Ко дню рождения персидского философа, математика, астронома и поэта.
18.05.2023
Ты обойдён наградой? – Позабудь! Дни вереницей мчатся? – Позабудь! Беспечный ветер в вечной книге жизни Мог и не той страницей шевельнуть!
Шевельнул той, – и ровно 975 лет назад, в тюркско-персидском султанате – государстве Сельджукидов, в городе Нишапуре (территория современного Ирана) родился на свет Гияс-ад-Дин Абу-ль-Фатх Омаар ибн Ибрахиим Хайям Нишапури.
Едва ли это имя смогли бы произнести «высокообразованные» герои изумительного рассказа О. Генри «Справочник Гименея» (право, его стоило бы опубликовать в газете «Вести образования»). Они выиграли в карты по книжке. Один поинтересовался, какая досталась другому…
– Мне-то? По всей видимости, это Омар Ха-Эм. – Омар X. М., а дальше?.. – Ничего дальше. Омар Ха-Эм, и все… – Врешь… Какой дурак станет подписывать книжку инициалами. Если это Омар X. М. Спупендайк, или Омар X. М. Мак-Суини, или Омар Х. М. Джонс, так и скажи по-человечески, не жуй конец фразы, как теленок подол рубахи, вывешенной на просушку.
Я научился произносить полное имя лет в 11, но не из более высокой образованности, а в силу детского интереса к обложкам, которые не раз подвигали меня на чтение отнюдь не детских книг. Мама родилась в Ташкенте и оттуда перевезла в Москву, среди прочей литературы из огромной дедовской библиотеки, несколько маленьких книжечек «Омара Х.М.» местного издания. Обложки сливались с ташкентскими коврами под ногами. Уже это было здорово!
Не я один такой. Мистическая – необъяснимая с первой попытки, связь Хайяма с детством людей моего поколения – известный факт. Одна моя знакомая влюбилась в Хайяма в 9 лет, другая – с 12 старательно, красивыми буквами (как она сама вспоминала) переписывала его стихи в тетрадочку.
Хайям для девичьего альбома – почему бы и нет? Замечательный документ истории возрастного самосознания на опережение. Все это происходило без моего влияния на них и их влияния на меня: тогда просто не были знакомы, хотя уже учились на одних смысловых букварях.
Чтение радовало необыкновенно, просто радовало. Не мудростью, которая, конечно, не понималась. Как и то, что мудрость – это в первую очередь управляемая игра с ветрами свободы. Радовала игра. Когда по правилам, по праву, без оглядок и оговорок, можно и должно сказать: нет ничего важнее в жизни, чем накрыть стол другу.
Или: Бог – не престарелый мужчина на облачках, а ты, смеющаяся и счастливая, потому что я в тебя влюблен и, наверное, – немножко смешной в этой своей влюбленности. Я – смешной, но смех-то – от Бога…
И никому ничего не объяснять, ничего не доказывать, не снабжать комментарием. Как и положено в игре.
Но ведь взрослость тогда и начинается, когда перестаешь искать оправдания (лукаво выдавая их за продуманные обоснования), когда тебе не нужна куча «апологетов», когда осознаешь, что главные твои оковы – чьи-то поруки.
Заразил этой радостью пару школьных приятелей, и мы читали те книжки вслух, мы, толком еще не встречавшиеся с поэзией «на свободе», вне школьной программы. Потом появились первые стишки-подражания. Это были увлекательнейшие «игры в Хайяма». И первые пародии на него.
С возрастом то, что радовало в детстве, постепенно стало устойчивым самоощущением. Это – счастье, по большому счету.
Когда уходите на пять минут, Не забывайте оставлять тепло в ладонях. В ладонях тех, которые вас ждут, В ладонях тех, которые вас помнят…
Детские ладошки столь же памятливы на тепло, сколь и ладони мудрецов, особенно влюбленных.
