В отношении
Олега Ефремова, чье
90-летие отмечается сегодня, существует две полярные легенды. Первая: Ефремов въехал из «Современника» во МХАТ на белом коне. Вторая: Ефремова поначалу чуть не съели хищные «МХАТовские» старики.
Это правда: мнения разделились - часть «стариков» была готова поужинать новым назначенцем-главрежем. Умели и имели основания. Люди, поцелованные Станиславским и запросто целовавшие его, куражились даже перед сталинскими властями. Что им Ефремов? А он создал для них гениальное «лебединое» соло - «Соло для часов с боев». По тому, как они его исполнили, видно, что все встало на свои места, - в жизни и истории театра. Люди, которым «верил» Станиславский, поверили в Ефремова. Нужны ли еще кому-то какие-то доказательства? Да - зритель! Но он-то уже безоговорочно доверял Ефремову. Кстати, «Соло…» был любимым спектаклем моего отца, хотя он, театрал («его» театром, правда, был Вахатнговский), обративший в театралы меня еще в отрочестве, имел возможность сравнивать с еще более "тем" МХАТом.
В день рождения Олега Ефремова вспомнился и старый дом «Современника» - на Маяковке. Я успел туда попасть младшим школьником в конце 60-х – родители водили меня на «Аленький цветочек». Символично, что рядом с первым свободным советским театром, каковым принято считать «Современник, в высотном здании гостиницы и ресторана «Пекин» ранее располагался ГУЛаг - Главное управление лагерей и мест заключения. Более того, в 1956-м - году основания «Современника», ГУЛаг утратил свое зловещее имя и отныне назывался ГУИТК – Главное управления исправительно-трудовых колоний (с 1959 г. - Главное управление мест заключения, ГУМЗ).
Несколько этажей высотки уходило под землю – там располагались «шарашки», закрытые НИИ и КБ, где технический гений страны в статусе коллективного политзэка творил атомный, а затем космический проект СССР. До смерти Сталина в 1953 г. этот проект курировал лично Берия – собственно, тогда это было его главным «участком». Многие прошедшие «шарашку» вспоминали его потом как… хорошего организатора.
Не всем «посчастливилось» сидеть под рестораном в центре Москвы. Ученые и инженеры были разбросаны по лагерям страны. В одном из них будущий академик Василий Васильевич Парин и его соратник Побиск Георгиевич Кузнецов проектировали уникальную замкнутую систему жизнеобеспечения человека – для лунных станций, еще до запуска первого спутника (нам и теперь до Луны как до Луны). С П.Г. мне довелось много общаться в 90-е гг. (о нем я писал
здесь). Среди многочисленных историй она рассказывал и эту. Она похожа на мрачный анекдот, но это – правда.
Как-то приезжает к ним в лагерь Берия. Заключенные его спрашивают:
- Лаврентий Павлович, кто мы такие?
- Как кто? Вы, товарищи, цвет, гордость и ум нашей страны!
- Тогда почему же мы здесь…
- Да разве вас, товарищи, в Москве соберешь?
Собрал все-таки…
Такие вот параллели, на которые никогда не скупилась наша история.
И еще – воспоминание драматурга Михаила Рощина, которое приводит в своем
Fb писатель Георгий Елин, знавший его:
Ранней весной 2000-го Ефремов без звонка заехал в Переделкино к Рощину, который едва вышел из больницы и жил в старом корпусе Дома творчества. Сам уже дыша чистым кислородом и таская с собой штуковину на колесах, которая этот кислород вырабатывала, – Олег Николаевич, не слушая возражений старого товарища, запихнул его с костылями в машину, и поехали в Новопеределкино. Сели в убогом ресторанчике, Ефремов заказал обоим любимую свиную рульку, пиво, и та последняя их встреча оставила у Рощина горький осадок: Ефремов умирал и осознавал неизбежное.
– Уже прощаясь, Олег сказал: «Миша, тебе тоже иногда кажется, что мы с тобой работали зря, что человеки как были прежде говном, так им и остались?.. Неужели все было напрасно?..»
Через два месяца Ефремова не стало.
Нет, все было не напрасно. Просто становиться «человеками» в истории очень трудно. Даже лучшие сольно добиваются своего
«Верю!» с боем. И для того, чтобы отстоять право на такое признание для остальных.
Владимир Кудрявцев
На развитие сайта
