Авторизация

Сайт Владимира Кудрявцева

Возьми себя в руки и сотвори чудо!
 
{speedbar}

К Всемирному дню инвалидов. А.В.Суворов. О возможностях диалогического общения слепоглухого со зрячелсышащим

  • Закладки: 
  • Просмотров: 1 965
  •  
    • 0

Э.В.Ильенков, А.В.Суворов


Э.В.Ильенков и А.В.Суворов.


Суворов Александр Васильевич - доктор психологических наук, профессор МППГУ, ведущий научный сотрудник Психологического института РАО, почетный доктор гуманитарных наук Саслааханского университета (США). В три года потерял зрение, а в девять лет - слух, воспитанник и ученик А.И.Мещерякова и Э.В.Ильенкова.


Начатое в 1997 году наше совместное с доктором философских наук В.Т.Ганжиным исследование на тему «Этика общения слепоглухих со зрячеслышащими» было продолжено в дипломной работе З.С.Новиковой «Встреча зрячеслышащего подростка со слепоглухим и ее влияние на становление личности» (МГППУ, 2006). Увы, в ноябре 1999 года Виктора Тимофеевича Ганжина не стало, и я продолжал нашу поначалу совместную работу один. В 2007 году заново отредактировал и опубликовал в интернете (в нескольких выпусках интернет-еженедельника «Колесо познаний») нашу общую статью.


На рубеже 2009 – 2010 годов написал две статьи, содержательно тесно взаимосвязанные: «Мобилизация личностных сил при инвалидности» (3 ноября - 27 декабря 2009) и «Микрокосм и дети-инвалиды» (11 - 14 января 2010). Обе статьи в острейшей публицистической форме подводят итоги многолетнему исследованию возможностей диалогического общения слепоглухого со зрячеслышащими.


Особенно в статье «Микрокосм и дети-инвалиды» внимание сконцентрировано на том, как инвалидам и не/инвалидам взаимно «ограничивать любовью» свои, практически безграничные, возможности друг другу пакостить. Идею «ограничения любовью» богатых возможностей взаимно пакостить подсказал мне священник, отец Яков Кротов. Я всегда вышучивал новомодный термин – «лица с ограниченными возможностями здоровья», - усиленно насаждаемый взамен термина «инвалиды». При каждой возможности я спрашивал аудиторию: «А ну, у кого тут безграничные возможности, хотя бы и только здоровья? Давно мечтал пообщаться с Господом Богом…» Вполне успешно смущал свою публику этим вопросом, пока не нарвался на отца Якова, который ошарашил меня утверждением, что на самом деле возможности Господа Бога не безграничны – они «ограничены любовью». Остроумно и, главное, очень точно! Я тут же применил «ограничение любовью» к диалогу между инвалидами и не/инвалидами. Получилось, конечно, очередное доказательство той истины, что нам в нашем диалоге только и не хватает культуры любви, то есть умения ограничивать любовью свои эгоцентрические и, тем более, эгоистические возможности.


Во время весенней (в конце марта 2010) сессии Школы взаимной человечности я в работе с подростками-инвалидами опирался на статью «Микрокосм и дети-инвалиды», которая, собственно, и была мне заказана президентом Детского ордена милосердия Галиной Владимировной Никаноровой. В занятиях с ребятами я опирался именно на ту часть этой статьи, которая про дефицит культуры любви. В лекции, прочитанной 29 апреля на факультете психологии и педагогики Рязанского государственного университета, я опять же опирался всё на ту же статью, всё на тот же план разговора с учащимися ШВЧ, некоторые из которых, кстати, слушали меня и в Рязани.


Диалог вообще, а не только в случае контакта между инвалидами и не/инвалидами, возможен только как следствие более/менее высокой культуры любви. При отсутствии этой культуры получается только «встречный», а на самом деле обращённый в никуда, в пустоту, монолог эгоцентрика, знающего только личные сложности, и тем более монолог эгоиста, принципиально не желающего знать сложности окружающих. Даже если этот эгоцентрик совершенно явным образом заботится о «ближних», он на самом деле озабочен только собой: своим настроением, своей обидой на неблагодарную скотину – объект его забот. Эгоцентрик не замечает при этом, как, в том числе ожиданием благодарности, может унизить своих подопечных, - не просто задеть их самолюбие, а именно унизить человеческое достоинство. Ничто не может отменить необходимость и обязанность быть тактичным, а это предполагает культуру любви – культуру понимания не только своих, но прежде всего состояний тех, о ком заботишься. Понимания, например, что «ближнему» может быть просто-напросто больно, в том числе физически… (Когда больно самим эгоцентрикам – вместо молитвы могут возносить к Всевышнему отборный мат, а когда больно другим, но они стараются свою боль удержать в себе, не проявлять внешне, - эгоцентрики могут обидеться на них за их, видите ли, «закрытость».)


Культура любви – это, кроме всего прочего, и культура _НЕ_причинения боли, особенно душевной. До рукопашной-то, слава Богу, обычно доходит не часто. А вот взаимные оскорблдения – запросто, сколько угодно. Поэтому проблема НЕпричинения именно душевной боли особенно остра. И особенно остра проблема неумения шутить так, чтобы не ранить самолюбие, тем более не унижать. А если объект шуток вздумает обидеться – ему, видите ли, не хватает «чувства юмора». А может быть, наоборот? Может быть, некстати развеселившемуся эгоцентрику, которому приспичило «слегка позлорадствовать», не хватает культуры тактичного, деликатного юмора? Не хватает тонкой, ни в коем случае не грубой, не обидной, ироничности… Да и сама «ирония» превращается у него в прикрытие обычного глуходушия: мол, чего ты надулся, это я иронизирую! А я, значит, должен в ответ улыбаться, высоко ценить непревзойдённое остроумие эгоцентричного собеседника, дабы не получить обвинение в недостатке «чувства юмора».


Проблема эта стоит передо мною с детства. Именно неумение – и нежелание уметь – принимать за «юмор» обычное издевательство, шельмование, сделало меня изгоем в школе слепых. Обрекло на одиночество среди слишком уж, сплошь да рядом некстати, «весёлых» ровесников. И тем, кто навязывает сейчас «инклюзию» в смысле включения детей-инвалидов в обычные общеобразовательные школы, следовало бы в первую очередь над этим и задуматься: не сделать бы в результате «инклюзии» детей-инвалидов объектами издевательства, шельмования, а относительно здоровых ребят – объектами мести. Вполшне реальная перспектива, и нечего слюни пускать, воображая благостную картину всеобщей дружбы!


Как убеждает меня весь мой совместно-педагогический (личностно-инклюзивный по существу) опыт, это возможно – ну, не дружба, а элементарная взаимная доброжелательность, взаимное дружелюбие. Но – вне школы, вне класса, в лучшем случае на базе учреждений дополнительного образования, и в любом случае – как результат высочайшего, виртуознейшего психолого-педагогического мастерства, которого нельзя требовать от всех педагогов поголовно. Не всем же быть Корчаками – по крайней мере, в ближайшем обозримом будущем…


Да, слепоглухой в школе слепых, я был изгоем. И очень страдал от систематических издевательств, шельмования, иногда и побоев. Это сформировало неврозы, которые пришлось изживать в зрелые годы, когда я сам стал работать с детьми. Прежде всего мне пришлось изжить педофобию. Страх, ужас, омерзение перед детской толпой. А в конце концов, овладевая культурой любви, пришлось осмыслить ситуацию и с другой стороны. Пришлось понять, что, как бы чувство обиды ни было справедливо и ни взывало к мести, лелеять подобные чувства ни в коем случае нельзя. Нельзя себя жалеть. Во всяком случае, нельзя себя жалеть в диалоге с детьми, коль скоро они стали, вопреки моему собственному изгойскому детству, самыми любимыми существами, центром мироздания.


Один из моих психолого-педагогических девизов - совет Ю.М.Устинова: не спеши сердиться – подожди, не заболеет ли. Во всяком случае, на детей я разучился обижаться. Со взрослыми отношения эмоционально более равноправные, они не являются центром моего мироздания, и обижаться на них, давать им отпор - я себе разрешаю. А с детьми… жду. Нет, не болезни, Боже упаси, а просто утренней улыбки. Просящей прощения за вчерашнее буйство.


Итак, культура любви – это, с одной стороны, умение не обижать, а с другой стороны – умение не обижаться. То и другое в совершенно определённых, неповторимых обстоятельствах, а потому ни у того, ни у другого не может быть алгоритма. Это одна из главных тем наших встреч с пациентами групп семейной логопсихотерапии, руковощдимых Н.Л.Карповой. Ибо причиной логоневроза, кроме всего прочего, бывает как раз неумение не обижать и, особенно, неумение не обижаться. Тут и необидное, настоящее, культурное чувство юмора может не просто выручить – спасти. Умение принять утреннюю улыбку после вчерашних обид.


При этом я категорически против «культа прощения». Кто мы такие, чтобы кого-то прощать? Судьи? Странным образом до моих собеседников не доходит эта, казалось бы, само собой очевидная диалектика крайностей: прощение предполагает свою противоположность, непрощение, - следовательно, осуждение. И просто противно становиться в позу прощающего. Прощаешь – значит, осудил. Иначе не за что было бы прощать. Но сказано же: «Не судите, да не судимы будете!» «Не судите» - значит, на самом деле, и «не прощайте». А что же в таком случае? Очень отчётливо про это в буддизме: принимайте, как есть. И не унижайте ни себя, ни других ни позой прощающих, ни позой осуждающих. Прощение и осуждение – поза, и даже не две разные позы, а – одна и та же. Как и положено по законам диалектики…


Ещё с 1987 года, начав работать в пионерских лагерях и вынужденный решать именно проблему налаживания диалога со зрячеслышащими ребятами, я пришёл к выводу, что единственно достойная в этой ситуации «поза» для слепоглухого педагога – это «поза» исследователя. Спинозе приписывается афоризм: «Не плакать, не смеяться, а понимать». Ну, столь бесстрастным быть не получается, я ведь и поэт, а не только учёный, а потому применительно к себе я отредактировал Спинозу: понимать – сквозь смех и слёзы. Всё равно от чувств никуда не денешься, и Виктор Тимофеевич Ганжин однажды грустно признался мне, что «человек – стихийное сущепство». Ну что ж, - ответил бы я ему  сегодня, - на то он и разумное существо, чтобы понимать, адекватно осмысливать стихии, бушующие вокруг и внутри него.


Для зрячеслышащего постановка проблемы смысла жизни на поверхностный взгляд слишком облегчена, поскольку в более/менее сносных условиях существования в конкретном социуме жизнь представляется полем бесконечного выбора возможностей. На самом же деле именно этот бесконечный выбор возможностей не только затрудняет постановку проблемы смысла жизни, но может вообще исключить возникновение такой проблемы. Т.е. попросту индивид рискует так вообще никогда и не задуматься над этим.


Наоборот, у слепоглухого постановка проблемы смысла жизни на поверхностный взгляд затруднена настолько, что приобретает вид вопроса: "Выживать - или отказаться от бессмысленной борьбы за жизнь?" Выбор из двух, антиномично острый выбор, вынуждает философствовать на предельно конкретном уровне, сразу же пытаясь воплотить результаты философствования в собственном образе жизни.


Таким образом, вопрос о смысле жизни для слепоглухого и зрячеслышащего сразу приобретает однозначную - волеформирующую и волеопределяющую - направленность. И для судеб диалога бесконечно важно, кто чью волю и как именно формирует и определяет. И та, и другая сторона может упереться в своё – и что ты хочешь делай с этой упёртостью…


Слепоглухой и зрячеслышащий могут и должны быть интересными друг другу как представители человеческого рода, как личности. Они, если такой взаимный интерес налицо, начинают бесконечный процесс взаимообучения, сопоставления воль и жажды жизни, извлечения уроков для себя и для оценки жизни в целом как общего пространства/времени бытия. Более того, именно такое взаимодействие открывает участникам диалога новые грани человеческой природы, доказывает жизнестойкость людей в экстремальных ситуациях. Но это при условии взаимной доброжелательности, которое в стихии реальных взаимоотношений редко выполнимо. Зрячеслышащие часто пытаются навязать слепоглухим свои стереотипы восприятия той или иной проблемной ситуации, свои сценарии поведения в ней, которые (стереотипы и сценарии) для слепоглухого могут быть неприемлемы. Начинается борьба двух эгоцентризмов и даже эгоизмов, и, как сказано выше, диалог разлаживается, если вообще имеет место с самого начала; вместо диалога – два монолога в пустоту. Вместо взаимопонимания – взаимное слепоглуходушие. Преодолеть это в рамках «выгоды», определённого набора «услуг», и только, - в этих торгашеских рамках взаимное слепоглуходушие преодолеть невозможно. Ибо вместо диалога – попытки взаимопеределывания. Отношения заходят в тупик.


Но, к счастью, возможны и другие, в конечном итоге более гармоничные, сценарии взаимоотношений, у меня - прежде всего с мамой, - сценарии, основанные на культуре любви. Увы, общение с другими слепоглухими и инвалидами других категорий убеждает меня, что мне и тут крупно повезло: у многих неразрешимые, антагонистические, тупиковые проблемы возникают именно в отношениях с родителями. Мне, с моим культом мамы, понять это сложно. Именно благодаря культу мамы в моей жизни всё же состоялись более/менее, не всегда бесконфликтные, но в целом всё равно основанные на культуре любви, сценарии отношений с главными моими учителями, особенно же с чужим детством, вопреки собственным детским неврозам, которые благодаря погружению в чужое детство как раз удалось преодолеть. Собственно, после мамы культуре любви я учился, пожалуй, больше всего именно у детей. (Прошу не путать культуру любви ни с какой похабщиной.) Дети научили меня принципу: если мне с кем-то хорошо, я должен постараться, чтобы этим людям со мной тоже было хорошо, а не навязывать им себя в расчёте на то, что «стерпиьтся – слюбится». Если я действительно люблю, я просто не имею права требовать, чтобы меня терпели. Это – главный урок, преподанный мне детьми. В одном моём давнем стихотворении этот урок передан так: 


Прекрасная, хоть и досадная взрослым, повадка:


От скуки малыш убежит – не удержишь ничем.


Как всякой игрушке, мне может быть очень несладко;


Игрушек, сердиться умеющих, нету совсем. 


Вопрос о том, кто у кого чему учится, может решаться только очень конкретно: смотря какой именно слепоглухой, какой именно зрячеслышащий. Общение со слепоглухим человеком (или другим тяжёлым инвалидом), как существом, находящимся в экстремальных экзистенциальных обстоятельствах, убеждает зрячеслышащего (и не только его, но и каждого, кто способен, даже не вступая в личный контакт, оценить по достоинству жизнестойкость человека в условиях инвалидности): наш человеческий мир всё же, пожалуй, менее хрупок, чем можно о нем подумать, исходя из собственных обстоятельств и собственного опыта. Чем дольше живу, тем больше людей, всё чаще и чаще, особенно по электронной почте, благодарит меня за то, что сама мысль о моём существовании помогает им справляться со своими проблемами. «А каково Суворвоу?» - спрашивают они себя, и собственные невзгоды кажутся не такими уж и безысходными. А я стараюсь не забывать, что для зрячеслышащих общение со мной, особенно на первых порах – тоже экстремальная ситуация. Но если эта экстремальность из острой формы переходит в хроническую… Тут, пожалуй, единственно возможная рекомендация – если не разрыв отношений, то соблюдение дистанции. Если не физически-пространственной, то хотя бы душевной.


В свою очередь, зрячеслышащий, получая урок жизнестойкости, может (если в нем есть эмпатия, интерес к людям) сам преподать определенный и ненавязчивый урок - приветливости, доброжелательности, открытости, воли к взаимопониманию. Я назвал главного человека, преподавшего мне такой урок – свою маму. Но она лишь возглавляет список таких моих «учителей добра», - список весьма длинный; а список тех, кто пытался учить меня злу, в общем, весьма короткий.


Сам заранее настроенный на добро, я получал добро от случайных встречных (см. мою книгу «Слепоглухой в мире зрячеслышащих», м., «Логос», 1996). Недавно один журналист меня спросил, не попадались ли среди тысяч случайных твстречных бандиты. Я пожал плечами: «Они мне не представились». То есть, может быть, среди многих тысяч «чужих» людей, помогавших мне при случайной встрече, попадались и бандиты, но ко мне они, как говорится, повернулись лучшей, не бандитской, своей стороной. Точно так же, как и не/бандиты, они переводили меня через дорогу, помогали куда-то дойти, доехать, что-то купить… Случалось, что меня «обсчитывали» - в мою пользу: расплачиваясь в магазине, я протягивал человеку кошелёк с достаточной суммой, чтобы он сам взял оттуда, сколько надо; а дома обнаруживал, что в кошельке столько же, сколько и было, - иногда и прибавлялось…


Итак, Урок жизнестойкости «обменивается» на урок участия, поддержки и заинтересованности.


Потребность в жажде и воле к жизни порождает у каждого участника диалога более конкретные жизненные ситуации: возможности выбора и способность выбирать.При слепоглухоте с детства этот выбор должен быть создан, и создаётся он прежде всего зрячеслышащими; т.е. человеческий выбор за (и для) слепоглухого ребёнка делают родители, учителя, и задача в том, чтобы этот их выбор стал на всю жизнь и его собственным выбором. Отсюда возникает этико-психологическая проблема понимания/непонимания, разный "вес души" той и другой стороны диалога. Другой важной проблемой является проблема выбора жизненного сценария каждой стороной (под влиянием общения и актуализированных образцов, пришедших из глубин нравственной жизни людей своей национальной культуры, своих современников). Тут очень важно взаимное Ненавязывание друг другу этих сценариев. Выбирая и выстраивая подходящий для себя сценарий, люди хотят добиться высшего блага, счастья, удовлетворения жизнью. Не надо только забывать, что «благо» и понимается, и ощущается разными людьми по-разному, и вообще «благими намерениями вымощена дорога в ад». 


Итак, общая этическая культура с её альтернативными моральными кодексами, и прежде всего культура любви, Позволяет сохранить мотивационный потенциал мысли о всеобщей взаимозависимости людей, - мысли, являющейся одной из главных нравственных истин жизни человека. Она-то и должна быть принципом, определяющим направленность этического взаимодействия слепоглухого со зрячеслышащим в рамках общей этики.


З.С.Новикова проанализировала возникновение ключевого переживания у подростков после встречи со мной. Встреча в психологическом смысле слова -  это не просто столкновение двух или более индивидов; это то, что  вызывает переживание, инсайт, просветление. Феномен встречи имеет общественный и культурный смысл. Обращаясь к трудам А.Н.Леонтьева, надо говорить о  внутреннем мире личности: он становится  более наполненным, если общество открывается для личности, то есть даёт ей возможность встретиться. Вызванные при этом изменения в личности, согласно А.Н.Леонтьеву, происходят постоянно, но могут и создавать нравственные переломы. Встреча может носить как позитивный, так и негативный характер. Это, в большей степени, касается общественного смысла встречи, особенно в подростковом возрасте, когда появляются «значимые другие» и легко попасть под положительное или негативное их влияние.


Подростки по-разному воспринимают знакомство с инвалидами: кого-то это явление пугает, кто-то вызывает на активную помощь инвалиду, а кто-то не хочет встречаться с «необычным» человеком и боится осознания факта существования инвалидов в современном мире. Поскольку в подростковом возрасте происходит становление нового, ещё достаточно неустойчивого, самосознания, попытки понять самого себя и свои возможности, этот возраст характеризуется обилием и сменой интересов. Часто подростки  начинают интересоваться чем-то под влиянием значимых людей или под влиянием различных встреч.  В этом аспекте З.С.Новикова проанализировала влияние встречи со мной на переживания подростков 12 - 15 лет в лагерях общения и на сессиях Школы взаимной человечности Детского ордена милосердия, в которых я работал в качестве научного руководителя и консультанта. З.С.Новикова так же проанализипровала влияние встречи со мной на студентов 5 курса МГППУ и участников групп семейной логопсихотерапии в ПИ РАО под руководством Н.Л.Карповой.


Согласно данным З.С.Новиковой, подростки при знакомстве со мной не просто узнают новую информацию об окружающем мире, но и переосмысливают свои морально-нравственные ценности, свои жизненные установки. Это происходит вследствие того, что личность необычного человека вызывает ключевое переживание. Часто складываются, а иногда ломаются старые и возникают новые стереотипы поведения, чувство ответственности, жизненные позиции. Подросток меняет свои установки, оценивая себя с точки зрения полезности, значимости и возможности проявления своих положительных качеств. При этом можно говорить о становлении более гуманной, человечной, сопереживающей личности подростка, - он начинает задумываться о том, каким ему быть, стремится к самосовершенствованию.


Как показала З.С.Новикова, на сменах общения ДОМа многие подростки первый раз видят инвалидов. А при встрече со мной ребята видят не просто необычного человека, но человека, способного оказывать поддержку как здоровым, так и инвалидам.


Из отзывов студентов: встреча со мной стала для них не только ценным и важным жизненным опытом, но и вызвала интерес, изменила отношение к «необычным людям», дала понять, что с такими людьми можно продуктивно и интересно общаться.


В группах семейной логопсихотерапии с 1993 года я – один из важных и постоянных гостей, и встреча со мной является для многих неким толчком к осознанию, что можно жить полноценной жизнью, несмотря на речевые отклонения. И у заикающихся, и у их родителей отмечается сильное эмоциональное переживание, вызванное встречей; осознание того, что есть много общего со мной: понимание «несправедливости», «незаслуженности» инвалидности, потребность в помощи, потребность в общении, способность смотреть на людей их глазами и сочувствовать им; открытие и осознание новых собственных возможностей.


У самой З.С.Новиковой, по её словам, встреча со мной произошла на одной из сессий ШВЧ, когда ей было двенадцать лет. Подойти ко мне она тогда не решилась. В мою жизнь она вошла, будучи студенткой четвёртого курса факультета психологического образования МГППУ. Для меня её дипломная работа стала неким откровением: я с трудом осознавал, что оказываю на ребят и вообще на окружающих людей влияние, не подозревая об их присутствии вокруг. Очень трудно осознать свою непрерывную публичность, и ещё труднее корректировать своё поведение в связи с этим осознанием. Ведь хочется быть «самим собой», то бишь попросту «стихийным существом», ведущим себя вполне безответственно. Однако в условиях слепоглухоты, как, пожалуй, ни в каких других, безответственность боком выходит.


Итак, исследования общения слепоглухих со зрячеслышащими показали, что эффективное взаимодействие возможно именно при организации либо стихийном возникновении диалога – при взаимном уважении и принятии друг друга. Это положение подтвердилось и в моём исследовании особенностей сопровождения слепоглухого зрячеслышащим, подытоженном в статье 2007 года «Ошибки сопровождения», и во многих других моих работах, в том числе в зимних статьях 2009 – 2010 годов.


Сущность этики общения слепоглухого со зрячеслышащим состоит, кратко говоря, в том, что такое общение открывает для каждого из них (по-своему) и стимулирует человечность. 


Сентябрь – ноябрь 2010


Сайт А.В.Суворова


Страничка Александра Суворова в разделе "Наши друзья." на сайте

Владимир Кудрявцев




На развитие сайта

  • Опубликовал: vtkud
Читайте другие статьи:
Александр Васильевич Суворов
15-07-2017
Александр Васильевич Суворов

Александр Васильевич Суворов – доктор психологических наук, ученик/воспитанник Александра Ивановича Мещерякова и Эвальда
А.В.Суворов: Встань и иди
18-04-2005
А.В.Суворов: Встань и иди

Защита диссертации В.А.Лазуткина
18-04-2005
Защита диссертации В.А.Лазуткина

  • Календарь
  • Архив
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Март 2024 (56)
Февраль 2024 (47)
Январь 2024 (32)
Декабрь 2023 (59)
Ноябрь 2023 (44)
Октябрь 2023 (48)
Наши колумнисты
Андрей Дьяченко Ольга Меркулова Илья Раскин Светлана Седун Александр Суворов
У нас
Облако тегов
  • Реклама
  • Статистика
  • Яндекс.Метрика
Блогосфера
вверх