Самый первый политпросвет пришелся года не четыре. Тогда моя няня, баба Сима, по сути - настоящая бабушка, которая жила в семье еще с 20-х гг. и до конца своей долгой жизни, ткнула пальцем в книжку под названием «Азбука», на развороте которой были размещены два портрета – Ленина и Хрущева, и произнесла: «Вот этот – хороший, а вот этот – плохой!». Вполне возможно, бабушка бессознательно попала в унисон с линией ЦК, который, скорее всего, решением своего октябрьского пленума 1964 г. уже освободил т. Хрущева Н.С. от занимаемой должности и отправил его на пенсию. Но я-то об этом ничего не знал. И для меня было удивительно, что в нашей книжке, да еще рядом с портретом дедушки Ленина, может оказаться плохой человек. Я это запомнил…
Почти не знавшая грамоты, но по-народному умнейшая и мудрейшая баба Сима (получившая ее же воспитание мама говорила: выучись она – работала бы, как минимум, в правительстве), продолжала расширять мое политическое сознание и в дальнейшем. Ее политкомментарии стоило записывать! Настолько они бывали уморительны и беспощадно чувствительны к абсурду, который бабушка сходу узревала под самым толстым слоем пропагандистского лака. Баба Сима комментировала в «три горла» - за «Голос Америки», «Би-Би-Си» и «Свободную Европу» одновременно. Хотя под горячую, но беспристрастную руку могли попасть и Джимми Картер с… королем Непала Бирендрой. Она, как герой Бабеля, не говорила много – говорила «мало, но смачно», и ее хотелось слышать еще.
…Как-то явно обуреваемый чувством исторического превосходства я спросил: «А что, бабушка, небось, при царе-то в вашей чувашской деревне плохо жилось? Голод, угнетения…» (бабушка к тому же была из бедняков). На что она ответила: «Ну что ты, Килечка (так она меня ласково называла), у нас в лавке всегда можно было взять взаймы, а отдашь или отработаешь, – как получится. Все же родные были, все друг другу помогали. Еды хватало…». Я, конечно, не мог усомниться в достоверности изложения предмета советскими учебниками, но понял, что и история, даже история СССР, «имеет много гитик».
Не могу недооценить и вклада родителей в мое политсозревание. В классе втором у нас было поветрие – засовывать под стекло на письменном столе, где делались уроки, всякие картинки. Я еще не определился, что засунуть, а подстекольная пустота удручала. Да и особого разнообразия печатной продукции в те годы не наблюдалось. Словом, я не нашел ничего лучшего, как задействовать первое попавшееся под руку, вырезав из газеты «Пионерская правда» портреты с… изображением членов Политбюро нашего славного ЦК («…товарищи Устинов, Долгих, Капитонов…» - кто слышал, тот не забудет эту мантру, непосвященным же объяснять бесполезно)… Это было временным решением – как я уже говорил, для заполнения пустоты.
Когда с работы вернулись мои родители, – члены партии, причем, каждый из них успел побывать секретарем своей первичной организации, оставив, впрочем, самое доброе впечатление у людей, - они в одно лицо побледнели и в один голос взмолились: «Ради бога, убери!...». Мне, вообще, никогда ничего приказывали. Поэтому с детства я не реагирую на приказы, зато охотно откликаюсь на разумные просьбы, иногда обременительные. Но тут ничего особо обременительного не было, и я убрал. Тем более, что в тот же вечер под стеклом у меня появились красивые открытки с видами зарубежья, откуда их и привез отец.
…Как-то уже старшеклассником я возвращался вместе с мамой на ее служебной машине домой. Мы проезжали мимо метро «Лермонтовская» (теперь – это «Красные ворота», а старого названия не помнит даже Word, «волнит»). За окошком во все здание взору предстал плакат с изображением т. Л.И.Брежнева. Мама глянула на плакат и в ужасе произнесла: «Это же новый культ личности!». К счастью, она ошиблась. Но меня поразил не сам этот факт. В конце 70-х мы уже многое знали о сталинизме и догадывались о существовании неосталинизма с подачи тех же «голосов», да и осведомленных голосов окружающих. Политические анекдоты рассказывались друг другу прямо в школе, и я не помню ни одного случае репрессий за это – исключительно за раздолбайство. Меня поразило, что очень корректная и осторожная (хотя там, где надо, смелая и самоотверженная) мама произнесла эти слова на всю машину, при водителе. Тогда у меня в голове впервые мелькнул вопрос: «Неужели что-то меняется?». А какой-то неразличимый и не санкционированный свыше дух изменений, действительно, витал уже тогда, задолго до 1985 года. И в первую очередь, впитывало его неопытное юношеское разумение, ибо желало…
Директор Института общей и педагогической психологии АПН СССР, убежденный марксист (до последнего дня своей жизни), коммунист В.В.Давыдов с самого начала не сходился с советской партократией. Он, правда, всегда прибавлял к «марксисту» еще «и гегельянец», подчеркивая, что никакой марксизм существовать не может, кроме как в виде современной формы гегельянства, а все остальное – невнятный идеологический «диамат», который предназначен для выработки коммунистического мировоззрения у специалистов по «сопромату». Но это еще больше раздражало партократов. А окончательно добивала их независимость мощного и фундаментального ума Давыдова, которую он не скрывал, проявляя подчас темпераментно и резко. Повествование об одном из драматичных для В.В.Давыдова и (психологии в целом) моментов этой истории я уже как-то размещал на блоге. В итоге Давыдова просто исключили из членов партии и освободили от должности директора института. А тем самым – избавили себя от необходимости доканывать свои инвалидные умы невыносимыми размышлениями о том, что же противопоставить великому давыдовскому уму.
Кстати, баба Сима, не говоря уже о родителях, обожала Василия Васильевича, а он частенько вспоминал ее пельмени. Это чуть ли не единственное, чему не удалось привить мне любовь моим политнаставникам. Ограничился уважением.
Вот такими были времена моих первых политпросветов. А сейчас и «просветлять» не надо. Все и так видно (а кое-что до боли узнаваемо). Правда, иногда не хочется смотреть. Остается думать. Как и тогда…
2010Блог Владимир Кудрявцев
на mail.ru
На развитие сайта
