Он написал ей это, возможно, самое чудное из того, что вообще написал:

Я был только тем, чего

ты касалась ладонью,

над чем в глухую, воронью

ночь склоняла чело.

Я был лишь тем, что ты

там, снизу, различала:

смутный облик сначала,

много позже - черты.

Это ты, горяча,

ошую, одесную

раковину ушную

мне творила, шепча.

Это ты, теребя

штору, в сырую полость

рта вложила мне голос,

окликавший тебя.

Я был попросту слеп.

Ты, возникая, прячась,

даровала мне зрячесть.

Так оставляют след.

Так творятся миры.

Так, сотворив их, часто

оставляют вращаться,

расточая дары.

Так, бросаем то в жар,

то в холод, то в свет, то в темень,

в мирозданьи потерян,

кружится шар.

Но и это – тоже:

Четверть века назад ты питала

пристрастие к люля и к финикам,

рисовала тушью в блокноте,

немножко пела,

развлекалась со мной; но потом сошлась

с инженером-химиком

и, судя по письмам, чудовищно поглупела.

И даже - это (беседуя с Тиберием):

Приветствую тебя две тыщи лет

спустя. Ты тоже был женат на бляди…

(За эти строчки рожденный в их браке сын, уже взрослый, пообещал отомстить отцу. Смерть отца оберегла сына от мщения.)

А потом, ближе к концу жизни, собрал все, на что вдохновили его многочисленные возлюбленные, и издал одним сборником – с единым посвящением ей.

Простая и понятная история. Ключевое словосочетание в ней – не «несчастная любовь», а «одна женщина».

Бывает и другая. В другой жизни. Если бы Всевышний раздавал другие жизни хотя бы гениям. Но вероятность встречи равна вероятности рождения гения и обратно пропорциональна его масштабу. Может, потому и не раздает…

Впрочем, и об этом у него где-то было. Разумеется, посвященное ей…

Владимир Кудрявцев