Мы плохо помним, что и как мы говорили в детстве. Но эту речь для нас сохранили детские стихи, ибо мы говорили ею. В них до сих пор звучат наши детские голоса, их интонация, где-то даже тембр (если прислушаться), словоритмика, экспрессия, которую невозможно подделать и даже хорошему актеру трудно передать в обычной фразе. И, в первую очередь, их хранят стихи Самуила Яковлевича Маршака, которого мы сегодня вспоминаем в связи с его 125-летием. 

Я, как и многие, проделал путь от «Человека рассеянного с улицы Бассейной …» (мама рассказывала, что это был первый стих, который я продекламировал по памяти года в два, почти не умея разговаривать) до маршаковских переводов сонетов Шекспира (открытых мной лет через десять). И на этом пути нас удерживал удивительный, любимый, родной язык автора, в какие бы конструкции он ни облекался, пусть мы этого и не замечали… И именно он столь же незаметно организовывал нашу повседневную взрослеющую речь. Вначале на устах самых близких нам в этом мире людей.  Мамин язык, ставший однажды моим.    

 Между прочим, как рассказывал мне мой японский друг и коллега Эйдзи Камия, Маршак очень популярен в его стране. Особенно – «Круглый год». Оказывается, японцы воспринимают его как… хайку.

 Так, смотрим, что у нас выпало на ноябрь?

День Седьмого ноября -
Красный день календаря.
Погляди в свое окно:
Все на улице красно!
Вьются флаги у ворот,
Пламенем пылая.
Видишь, музыка идет
Там, где шли трамваи.
Весь народ - и млад и стар -
Празднует свободу.
И летит мой красный шар
Прямо к небосводу!

Интересно, как это уложить в размер хайку? Хотя бы по-японски…

 Зато вот это – точно хайку, пусть и не в размере: 

Рыхлый снег темнеет в марте.
Тают льдинки на окне.
Зайчик бегает по парте
И по карте
На стене.

И снова хочется его поймать… Чтобы немного подержать в руках. И подарить его тебе.

Владимир Кудрявцев