...Три поколения мам: моя - Татьяна Николаевна, ее - Софья Павловна, Софьи Павловны - Мария Васильевна.
««Мама» есть имя Бога на устах и в сердцах малышей», - сказал Уильям Теккерей… А когда наш Бог покидает нас, мы упираемся в бесспорное и жестокое доказательство того, что незаменимые бывают, еще как бывают. И на памяти о них держится мир.
Они совсем не хотели и не хотят, чтобы мы жили в таком мире. Не желали и не желают для нас своей незаменимости. Достаточно, что мы незаменимы для них, были незаменимы... Чтобы остаться такими и без них.
Чтобы мир держался не на памяти, а на мечтах, любви и вдохновении. А пока мечтается и любится, пока вдохновлен - помнится. Памяти не бывает без вдохновения. И без любви. Без вечной незаменимости. Заменимое не помнится - просто заменяется. К счастью, мы принимаем жизнь от незаменимых, и потому - не в порядке замены.
Такое случается, и это естественно: мы поначалу признаемся в любви к девушке, к женщине... собственной маме. Порой это самое прекрасное, самое честное, самое проникновенное и самое убедительное признание. Жаль, что его не слышат те, кому оно адресовано. 'Ocean child calls me...' - одно из лучших признаний среди прекрасных, хотя уже не услышанное мамой влюбленного (ее не стало 10 годами раньше).
Моя мама, кстати, очень любила ленноновскую лирику. А когда я влюблялся, всякий раз внутри начинала звучать 'Julia'. Я брал гитару и шел к маме.
А это - мама иного "колена" и совсем нового поколения. Из тех, о ком рассказывают своей маме... Гульшат - мама-куколка пока, скоро будет бабочкой... И уже незаменимая.
