Русский капитализм существовал задолго до конца и даже до начала 20 в. и не был побежден даже самым развитым социализмом. Называется он жлобизм. Такой внутренний, ментально-мелкодушный, по большей части, капитализм. Местечковый - в любом формате экономики и... политики. Тут и ответ на вопрос, как это после 91-го благовоспитанные советские люди в одночасье приняли акульи игры без правил, а затем - и экстремальные условности "постмодерна".
Владимир Кудрявцев
Неразумный эгоизм
Философ Александр Рубцов о том, что отстаивание ценностей – это прагматика
19.02.2017
В последнее время в экспертной среде и в особенности в сервильном ее сегменте стало хорошим тоном говорить об эпохальных сдвигах в мировом порядке, которые российское руководство якобы уловило, предвосхитило и теперь, опережая человечество, ставит себе на службу, лидируя не только в глобальной политике, но и в самой истории.
Набор симптомов сложился: эрозия межгосударственных конвенций и самих основ мирсистемных взаимоотношений, новая консервативная волна и расцвет популизма (в том числе сетевого), «разворот к себе» с тенденцией к отказу от ценностей и мессианства ради собственных локальных интересов во внутренней и внешней политике ведущих держав. Электоральные кампании на Западе, их технологии, идеи, лидеры и даже победители – казалось бы, всё эти выводы подтверждает. Если бы этой удобной нам тенденции можно было еще и аккуратно содействовать... Хаотизация всего все более напоминает курс, а обвинения в том, что это Россия избрала Америке Трампа, отвергаются у нас с таким самодовольным видом, будто за спиной американского, французского и немецкого электората в решающие моменты и в самом деле стоят вежливые российские хакеры.
Когда штормит, наверх всплывает всякое. И здесь важно, что ты пытаешься оседлать – волну или пену? Чтобы потом не осесть на дно вместе со всякой дрянью.
В новой модели мироустройства наших политиков особенно греет идея отказа от ценностей и принципов как основы мировых отношений и перевода всей этой музыки в регистр голого прагматизма, «политической праксеологии». Ничего идейного – только бизнес. Однако в таких надеждах легко просчитаться. Дело даже не в том, что отказ от фиксации на ценностях не исправил, например, позиции США по Крыму. И не в том, что работа Штатов на свои интересы вовсе не обязательно сыграет нам на руку (в играх с нулевой суммой как раз все наоборот). Освобождая плохие позиции в мировом мессианстве, США и союзники будто специально заманивают туда амбициозных русских, предоставляя им разгребать то, что самим легче сбросить. Свое влияние в мире условный Запад всегда так или иначе конвертировал не во вред себе, тогда как «влияние» России, наоборот, всегда было убыточным, жертвенным и очень накладным.
Сейчас важнее усвоить, что в ценностях и принципах тоже есть своя прагматика, противоречить которой в итоге себе дороже. Обычно аксиологию понимают как нечто идеальное и метафизическое, чуть ли не от мира сего. Тем более смешно, когда все еще богатая Америка озадачивается ценами на потребительские товары внутри страны, в то время как нищающая Россия задирает цены для населения ради ценностей глобального понта, не конвертируемого ни во что, кроме мифологии «безопасности», символического «влияния», других нарциссических амбиций руководства и закомплексованной массы. Судя по внутренним реалиям и проблемам, можно подумать, что РФ и США перепутали президентов, приоритеты и лозунги.
Важнее понять, что ценности, принципы и этические нормы тоже не лишены вполне земной прагматики. Не надо думать, будто моральный закон внутри нас это нечто столь же космически отстраненное и на вид бестелесное, как и звездное небо над головой. Даже сакральные заповеди, если отвлечься от их неземного происхождения, содержат вполне понятные нормы простого человеческого общежития. То, что от Бога, сказано просто и очень по делу. Присутствующее в мировых религиях и множестве философий «золотое правило» морали («не делай другим того, чего не хочешь себе») сложно в метафизических обоснованиях (например, у Канта), но вполне утилитарно и даже инструментально по смыслу. Поэтому и в реальной политике отказ от ценностей и принципов чаще оказывается либо декларативным, либо губительным. За временные выгоды и удобства приходится рано или поздно платить.
Казалось бы, какая связь между нашей революцией 1917 г. и нынешней проблемой беженцев на Западе вместе со всей этой идеологией толерантности и проч.?
Русская трагедия во многом была следствием близорукого социального эгоизма элит. Тогда еще был неведом принцип, позже сформулированный великим Лифшицем: «Делиться надо!» Европа усвоила эту мудрость раньше, окоротив капиталистические инстинкты социалистическими компенсаторами и глобальным участием. Запад подтвердил Тютчева: «Иногда кажется, что Россия предназначена только к тому, чтобы показать всему миру, как не надо жить и чего не надо делать».
В идее не отгораживаться от страшных и убогих, но «делиться» в самом высоком смысле этого слова (т. е. «разделять») присутствуют не только ценности и мораль, но и все та же прагматика нормального человеческого общежития, вплоть до вопросов коллективной безопасности. В том, что немцы лидируют в готовности принимать беженцев, есть не только императив общей совести, включая изживание вины за нацизм, но и расчет, более дальновидный, чем у любителей возводить стены, вместо того чтобы их рушить (строго говоря, чем ГДР не Мексика?). И не нам с нашим опытом умиротворения Чечни за деньги учить Запад отказу от финансово обременительной толерантности. Локальный эгоизм в перспективе чреват такими же взрывами, какие разрушают застывшие в своем внутреннем эгоизме режимы. Если пропускать лекции по истории национальных революций, можно в итоге оказаться на практических занятиях с революциями региональными и глобальными.
Сейчас во внутренней политике местечковый эгоизм столь же близорук, сколь и популярен. Здесь смысловая основа всякого бытового популизма. Идея ужаться в отстаивании общих ценностей и принципов, отгородиться от мигрантов, беженцев и т. п. «навариста» в обработке непритязательной части электората. Тем более она эффективна в сетевых технологиях, когда простые и радикальные популистские решения продвигаются в прямом контакте с каждым олухом, минуя класс авторитетов и модераторов обычных СМИ.
То, что сейчас кажется «новой волной», мало похоже на неомодерн и прочие футурологические конструкции. Скорее это экстремум постмодерна с его фрагментацией, эклектикой, размытой семантикой, отказом от всеобщности и метафизики. Но в любом случае это именно волна, а не новый уровень «воды в океане». Эта пена либо осядет, либо завалит мир таким мусором, что очищать его придется новым Потопом.
Автор – руководитель Центра исследований идеологических процессов
www.vedomosti.ru
На развитие сайта