Со всех сторон твердят об опасностях, и сегодня нам не надо ломать голову, чтобы найти, от кого защищать ребенка. Но увлеченные внешним врагом, мы между тем упускаем внутреннюю проблему. Бывает, разговоры, опосредованные какой-то посторонней темой, выявляют человека ярче, чем доверительное общение. Это когда тема важна. Подростков, например, занимают вопросы идеального устройства мира, и в этом ряду книги, написанные в жанре антиутопии, – превосходный материал. Легенда у таких книг одна: когда-то давно общество отказалось от?разнообразия и подчинилось равным и единым правилам, избавилось от личностей, а заодно от проблемы выбора. И далее –  целый ряд классических антиутопических коллизий, при обсуждении которых высвечиваются ценностные противоречия самих подростков.  Мы публикуем два обсуждения двух антиутопий – уникальный шанс «кожей почувствовать» изменения, произошедшие в детях за 10 лет. Разные реакции, другое направление забот, иные слои чувств. И комментарии взрослых, конечно, теперь совсем другие… 

Поколение девяностых

Десять лет назад, в 2001 году, я была десятиклассницей. Мы проходили роман Замятина «Мы». Мой класс слыл активным, так что обсуждение антиутопии растянулось на много уроков. В конце концов наша учительница объявила тему закрытой: «А кому неймется, пишите дома на тему “Смог бы я выжить в мире антиутопии или нет?”».
И мы писали! Кто-то принес первый, и все стали передавать этот листочек из рук в руки, на следующий день было уже несколько листочков, их уже раздаривали и надписывали друг другу, переписывали к себе в тетради схожие мысли (а нет бы – отличные, думаю я сейчас), подчеркивали и восклицали. Разразилась настоящая эпидемия, люди писали по нескольку работ кряду.

И вот результат: кое-что из этой фокус-группы сохранилось и у меня.

Перечитывая, обнаруживаю нашу тревогу и готовность ко всему – тогда это не ощущалось. И конечно, обращаю внимание на переписку с учителем: «Самонадеянно!» – «Но я бы попробовал»; «Ты бы не знала, что такое любовь». – «Такое невозможно».

– Я вообще не понимаю, с чего весь сыр-бор? Все, что описывается в книге, в нашей жизни тоже присутствует, только в меньших количествах. А в книге просто отдельные моменты преувеличены и доведены до идиотизма, поэтому нам кажется, что там какой-то другой мир. Я считаю, что во всем нужна мера, тогда я бы выжил и в антиутопии, хоть где.

– В мире, созданном Замятиным, я вижу много плюсов для себя. В этом мире государство действительно обеспечило мне безопасность, я могла бы жить и не опасаться, что какой-нибудь негодяй с ножом или просто больной человек однажды ворвется в мою жизнь и все уничтожит. Никто не мог бы меня ограбить, унизить, оскорбить. Возможно, меня оценили бы по достоинству, я точно знала бы, на что рассчитывать в будущем. Здесь я вынуждена всегда жить в страхе и неопределенности. А что касается угнетения человеческой личности, то я не вижу ничего плохого в том, чтобы всем вставать в одно и то же время или не опаздывать на работу. Самодисциплина еще никому в жизни не помешала, а за стабильность и спокойствие это можно и потерпеть.

– Я не совсем понял задание: как бы я выжил, если бы там родился или если бы попал туда сейчас? Если первое – то, думаю, я жил бы там хорошо, потому что с рождения не знал бы ничего другого. Людей к чему приучить с детства, так они и будут думать, что это правильно. Может быть, для героев романа «Мы» наш мир показался бы диким и ужасным. А если бы я сейчас попал туда, то, конечно, я не смог бы там жить. Мне кажется, в таком мире могут жить только люди, у которых нет никакой личности. Мне бы пришлось утратить свою личность, но тогда жизнь не имела бы для меня никакого смысла. Так что мне было бы уже все равно.

– Этот мир похож на армию. Если меня заберут, то мне придется жить, как в романе. Если я сумею относиться к этому как к сроку или как к игре на выживание, то я смогу принять эти правила и как-то перетерпеть положенный срок. Но жить так все время – это невозможно.

– Я не привык жить без сюрпризов и случайностей. Хотя ко всему можно привыкнуть. Мы же привыкли к тому, что у нас под окнами по ночам из пистолета стреляют.

– Иногда мне хочется, чтобы мне тоже удалили душу. От нее одна боль. Но я все же хочу решить это сама. Ненавижу, когда решают за меня, меня бы в мире Замятина все бесило постоянно.

– На уроке мы много говорили о свободе выбора, что это великая ценность. Я в целом согласна, но разве мы свободны выбирать? Все равно все живут одинаково, и все выбирают не то, что хотят, а то, что престижнее, что выгоднее. Надо вестись за обществом, делать так, чтобы тебя одобрили. Может быть, было бы лучше, чтобы за нас все в открытую решали, а не вот так, через психологическое давление. В романе все без обмана, человек знает, что он ничего не решает.

– А как они там без любви? Им партнеров выбирают по каким-то признакам. А если не понравится? Это же невозможно!

– Самое главное, я не могу себе представить, как я смогла бы с самого рождения жить без мамы. Я не хочу, чтобы меня воспитывал кто-то другой, а не мои родные.

– Ни за что не стала бы там жить. Мне страшно представить, что я не смогу включить утром такую музыку, какую хочу, не представляю, как есть всем вместе нефтяную пищу, носить одинаковую одежду, как жить в стеклянных комнатах. И я не хочу работать всю свою жизнь на какое-то общее благо, которого я не чувствую.

Но этот мир все равно невозможен. Идеальное общество уже пытались построить и коммунисты, и фашисты, и ни у кого ничего не вышло, слава Богу.

– Если бы мне все-таки довелось там жить, то я попыталась бы как-то перебороть систему, устроить революцию или что-то вроде того. Если у меня ничего не получится и меня осудят, то, значит, я справедливо проиграла, значит, система сильнее, значит, ей нужно следовать. Ну а если получится – а ведь получится, системе все равно никогда не справиться с человеческой природой… да, я бы попробовала.

Поколение двухтысячных

«Можно ли построить идеальное общество из неидеальных людей?» С этим вопросом обратился к подросткам летний Книжный фестиваль, который проходил в июне 2011 года в ЦДХ: антиутопию Лоиса Лоури «Дающий» (книжка только что вышла) обсуждал с ребятами Александр Гаврилов.

Темы для обсуждения были такими:  «Что мы готовы отдать и чем заплатить за счастье?»… «Как лучше: жить без боли и без чувств или с болью и страданиями?»…  «Часто говорят: люди несовершенны, и если бы не это, у нас было бы идеальное государство, и отсюда идея вживления чипов – что думаете об этом?»

Саша. Странно спрашивать нас, мы в таком мире и живем, те же антидепрессанты, валериана – чтоб чувства успокоить. Фармакологически гармонизированное общество – реальность.

Соня. Невозможно создать систему, где все продумано до мелочей, поэтому там необходимы зеленые таблетки, которые меняют чувства и мысли, а это уже нереальные люди. У них нет вы­бора.

Глеб. Выбор всегда есть: между миром устойчивым, наполненным безмятежностью, и внешним миром, где ничего не гарантировано: нет еды, крыши над головой. Что желанно? Жить без выбора или вовсе не жить?– это как раз выбор мальчика, главного героя книжки.

Маша. У людей нет плохих эмоций, с ними не происходит ничего плохого?– в этом нет ничего хорошего. Поэтому даже в самом идеальном обществе находятся недовольные.

Саша. Кажется, принц Гаутама говорил: чтобы не расстраиваться, нельзя так сильно радоваться. Это мудрость, к которой надо стремиться, а вы тут говорите…

Маруся. Они же жизни не знают! Они не любят друг друга, делают, что им сказано.

Саша. А мы можем смотреть на них своим взглядом и говорить, что им плохо, а они -то другого не знают, и им хорошо. Люди живут своим счастьем, а мы: что-то они радуются не так, не так общаются.

Маруся. Наверное, идеальное общество построить нельзя: кому пустыня, кому сады – а всем не угодишь. А чтобы всем хорошо? Нет, наверное, это должен решать человек – как ему хорошо. Но не глава общества в одиночку. А в книге все довольны, хотя их никто не спрашивал.

Сергей. И все же этот мир достаточно хорош, я бы там пожил, но недолго. А разве мы не отказываемся от другого уровня понимания ради выживания? Кто уверен в том, что у нас максимальная степень восприятия?

Агата. У меня ощущение, что они не совсем люди. Для них убить человека – стереть ластиком с листа плохой рисунок. Это тела, которые не понимают.

Соня. Вот-вот, все здесь против выступают, но всем нравится. Отказаться от памяти – любовь, боль, страх – это пугает. И все, что отзывается страхом. Кому охота начинать день с ужаса перед существованием…

Александр Гаврилов. Нет никакого обещания, что мир как-то должен быть устроен, оглянитесь кругом – мир ничего нам не гарантирует. Но нам странно: они не испытывают того, что испытываем мы. Всего активнее этот тезис существует в колониальной литературе, у Киплинга, например. Как же тяжело делать жизнь дикарей более человеческой, их нужно учить, все им объяснять. Это какая-то неправдоподобная ответственность: собраться ради счастливой жизни других людей, которые не такие, как мы.

Марк. Но за настоящее, самостоятельное устройство жизни герой отдает значительную цену: 4 дня без еды и воды, а в финале, как я понял, – смерть.

Петя. Я там жить не хотел бы по другой причине: никто не соревнуется, ничем не может выделиться, отличиться. Нет поводов для гордости – плохо.

Маша. Вот! Про соревнования! Общество делается идеальным не вместе, а по отдельности – человек пусть и проигрывает, но не ломается и растет, и так каждый?– растет.

Александр Гаврилов. Мне это дико – среднеарифметическое счастье, которое растет. Каким образом оно сделает меня счастливее, если я несчастлив, а все вокруг бегают счастливые? Или так: в идеальном обществе все ездят на роллс-ройсе, а я не хочу. Или я обязан хотеть? У меня нет выбора?

Петя. Естественный отбор – это нормально.

Маруся. Нет, уменьшить конкуренцию хорошо бы.

Петя. Тогда это социализм.

Маруся. А шведский социализм? Везде свои минусы и свои плюсы, а вот по частям бы взять и сформулировать собственную версию идеального мира, только для себя или для узкого круга близких кто согласится. Можно даже создать поселение…

Александр Гаврилов. Но следующее поколение может не согласиться с этой идеальностью. Так устроен  человек. Единственное, что каждый может и должен делать, – додумывать свои представления о лучшем – лучшей жизни, лучшем обществе. При любой попытке разговора об этом видно, как по-разному выглядит счастье. И строем, и на лужайке, и в борьбе… Знайте точно, чем вы другие.

«Первое сентября». 2011. № 13