаете… Я играю, она моет пол. За себя стыдно… И тряпка еще… чавкает… ну, очень противно!
ФИЛИПП (продолжает). А был еще случай. Был у нас в классе Димочка — Димон. Богатенький! Личный водитель у папы. Он его в школу на Lexus-е, мама из школы — на Mitsubish-е. Мы оба с Димочкой любили Светочку, ту самую. Света любила Димона, а меня презирала: я бедный. Его папа, он — по бизнесу, а мой, знаете, — по водочке. Димона папаша в Японию возил. Все завидовали. Димона я ненавидел, а он ненавидел меня. Называл «Нищий Филя». А я ведь и был нищий. Ни Lexus-а, ни Mitsubish-и. А ребята у нас в классе крутые. Опаздываю я на урок… «Софья Семеновна, можно?» «Можно, Филипп, — без тебя не начнем!» Вхожу в класс, все, как по команде, встают, как если бы я был учитель… (сговорились, сволочи, и Софья постаралась). «Садитесь, ребята, он больше не будет опаздывать…» А по рядам — рисуночек. Телега, в нее впряжен я, в телеге Димон, с кнутом, меня погоняет. Подпись: «Рикша по-русски…» Димон еще Светку пририсовал, она, как морковка, перед мордой лошади… Машет мне из Mitsubish-и, мол, давай за мной. Понять по рисунку нельзя, но он подписал: «Света». Убить его хотел, но ведь не убил, — утерся…
13. АППАРТАМЕНТЫ ПРОФЕССОРАМАТВЕЙ (профессору). Нет, больше так невозможно… (пауза). Почему?! Почему?!
Матвей беспомощно озирается.
МАТВЕЙ (продолжает). Он ходит ко мне вечность. Иногда я спрашиваю себя, когда это началось, и не могу ответить. А еще засыпаю на сеансе — буквально, — и это ужасно! Но главное — никакого продвижения, ни тпру, ни ну… Чувствую себя полной бездарью…
14. КАБИНЕТ МАТВЕЯ (сеанс с Филиппом)ФИЛИПП (клиент). Я… Нет… (кусает губы) … Она… Нет, это не то… (качает головой)
МАТВЕЙ. Она…
ФИЛИПП. Нет… Нет… Это не главное…
Филипп пытается достать из бокового кармана, что-то, очевидно, платок. Матвей отработанным жестом подает платок.
ФИЛИПП (всхлипывая). Не надо…
15. АППАРТАМЕНТЫ ПРОФЕССОРАМАТВЕЙ (профессору). Ведь я все делаю правильно (Фрейд, на портрете, дымя сигарой, одобрительно хмыкает). Выслушиваю, не перебиваю, не оцениваю, не навязываю свое мнение (Карл Роджерс с портрета кивает — видим его приветливое лицо). Клиент для меня — это и разумный Взрослый, и Ребенок, нуждающийся в помощи, и многоопытный Родитель, вызывающий к себе глубокое почтение… (портрет Берна подмигивает).
ПРОФЕССОР. И…
МАТВЕЙ. Как в том анекдоте про хирурга: «Скальпель! Пинцет! Зазим! Ницево не полуцается...» Я слежу за его жестами, позой, мимикой, как звучит его голос, — и что? Ни тпру, ни ну… Он все такой же тяжелый, мрачный, не принимающий себя (и между прочим, меня) человек. Апатия к жизни, пессимизм, крест на всем — депрессия. Не сезонная, не спонтанная, а просто, как сказал кто-то, «ужааасная депрессия». Приходит ко мне и молчит… молчит… молчит… Вот как эти тапочки. Но их — двое, и им веселее…
ПРОФЕССОР. Вы ведь пробовали разные техники?
МАТВЕЙ. И техники пробовал. И коллег привлекал. С моей подачи он посетил всех. Чего только не попробовал! И криком кричал (идут кадры терапии криком), и на ковре в позе трупа лежал (расстановки по Хеллингеру), и со стула на стул перепрыгивал (гештальт-терапия по Перлзу), и глазами двигал (метод Шапиро — можно, кстати, показать Чумака), и с монстрами разговаривал (процессуально-ориентированная терапии Минделла), и в детство нырял (трансакционный анализ Берна). Чего только еще не было!
ПРОФЕССОР. И что же, — всё мимо?
МАТВЕЙ. Именно! После каждого из специалистов идет ко мне, никто, говорит, кроме вас, мне помочь не может. Вы — лучший.
Склоняет голову, сводит пальцы домиком.
МАТВЕЙ. Вы думаете, Иннокентий Платонович, это мне льстит? Я говорю ему, давайте перейдем в режим письменного консультирования. О, господи! Зачем я это ему предложил? Он стал писать мне длинные письма… И, если я не отвечал, грозил, что покончит с собой.
МАТВЕЙ (продолжает). Он сам спросил меня о гипнозе. Я не стал особенно возражать… Ну пусть попробует… И вот однажды он побывал на публичном сеансе одного демонстратора. Вызвался на сцену.
16. СЦЕНА В ОДНОМ ИЗ КЛУБОВИдет демонстрация силы гипноза. Звучит характерный всепобеждающий голос гипнотизера.
ГИПНОТИЗЕР. Спать! Глубже. Глубже! Падаешь! Падаешь! Падаешь на спину!
Гипнотизер подхватывает падающего Филиппа.
ГИПНОТИЗЕР. Тело, как каменное. Каменное… Неподвижное… Твердое, как молибден!
Два ассистента подхватывают Филиппа и укладывают между двух стульев. Тело лежит строго горизонтально. Ни малейшего прогиба! Настоящий мост! Гипнотизер пытается руками прогнуть тело, но оно совершенно неподвижно. Ассистенты поднимают гипнотизера, он становится обеими ногами на окаменевшее тело Филиппа.
ГИПНОТИЗЕР. Стойкость. Сила. Прочность во всем. Ты способен перенести и вынести все. Давление всех обстоятельств. Тяжесть любой ноши.
При этих словах вся конструкция рушится. Крик Филиппа. Подавленный мат гипнотизера.
МАТВЕЙ. Филипп, как человек настойчивый, вязкий, не успокоился, его, как бы это сказать, «заело». Я не стал его отговаривать. Позвонил знакомому гипнологу. Договорился. И вот что случилось потом. На одном из сеансов, в глубоком гипнотическом трансе, превратившись в младенца двухнедельного возраста, Филипп, он не смог совладать с работой некоторых сфинктеров (стыд, конфуз…), обвинил в этом меня — «не к тому послал», — но меня «не послал» (я, должно быть, втайне на это рассчитывал). Вернулся ко мне, и знаете, что мне сказал? «Зачем? Зачем вы посылаете меня к другим специалистам. Ведь вы заранее знаете, что из этого ничего не получится!» «Ну что вы, я просто хотел вам помочь…»
ПРОФЕССОР. Да, нашим клиентам палец в рот… то есть они бывают весьма проницательны. Не только мы их насквозь видим, но некоторые — и нас.
18. СТУДЕНЧЕСКАЯ АУДИТОРИЯМАТВЕЙ. Однажды Филипп приходит ко мне в кабинет, весь трясется, говорит, что за ним следят, — преследуют его, значит. Озирается по сторонам. Поднимает уголок ковра. Спрашиваю — зачем? Шепчет мне на ухо: «У вас там люк есть?» От сеанса к сеансу страхи усиливаются. Голоса в телефонной трубке. Мнится, что это Леопольдиха, Лиза, брат. Есть какое-то сходство. Присоединяется еще один голос…
ПРОФЕССОР. Чей голос, Матвей?
МАТВЕЙ (с ужасом). Мой!!!
ПРОФЕССОР (нежно). Скажите, Матвей, какие чувства вызывает у вас клиент?
МАТВЕЙ. Чувство полной беспомощности. Отвращение к себе. Желание больше никогда его не видеть. «Господи, когда же эта пытка закончится?!» Я ненавижу его!
ПРОФЕССОР. Сдается мне, дорогой Матвей, что ваш клиент, как ни прискорбно, просто «считывает» ваше стремление, ваше неодолимое желание убрать его с дороги, покончить с этим, может быть, даже убить. Это чисто детское стремление убрать с дороги того, кто не дает им игрушку. Так что не надо винить себя, — вы хороший, вы просто хотите, чтобы его больше не было никогда…
Студенты в аудитории кивают, соглашаясь с профессором.
ПРОФЕССОР (продолжает анализ). Итак, ваш клиент Филипп не осознает того факта, что вы хотите убрать его с дороги, но он чувствует это…
МАТВЕЙ. И на этой основе у него развивается мания преследования? Поэтому ему теперь мнится, что это я звоню ему, угрожая разделаться с ним?
ПРОФЕССОР. Браво, Матвей! Именно так… Именно так…
МАТВЕЙ. Вы всерьез думаете, что я хочу убить его?! Но такой мысли у меня не было…
(Пауза)
ПРОФЕССОР. Не было… Конечно, не было… Или вы просто не замечали ее… И знать не знали, что она есть.
ПРОФЕССОР (продолжая внушать). Вы только теперь догадываетесь, что ХОТИТЕ УБИТЬ клиента…
МАТВЕЙ. Профессор, вы советуете мне сделать это? Убить клиента?!
Профессор лукаво подмигивает, склоняется к Матвею; есть в этом что-то зловещее.
ПРОФЕССОР. Мы, как психологи, советов не даем… Это будет ВАШ СОБСТВЕННЫЙ ВЫБОР… УБИТЬ или не УБИТЬ.
Матвей ошеломлен. Пятится к двери, продолжая смотреть на профессора, спиной отступает в коридор и покидает аудиторию.
СТУДЕНТЫ. Профессор, а как же этический кодекс? Вы же сами учили…
СТУДЕНТКА (истерично). Как вы можете?! Ведь он убьет его, убьет!! (выбегает из аудитории)
19. КАБИНЕТ ПРОФЕССОРАМАТВЕЙ (в отчаянии). Профессор, мне страшно… Звонила его жена, Филипп убил себя. Он бросился под поезд. Товарняк. Он не оставил записки. Но я знаю: это я убил его! Я внушил ему эту мысль…
ПРОФЕССОР. Вы должны написать чистосердечное признание. Я передам Ваше обращение кому следует. Доверьтесь мне!
20. ЗАЛ СУДАПовторяется вопрос, признает ли Матвей себя виновным.
СУДЬЯ. Подсудимый, вы признаете себя виновным?
МАТВЕЙ. Признаю. Я совершил тяжкое преступление… Своим бездействием… точнее, своими действиями…, точнее, своими намерениями… хотя, нет, я этого не хотел… или хотел… Ну так получилось… Словом… (рыдает)… убил! Но поймите, мой клиент достал меня… Мы оба достали друг друга… Это я внушил Филиппу мысль, что его положение безнадежно… Что у меня только желание избавиться от обреченного человека. Разве нужны слова, чтобы понять это, глядя в глаза друг другу?! Он ходил ко мне и ходил… И я ничем не мог помочь ему… Я хотел убить себя… Я не успел… Он сделал это сам… За меня… Вместо меня… Это я подстроил телефонные угрозы Филиппу… Теперь я готов понести наказание (садится на скамью, обхватывает голову руками, тихо плачет).
СУДЬЯ. Суд удаляется на совещание.
21. СТУДЕНЧЕСКАЯ АУДИТОРИЯ (неделю спустя)ПРОФЕССОР. Мы не виделись с вами неделю. Я записал тайно на видео судебное заседание и суд присяжных (правда, без звука).
На экране перед студентами видеозапись. Кадры прыгают.
22. СУД ПРИСЯЖНЫХПЕРВЫЙ ПРИСЯЖНЫЙ начинает говорить. Жестикулирует.
ГОЛОСА СТУДЕНТОВ. Так ведь это знаменитый Кадылов, психоаналитик, немецкая школа!
Один за другим говорят другие присяжные (читаем по губам и жестам).
СТУДЕНТЫ (восторжено комментируют). Рассохов, французская школа!! — Ситикова, транзакционный анализ, ведущий эксперт!!! — Господин Гусс, живая легенда! — Зайкова, неотложная психиатрическая помощь коллегам! — Маэстро Шмелевич, мастер-коуч, один из лучших в России! — Знаменитая Мелиева, любое «хочу» превращает в «могу»! — Александр Фанасиев, глубокий гипноз!!!! — Артем Стрелецкий, провокативный психотерапевт! (неужто он?!)
Круг присяжных, звезд-терапии, шире: Стивакова (Москва), Мэти-Юк (Австралия), Маэстров (Москва), Лиссветский (Самара), Кудримцев (Москва), Брофф (США), Вронова (Москва). Вердикт: «Невиновен!»
ТИТР: «НЕВИНОВЕН»
23. СТУДЕНЧЕСКАЯ АУДИТОРИЯГОЛОСА СТУДЕНТОВ. Что это было? Суд?!
ПРОФЕССОР. Ну что вы, коллеги! Конечно, нет! Я должен сначала раскрыть вам тайну Матвея и его клиента Филиппа. Вы, с вашей цепкой молодой памятью, не могли, забыть то, что я раньше вам говорил о Матвее.
СТУДЕНТЫ:
— Он прекрасный художник.
— Он ваш лучший ученик.
— У него большая практика сегодня.
ПРОФЕССОР. Как вы думаете, что еще? Попробуйте догадаться — даже о том, о чем я вам не рассказывал.
СТУДЕНТЫ. Депрессия? Чувство вины?
ПРОФЕССОР. Да. Все это ему, конечно, свойственно. Эти вещи взаимосвязаны. Еще Фрейд утверждал, что депрессию отличает от обычной печали предрасположенность к чрезмерному чувству вины, навязчивому самобичеванию.
СТУДЕНТКА. Жесткое воспитание в детстве?
ПРОФЕССОР. Именно! Его отец пользовался ремнем с надписью «педагогический». Кстати, был старший брат-изверг. Воровал у родителей деньги и на Матвея показывал.
СТУДЕНТКА. Мать с повышенным интересом к его сексуальности?
ПРОФЕССОР. Точно! Его бдительная мама, заглаживая некое место на брюках сына-подростка, тыкала туда кончиком утюга и кричала: «Это что такое?!» «Это что еще такое!?»
СТУДЕНТКА. Простите, я не поняла…
ПРОФЕССОР. Это хорошо, что не поняли. Завидую вашим родителям. Воспитали хорошую девочку. А вы, молодые люди, с чего смеетесь? Расскажите нам, чтобы и мы посмеялись.
СТУДЕНТЫ. Да так…А еще его ребята лупили. Он был «белой вороной».
ПРОФЕССОР. Угадали. Была «темная» в раздевалке. Только били не мешками, как Филиппа, а портфелями.
СТУДЕНТЫ. Подглядывание…
ПРОФЕССОР. Да… Догадываетесь, откуда у него это?
СТУДЕНТЫ. Обычно это бывает тогда, когда родители застигают врасплох. За этим делом. Ну…
ПРОФЕССОР. А еще была такая прибалтийская газетка «Ещё», на русском, с картинками и рассказиками. Догадываетесь, о чем? Так вот, однажды, его в самый момент и застали. Мать выхватила, порвала, скомкала и — в лицо! Пришел в класс, нарисовал свою учителку голой, спиной к классу, в одних колготках, и подписал «Ж…: вид спереди». Рисунок не успел спрятать, учительница нашла, но себя не узнала, к счастью.
СТУДЕНТ (басом). Вот если б спереди!
ПРОФЕССОР (строго). Что за шуточки! Кстати, рисовал он всегда отменно. На девочек заглядывался… Нарисовал одну в позе лотоса… Домой уволок… Вот и вся любовь… Кстати, Матвей (он срезался при поступлении в Суриковскую) нарисовал Филиппа в первый же его приход к нему на сеанс. Вот, кстати, взгляните! Никого не напоминает?
СТУДЕНТЫ. Да ведь это он сам! Поразительное сходство!
ПРОФЕССОР. Точь-в-точь Матвей. Это внешнее сходство и послужило причиной. Словом, я понял, что в лице Филиппа Матвей имел дело с самим собой, не осознавая этого. Он пытался «лечить» Филиппа, а в действительности пытался вылечить себя самого. Он не мог справиться с всегдашним чувством вины перед родителями, учителями, всем миром своего детства за ужасные «преступления» и чудовищные «прегрешения», совершенные им. В лице Филиппа, отчасти похожего на него, он создал своего двойника, психический фантом, свой собственный дубль.
СТУДЕНТ. Так что ж, получается, ему понадобился «кто-то», в кого он мог бы «переместить» свое чувство вины. Кто-то, кого бы он мог бичевать вместо себя.
ПРОФЕССОР. Ну да, конечно… Но ведь от себя не уйдешь. И теперь уже фантом, в лице Филиппа, преследует его, настаивает на лечении.
СТУДЕНТ. Настаивает на лечении, а помощи не принимает. Так?
ПРОФЕССОР. Конечно! Истязает Матвея, поддерживая в нем чувство вины.
СТУДЕНТКА. А вы пробовали убедить Матвея, что это фантом? Что Филипп — это он сам, только не осознает этого.
ПРОФЕССОР. Мои дорогие, со временем вы откроете для себя печальную истину. «Переубедить» в этом случае невозможно. Фантом есть фантом. Нужен особый подход. И вот я внушил Матвею, что он должен убить клиента, что вызвало недоумение и гнев у некоторых моих благодарных слушателей (выразительно смотрит на одну из студенток, мы понимаем, что она та самая блондинка, с криками «Убивать нельзя» выбежавшая из аудитории).
ПРОФЕССОР (продолжает). Но должен не просто убить, а еще и взять на себя ответственность за это «убийство» и наказать себя за него, чистосердечно раскаявшись.
СТУДЕНТЫ. То есть вы специально подтолкнули его к тому, чтобы в собственных глазах он стал убийцей кого-то, кто преследует его…
ПРОФЕССОР. …и от кого он уже давно хочет избавиться, чинит козни, посылает «голоса», не понимая, что все это создает в своей голове он сам. Представьте, что вы играете в шахматы с самим собой, против себя самого. Если вы выбрали играть так, понимаете это, то во всех случаях выйдете победителем. Но если вы не осознает, что происходит, не знаете, что играете против себя, то вы всегда будете чувствовать себя побежденным.
СТУДЕНТ. Лучше всего в этом случае «убить» игру, уничтожив противника… А после взглянуть правде в глаза и сказать себе: «Я убил!» Так?
ПРОФЕССОР. Принесёте зачетку, я поставлю вам автомат.
СТУДЕНТКА. Простите, правильно ли я поняла: похоже, что так террористическая организация принимает на себя ответственность за злодеяние, совершенное кем-то другим, и при этом приписывает победу себе?
ПРОФЕССОР. И вы тоже принесите зачетку.
ДРУГИЕ СТУДЕНТЫ. Преступление без наказания? Этого достаточно, чтобы избавиться от собственных комплексов?
ПРОФЕССОР. Отнюдь! Нужно еще быть прощенным. Публично. На виду у всех! И таков мой метод!
СТУДЕНТЫ. И Вы организовали «Суд присяжных»?
ПРОФЕССОР. Именно так! Думаю, что вы узнали аудиторию в Институте (четвертый этаж, конец коридора)? Мне удалось, как вы уже поняли, инсценировать суд, работу присяжных, вердикт «невиновен». Это был самый гуманный из всех розыгрышей на свете. Я попросил друзей-кинематографистов создать полную иллюзию присутствия членов суда. Все было сделано так, чтобы Матвей искренне раскаялся в содеянном, — и вы все видели, как это было! Я пригласил в «присяжные» своих коллег, звезд терапии.
СТУДЕНТЫ. Все согласились?
ПРОФЕССОР. Нет все и не сразу. Пришлось убеждать. В итоге почти все, кого попросил, взяли на себя эту почетную роль. В ходе якобы «прений», записанных на камеру, они вынесли потрясенному Матвею оправдательный приговор. Мне оставалось только показать Матвею видеозапись якобы суда присяжных. Он узнал всех своих знаменитых коллег и, услышав вердикт «невиновен», пережил потрясение. Как я и думал, вместе с фантомом ушло терзавшее его чувство вины. Теперь он чист перед собственной совестью. На днях приступит к работе.
СТУДЕНТЫ. А что будет, если он узнает, как это было?
ПРОФЕССОР. Не узнает, друзья мои. Наш разговор останется между нами, ведь правда? Тайна исповеди психологу (показывает на себя, склоняет голову, улыбается).
СТУДЕНТЫ. Конечно! Конечно!
СТУДЕНТКА (та самая, сердобольная). А что с Филиппом?
ПРОФЕССОР. Да не было никакого Филиппа! Точнее, почти не было. Был такой клиент, Филипп, разок-другой встречался с Матвеем, то есть очень недолго. Да и супруга заглядывала, узнать, что да как. Впечатлила Максима уж не знаю, чем... Вот и пригрезилась ему в первую сцену суда. «Суд», кстати, так и не закончился чем-то. Развеялся как дурной сон…
(Пауза)
ПРОФЕССОР (продолжает). Сон-то, конечно, «дурной»… Но достоверный в каждой детали. И очень изобретательный. Вы знаете, как это бывает во сне… К тому же это не сон… Не удается проснуться! Матвею почудилось, что «дело отложено в силу недоказанности его вины». Отложено, не закрыто. Тогда-то он и обратился ко мне. Я для него — не просто психотерапевт. Я гуру.
Студенты кивают — «гуру!».
СТУДЕНТ. А второй суд?
ПРОФЕССОР. А это уж, господа, — будьте ко мне снисходительны — мое собственное творение «от и до».
СТУДЕНТЫ. Так это вы всё придумали?
ПРОФЕССОР. А кто же еще? То есть, разумеется, нечто подобное у моих великих предшественников было, но, так сказать, на плечах гигантов можно подняться и выше… Я человек скромный…
Студенты улыбаются, понимая, что это шутка.
ПРОФЕССОР (продолжает). Случай-то сложный, критический… Систематизированный бред, спровоцированный редкостным сходством психотерапевта с клиентом. Кстати, друзья мои, это уже не психология. Это — психиатрия. Со временем и вы научитесь видеть, где — что. Дерзайте!
СТУДЕНТЫ. А как вы придумали сделать Матвея убийцей?
ПРОФЕССОР. Я не придумывал. У меня интуиция. Я прочитал его мысли, которые сам Матвей в такой степени не осознавал. Подсознательно он хотел избавиться от назойливого клиента еще до меня. Мне оставалось только самое главное: спровоцировать его, раскаяться, организовать «суд», обеспечить прилюдный оправдательный приговор.
СТУДЕНТЫ. Гениально! Потрясающе! Фантастика!
ПРОФЕССОР. Тут у вас, господа, был вопрос, что с Филиппом. Ничего серьезного! Недели две назад попросился ко мне на прием. Встретились. Два сеанса. Потом он раздумал ходить… так бывает… Но ведь главное — это Матвей! С ним все в порядке. Метод — работает. Мой метод!
Воодушевленные лица слушателей.
СТУДЕНТ (он говорит впервые). Простите, профессор, а можно ли использовать этот метод в нашей работе, или, как говорится, его «не рекомендуется повторять»? И как это сочетается с профессиональным кодексом психотерапевтов. Как оценит такую работу этическая комиссия?
ПРОФЕССОР. Тут нужен опыт. Большой опыт. Чутьё. А этическая комиссия?.. Этическая комиссия… Я сам ее возглавляю… Так что вы особенно не беспокойтесь! Уж как-нибудь… Однако же, время, господа! Время! Это наше с вами последнее занятие по курсу «Методы консультирования»! Поблагодарим же друг друга за часы, проведенные с пользой вместе!
Студенты аплодируют, стоя. Профессор, улыбаясь, аплодирует себе тоже. Раскланивается.
24. ЗДАНИЕ МОСКОВСКОГО ИНСТИТУТА ПСИХОАНАЛИЗА
Профессор, как бы слыша за собой несмолкающие аплодисменты, сохраняя улыбку, приближается к автомобилю. Личный водитель распахивает заднюю дверцу. Профессор садится. Машина трогается с места.
25. КАБИНЕТ МАТВЕЯ
Робкий стук в дверь кабинета.
ПОСЕТИТЕЛЬ. Это я, Филипп. Теперь у меня усы. Узнаете меня, Матвей Романович? Опять к Вам… Побывал я у Вашего профессора хваленого... Никаких результатов! Теперь вся надежда на Вас! Только Вы мне поможете! Только Вы!
ЭХО. Только Вы… Только Вы… Только Вы…
Опубликовано 6 мая 2023Психологическая газета
На развитие сайта
