Я не Аристотель, но решил тоже немного об этом порассуждать… но, поскольку я не Аристотель, то немного о другом.[i]

Не буду определять, что (кто) такое душа, каковы ее виды – большинству разумных людей «интуитивно понятно», о чем (о ком) это. Можно представить себе душу в виде эфирного существа с крылышками, можно почитать собственно Аристотеля.

В последнее время, с возрастом, приходится все чаще хоронить близких – се ля ви, се ля морт. И неотвратимо возникает мысль: может, еще встретимся? Может, душа где-то, как-то… Не в смысле доктора М(о)уди, и не в индуистском-буддистском,[ii] а, скорее, в традиционно-христианском смысле. Но тут же возникают вредные вопросы-сомнения. Если душа попадает (надеюсь) в Царствие небесное, то в каком своем виде? В каком своем возрасте и состоянии? Ведь душа – в этой бренной жизни – имеет свою историю, она развивается, взрослеет, стареет, обогащается, обедняется, травмируется, ожесточается, чего с ней только не происходит! А бывает, что человек умирает от заболевания мозга – тогда, при конце, от души вообще мало что остается, одни вегетативные реакции… Неужели вот этот жалкий остаток обречен представлять человека в лучшем из миров? Или душа прибывает туда в своем лучшем, прекрасном виде, образе, в своем полном расцвете и красе? Которых она, возможно, и не достигала в «этой» жизни? Был бы я христианином, я бы, конечно, выбрал второй вариант.[iii]

Пытался найти определение-формулировку, чтобы выразить это замечательное состояние души… кажется, нашел. Не уверен, что я сам это придумал, скорее, где-то вычитал (потом забыл, но вспомнилось)… на авторство не претендую.

Итак, душа, в ее лучшем виде – это замысел Бога о человеке. Это то (кто!), каким человек мог бы стать… не стал, не смог осуществить «замысел»? Да, слаб, грешен, подвержен, но ведь какая прекрасная была возможность… Бог милостив, он простит нам наши слабости и прегрешения, вольные и невольные, и замысел свой осуществит – поэтому мы предстанем друг перед другом в Вечности во всей красе своей!

Можно выразить примерно то же несколько иначе, более «по Платону»: душа, в ее полном развитии и цветении – это идея человека.[iv] Идея – прекрасная, но в этой жизни в совершенстве своем невоплотимая, нереализуемая, по причине бренности и несовершенства материи…

Можно выразить это же более математически: душа, в ее полном развитии и цветении – это предел становления человека. Предел, который можно вычислить и отметить на графике (хотя бы и в бесконечности, хотя бы в формуле), но невозможно практически реализовать, все по тем же причинам, по которым КПД двигателя не может быть = 100% – что-то непременно уходит на трение и прочую энтропию.

Может показаться, что все подобные рассуждения – чистая схоластика, возможно, имеющая некоторый смысл для богословов, а для людей светских – разве что умственная гимнастика, не более…

Нет, не так. В ту же самую проблему (что такое душа в ее «наилучшем» виде, где она, что она, как она?) мы упираемся, когда пытаемся понять, что такое любовь – причем вполне «земная», человеческая. И, кстати, не случайно для того же Платона эрос был (в философии) ничуть не менее важен, чем логос, а в христианстве Бог есть любовь!

Любовь и смерть – темы, давно и накрепко связанные в европейской культуре (о других культурах не берусь судить, но подозреваю, что везде примерно то же самое). Надеюсь, что мы хоть в какой-то мере этой культуры наследники… И, пытаясь понять, что (кто) такое душа, упираемся в связку «смерть-любовь». Так что (кто) такое душа, в ее лучшем виде, где она? Думаем о ней при смерти любимого человека (горюем, любим, вспоминаем, мечтаем и воображаем), а при жизни – любим и видим? Общаемся, трогаем и ласкаем, пользуемся взаимностью?

Сразу оговорка: любовь, конечно, имеет не только «душевную», но и откровенно «телесную» стороны. Которые и связаны (совпадают, в лучшем случае), но и различны. Мы здесь, собственно, «о душе». Но и насчет тела придется, в двух словах.[v]

Тело без и помимо души – не прекрасно, а лишь красиво (в лучшем случае). К этой, телесной красоте возможно двоякое отношение: или эстетическое, практически-незаинтересованное (по Канту) созерцание-любование, или эротически-сексуальное стремление-желание-страсть обладать; и в том, и в другом случае о любви речи нет. Так что любовь – это не столько про тело, сколько, все-таки, про душу.[vi] Которая, конечно, вся является и светится через тело – через манеру двигаться, жесты, мимику, смех, голос (интонацию), глаза (зеркало души)…

И здесь главный вопрос: так где же эта прекрасная душа, замысел Бога о человеке – есть ли она, видна ли она здесь, в этой жизни, в этом теле? (Это вариант «1»). Вариант «2»: она видна только Господу. Вариант «3»: она есть просто фантазия, иллюзия влюбленного субъекта, плод его воображения?

Достаточно распространенный, обычный, обыденный ответ на этот вопрос – № 3: конечно, любовь – это субъективная иллюзия, род заблуждения (а то и помешательства), в которое впадает любящий человек, который «обманываться рад». В «самом деле» же все гораздо хуже, и предмет любви вовсе не идеален – об этом всегда охотно поведают влюбленному его друзья и доброжелатели (надо же спасать человека, открыть ему глаза на реальность)!

Это – частный (хотя и весьма показательный) случай чуть ли не всеобщего убеждения в том, что «ничего идеального в жизни не бывает». Обычное сращение позитивизма, «теоретиков» с кухонным «здравым смыслом». (Или наоборот: приведение «здравого смысла» в «научную» форму). Конечно, тут все «идеальное» пребывает либо в платоновском «мире идей» (впоследствии – Царствие Небесное, «политкорректный» вариант – в «3-м мире» Поппера), либо лишь в нашем воображении, в иллюзиях и фантазиях.[vii] По сути – это наследие платонизма, которое за века из философии перешло в массовое сознание, хотя и в самом упрощенном, вульгарном виде, превратившись из изысканного умозрения в обыденную пошлятину (прогресс и регресс одновременно). Кстати – это наследие не только платонизма, но еще и гегельянства, уничижавшего «чувственность» и чувственные «образы». Под давлением «чистого мышления», которое, как бы, олицетворяло «научность» и «снимало» чувственность.[viii] Я в этом отношении не «гегельянец», скорее, «гетеанец» (Гете умудрялся в «чувственном» видеть «теорию» – хотя бы «прафеномены», «архетипы», которые затем Юнг перетрактовал); сюда же и Маркс (как бы гегельянец): он знал и говорил о ситуациях, где «чувства становятся теоретиками…».

… Что это меня постоянно сносит от Любви к «науке»? – Да потому, что речь об одном и том же – о природе «идеального». Или наука – в «рабочее время», а любовь – в «свободное время»? С утра Логика, а вечером – Эстетика с Этикой? Ну, господа коллеги, давайте, попробуем быть цельными человеками. Если человек действительно воодушевлен (любовью, наукой или чем-то еще) – то это в любое время.[ix]

Итак, еще раз. Речь не просто «о душе», а о душе «в ее наилучшем виде», в ее полноте и расцвете, в пределе, где она не только «психична» но уже идеальна. И «основной вопрос» (еще раз): это идеальное – то, что мы видим в любимом человеке – оно объективно, или субъективно, оно в действительности, или только в воображении? Есть ли поэзия в жизни, а не только в книжках? Или действительность «сама по себе» пишется только канцелярской прозой?

         Сразу оговоримся: «идеализация» в смысле иллюзии, разыгравшегося воображения, видения того, чего нет – несомненно, случай нередкий, это бывает, по себе знаю. В таких случаях, наверное, стоит говорить не о любви, а о влюбленности. Очарование…[x] Любовь зла…[xi]

         Нужна еще пара оговорок, для того, чтобы избежать утопления в бесконечно разнообразной эмпирике, чтобы удержаться в теоретической плоскости (опять чертов Гегель).

Не будем разбираться в вопросе (безусловно важном) «родства душ». То есть сочетаемости/несочетаемости различных типов личностей-характеров. Об этом написано много чего интересного и глубокомысленного,[xii] но эта тема уведет нас в сторону.

         Не будем также рассматривать концепцию, согласно которой в каждом из нас живет множество душ, отношения между которыми непросты.[xiii](Это не о шизофрении, а о любом «нормальном» человеке).

         Господи, до чего же трудно сказать «об этом» что-нибудь содержательное и позитивное… не «новое» – куда там… Сколько уже зубов сломалось, сколько перьев истерлось на этой теме… Хотя бы что-то содержательное и позитивное. Постараюсь как-то кратко.

Тезис: любящий человек видит в любимом то, что есть, за что и любит. Но «оно» есть особым образом: оно и есть, и нет его. Поэтому есть правда и во фразе: любовь бывает не «благодаря», а «несмотря на».

Вряд ли можно сказать об этом лучше, чем Лев Карсавин: «Смотри: она его любит и считает умным и красивым. А мы видим – глуп он и безобразен. Нет, ничего мы не видим: видит она. Любовью угадала, узнала она его ум, нам, равнодушным и холодным, неведомый; любовью узрела его подлинную красу, нами не замеченную. Мать ласкает золотушного ребенка, глядит на него и не наглядится. Безобразен он на наш взгляд – с гнилыми зубешками, с кривыми ножонками. Но все-таки права мать, не мы. Она прозрела и познала сокровенное от всех, драгоценнейшее, потому что умеет любить. Мы же не любя и не познаем, скользим равнодушным взглядом по внешности. Мы судим по наружности, по одежде; не всматриваясь, ограничиваем человека внешними проявлениями его красы и ума, не познаем его умопостигаемую, истинную, единственную во всем мире личность; не понимаем, что здесь на земле, в "гране неподобия" не может она выразиться иначе». («Noctes Petropolitanae»).

То есть (трактую в меру своего понимания): человек никогда не «дан» как нечто готовое и завершенное, он всегда – в движении и становлении (не прямолинейном, конечно), даже и в деградации – в движении. Он может стать лучше, и эта его возможность – тоже действительность, она есть. Влюбленность – лишь видение, субъективное представление этой возможности, любовь – активное участие в ее реализации, это взаимоосуществление, переход, перевод идеи в действительность.[xiv]

Тут возникает другая проблема: люди разные. И чем более они развиты, чем более они «реализованы», тем они индивидуальнее, уникальнее. И – в то же время – универсальнее. Великие композиторы (к примеру) индивидуальны, неповторимы, узнаваемы с первых звуков, но и универсальны. Бах – космичен, Моцарт – артистичен, Бетховен – драматичен, Шопен – лиричен, Шнитке – глубок и остроумен (извините за недостаточность характеристик) и т.д. Человек в своем развитии становится все более уникальным, или все более универсальным? Все в своем развитии-становлении сходятся к одной точке, или, наоборот, разбегаются в разные стороны? Точка совпадения, тождества – это, конечно, Христос как «архетип» человека: и всякая любовь – «во Христе». Но и противоположное верно: «каждому – свое». Поэтому фундаментальным является противоречие между монотеизмом и политеизмом (единым и многим), которое должно быть разрешено – и ведь, реально, разрешается в человеческой жизни!

Это можно проиллюстрировать графически, схематически (попытаюсь «нарисовать» картинку словесно). Представим себе «весь мир», действительность в виде плоскости. На ней есть точка (не имеющая измерений) – это человек при рождении, он еще пуст, ему предстоит осваивать мир – и, по мере этого освоения, он вырастает в некую фигуру. И чем более освоен (и выражен) мир – тем больше фигура по площади. У каждого – своя фигура, той или иной формы и площади. Но чем больше фигуры – тем больше у них зона совпадения, тем больше тождество – ведь все растут из одной и той же точки. Но чем больше, чем своеобразнее фигуры – тем больше они различаются, расходятся в разные стороны. И тождество, и различие растут одновременно.

Здесь – тема множественности (или тождественности) миров. В естествознании (физике) это – «эвереттика», допущение существования многих Вселенных. Но эта же тема имеет и другое – чисто гуманитарное – измерение. Мир един, но бесконечно разнообразен, будучи отражен и выражен, в тех или ин[1]ых своих аспектах, «в лице» разных личностей, и эта симфония (нередко – какофония) и есть единство в многообразии…[xv]

Все это «о душе». Конечно, тема не исчерпана, тут еще столько измерений – куда там…

В заключение хочется сказать (неожиданно для самого себя) пару добрых слов о Л. Фейербахе. У нас, кстати, мало кто самого Людвига читал, не до него теперь, хватало «Тезисов о Фейербахе» – с ним стало все и навсегда понятно, зачем его еще читать? Вот, его «Основные положения философии будущего». Да, тут нет «о классах» (за что и был критикован Марксом) – нет «реальной» истории. Но ведь речь у Л.Ф. была о философии БУДУЩЕГО – того самого, которое, и по Марксу, бесклассовое! Какие еще в будущем (хоть и утопическом, «идеальном») классы? Ну, дайте человеку помечтать, простите ему даже некоторый «натурализм» – куда Дубровскому до Фейербаха! Ведь Фейербах, все-таки, о любви, о душе, об идеальном, а Дубровский – всего лишь о психическом… И еще. В «Сущности христианства» Фейербах предвосхитил многое из того, что писал о религии Фрейд. Не знаю, читал ли Зигмунд Людвига, но я уверен, Л.Ф. серьезно по этой части недооценен.

Ах да, вот еще. Коль речь о душе, то надо немного и о духе. Давно известно, что положено «различать духов» – духа Святого и духа нечистого. Известно давно, но далеко не всем (по сей день), именно поэтому приходится слышать о «духовности» советской (особенно сталинской) эпохи. Духи эти, как понимаю, различаются в первую очередь по их отношению к душе. Дух Святой – это расцвет, обогащение и спасение душ. Дух нечистый – это осмеяние, оскорбление, унижение и разрушение душ. Именно такова была советская «духовность»: она отличалась беспримерной бездушностью.

Теперь, вроде, все.