Авторизация

Сайт Владимира Кудрявцева

Возьми себя в руки и сотвори чудо!
 
{speedbar}

Книги для роста. Мирная революция, которую совершила Астрид Линдгрен

  • Закладки: 
  • Просмотров: 2 955
  •  
    • 0
Астрид Линдгрен

110 лет назад, 14 ноября 1907 г. родилась шведская писательница Астрид Линдгрен. Ей довелось узнать мир 21 века, в самом его зачатке. Незадолго до смерти (2002) Астрид Линдгрен отказались номинировать на Нобелевскую премию по литературе за неадекватность в подаче образа взрослости и романтизацию детских шалостей на грани хулиганства. В общем, за "оскорбление чувств взрослых". Точнее - великовозрастных людей, так и не ставших по-настоящему взрослыми. А книги Астрид Линдгрен - это книги для роста, книги для взросления. Детей и взрослых. Потому что в своем отношении к детям и детству взрослые должны взрослеть. Иначе, они так и останутся стареющими детьми, а дети в их кругу обречены на превращение в "маленьких старичков". Такие персонажи встречаются и в жизни, и в произведениях Линдгрен. Детей и взрослых связывает единственное - отсутствие перспективы.

Думается, самое главное сказал писатель, литературный критик и журналист Лев Данилкин, чей текст представлен в этой подборке с сайта Sweden.ru: «Автор «Пеппи» и «Карлсона», по сути, не столько сломала канон детской книжки, сколько создала новую матрицу — и для самоидентификации ребенка, и для представления о его роли в обществе».

А иначе зачем писать книги для детей? Книги, которые вначале прочитают взрослые, - и для того, чтобы узнать из них что-то важное о себе. Чего не узнаешь из других книг.

Владимир Кудрявцев

Пеппи Длинныйчулок

Известность пришла к Астрид Линдгрен стала благодаря Пеппи Длинныйчулок – книга о рыжеволосой озорнице, которая не хотела становиться взрослой, была написана в 1945 году. Героиня появилась благодаря дочери писательницы: Карин лежала в постели с воспалением легких и попросила маму рассказать новую забавную историю о девочке с чудным именем Пеппи Длинныйчулок. Астрид Линдгрен изготовила самодельную книгу, собственноручно проиллюстрировав ее, и вручила дочери на день рождения. Родственники настояли, что книгу нужно отнести в издательство (источник).

Астрид Линдгрен: обыкновенное чудо


Ее книги становятся первым знакомством со Швецией для читателей со всего мира – и оно оставляет след на всю жизнь. С момента выхода первого текста («Пеппи Длинныйчулок») прошло больше 70 лет, но Астрид Линдгрен не устаревает: напротив! – ее сорвиголовами восхищаются новые и новые поколения читателей. Литературные критики Галина Юзефович, Александра Баженова-Сорокина и Лев Данилкин объясняют почему.

Галина Юзефович: Счастье несмотря ни на что


Когда мы с семьей отправились в первое наше путешествие по Швеции, у нас не было четкого плана, но одно мы знали наверняка: рано или поздно мы окажемся в провинции Смоланд. Мой старший сын (ему незадолго до этого исполнилось девять) уже, в общем, понимал, что лично познакомиться с Эмилем и детьми из Бюллербю ему едва ли удастся. Но младший, пятилетний, все же тайком рассчитывал на встречу и мечтал показать Эмилю (а также Лизи, Бритте, Анне, Лассе, Боссе и Улле из Бюллербю) свои игрушки, которые прихватил с собой. Когда после множества приключений мы все же добрались до Смоланда и зачарованных астрид-линдгреновских мест, я поняла, что мой Тимофей в этой надежде не одинок.

По Катхульту (на этом хуторе в окрестностях городка Виммербю снимался сериал по книге Линдгрен «Эмиль из Леннеберги», а сейчас там работает небольшой музей) ходили люди разного возраста, с потрепанными книжками в руках и одинаковым – ищущим и мечтательным — выражением в глазах. Все они приехали сюда на свидание с собственным детством, и было видно, что для них пасторальный шведский пейзаж наполнен сладкими грезами. Где-то рядом, в мире их воспоминаний, невидимый Эмиль протискивался сквозь узкое окошко, совершая очередной побег из столярной мастерской, маленькая Ида в красно-белом платьице подобно датскому флагу реяла на флагштоке, служанка Лина беззвучно гремела ведрами, а батрак Альфред незримо раскуривал свою вечернюю трубочку.

Это был один из не таких уж, увы, частых моментов, когда я испытала острейшую гордость за свою страну и свою культуру. Вместе со шведами (их, конечно, здесь было больше всего) по Катхульту ходили люди с такими же устремленными в счастливый призрачный мир глазами, только зачитанные книжки в их руках были на русском. Мы с мужем и детьми самолюбиво полагали оказаться единственными русскими, забравшимися в эту шведскую глухомань (кто ж потащится двести с лишним километров от Стокгольма ради книжки!), а вместо этого оказались среди доброго десятка соотечественников – таких же как мы поклонников писательницы.

Линдгрен – определенно самая русская из всех зарубежных детских писателей. Ее книга «Малыш и Карлсон, который живет на крыше» вышла в Советском Союзе всего через два года после публикации на родине, и очень быстро стала у нас такой же – если не более – популярной, чем в Швеции. Та же судьба ждала и другие вещи Линдгрен: «Пеппи Длинныйчулок», «Эмиля из Леннеберги», «Мы все из Бюллербю», «Братьев Львиное сердце», «Ронью, дочь разбойника»… В СССР любили и «маму муми-троллей» Туве Янссон, и Яна Экхольма, создателя «Тутты Карлссон, первой и единственной», и Сельму Лагерлёф с ее «Путешествием Нильса», и других скандинавских сказочников – но именно Астрид Линдгрен за считанные годы стала для нас детским писателем номер один – одновременно и всеобщим достоянием, и персональным, интимным другом каждого отдельного ребенка.

Конечно, отчасти подобная популярность Линдгрен в СССР, а после в России – заслуга ее первой (и главной) переводчицы, неутомимой энтузиастки Лилианны Лунгиной. Именно благодаря ее таланту и харизме герои Линдгрен были радушно приняты на российской почве. Однако очевидно, что никакими достоинствами перевода невозможно объяснить тот факт, что и сегодня, через шестьдесят лет после выхода первой книги Астрид Линдгрен на русском, ее повести и романы возглавляют в России рейтинги продаж детской литературы. Более того, даже те родители, которые (как, в частности, я) готовы относительно легко произвести переоценку собственного детского читательского опыта, упорно читают своим детям все тех же «Пеппи», «Карлсона», «Мадикен» и «Эмиля». Куда логичней будет предположить, что дело все же не в переводе, а в самой Линдгрен: в ее книгах, да и во всем ее образе есть особое, потаенное волшебство, жизненно необходимое российскому читателю.

Пожалуй, проще всего описать суть этого волшебства как способность к счастью, несмотря ни на что и вопреки всему. Сама жизнь писательницы, в которой причудливо смешались трагизм и светлая вера в то, что все в мире может (и даже должно) быть хорошо, служит лучшей иллюстрацией этого тезиса. В восемнадцать лет родив ребенка без мужа (в консервативной шведской провинции век назад это считалось шокирующим нарушением всех этических норм), Линдгрен была вынуждена покинуть родной городок, отдать любимого сына в приемную семью, а после несколько лет жить на секретарские заработки. Хотя у этой истории счастливый конец (выйдя замуж за Нильса Стуре Линдгрена, будущая писательница сумела вернуть себе сына), трудно представить, какую рану она оставила в материнском сердце.

Но ни это, ни раннее вдовство (Нильс Стуре умер в 1952 году, когда литературная карьера Линдгрен только-только набирала обороты) не изменило доброжелательного и уверенного отношения писательницы к жизни: даже в самых грустных и пронзительных ее книгах – таких, как «Мио, мой Мио» или «Братья Львиное Сердце» — под слоем драмы всегда ощущается мощное и оптимистичное авторское спокойствие. Зла в мире не меньше, чем добра, но если вечером покрепче затворить ставни и зажечь лампу, теплый свет разгонит тьму, и любая беда, в общем, окажется или терпимой, или неокончательной. Надо ли говорить, какое глобальное утешение эта картина мира предлагала советскому и российскому читателю, для которого на протяжении ста последних лет главным остается вопрос совместимости (или несовместимости) персонального счастья с ненадежностью, жестокостью и опасностью окружающего мира.

Ну, а вторая важная причина, сделавшая Астрид Линдгрен самой русской из всех иностранных писателей, без сомнения, состоит в том особом коктейле из свободы и защищенности, которым пропитаны все ее книги и который сама она считала главным в своем творчестве. Советская воспитательная традиция ставила во главу угла дисциплину, постсоветская же добавила к дисциплине безжалостный культ достижений. В этом контексте созданный Линдгрен счастливый мир, в котором ребенок имел возможность играть сколько душе угодно (неслучайно самые счастливые и радостные эпизоды в книгах писательницы – это описание бесконечных захватывающих игр, которыми заняты ее герои от Калле Блюмквиста до Пеппи Длинныйчулок), но в то же время был включен в надежный и стабильный, осмысленный распорядок, выглядит настоящей идиллией – счастливой страной, в которой хотел бы оказаться каждый мальчик или девочка.

В свое время английский писатель и мыслитель Гилберт Кийт Честертон сказал, что христианский святой выполняет функцию противоядия, предлагая миру ровно то, чего тому больше всего не хватает здесь и сейчас. Пожалуй, то же можно сказать и о писателе: чтобы стать по-настоящему великим и всенародно любимым, он должен восполнять какую-то важнейшую недостачу, ощущаемую читателем, давать ему утешение и поддержку именно там, где они нужнее всего. На протяжении шестидесяти лет Астрид Линдгрен дает российскому читателю драгоценное чувство, что счастье – это то, что мало зависит от внешних обстоятельств, а также дарит волшебные образы детского рая, где надежность не исключает свободы, а уют и комфортная рутина – радостных самостоятельных открытий. Словом, оставаясь писательницей по-настоящему мировой и глобальной, она говорит с российским читателем о вещах, важных именно – и в первую очередь — для него. А это значит, что покуда мы не изменимся до неузнаваемости (вряд ли этого следует ожидать в ближайшем будущем) ее месту в наших сердцах ничто не угрожает. Десятки людей с томиками Линдгрен в руках будут по-прежнему бродить по хуторам Катхульт и Бюллербю, по музею Юнибаккен в Стокгольме, уносясь мыслями в собственное детство, точь-в-точь так же, как это делали мы с моими детьми.

Линдгрен с Галиной Юзефович


«Дети с Горластой улицы»
Жизнь как она есть для самых маленьких: пожалуй, оптимальная книга для первого знакомства с творчеством Астрид Линдгрен.

«Приключения Эмиля из Леннеберги»
Вершина творчества Линдгрен: самая смешная, трогательная, мудрая и светлая ее книга. Прежде, чем браться за чтение, подумайте, готовы ли вы обзавестись целым выводком новых родственников, которые, без сомнения, останутся с вами на всю жизнь.

«Мы на острове Сальткрока»
Нежная, тонкая и щемящая книга о взрослении, о семье, о юношеском томлении и предчувствии большой жизни. Из тех текстов, которые обязательно надо прочесть между двенадцатью и шестнадцатью.

«Приключения Калле Блюмквиста»
Идеальный детский детектив и лучшее в мировой литературе описание природы и механики ролевых игр.

«Мы все из Бюллербю»

Книга, в которой хочется остаться жить навсегда!

Александра Баженова-Сорокина: Разговор на равных


— Там написано: «Вы страдаете от веснушек?» — прочла вслух Анника.
— Что ж, на вежливый вопрос надо ответить вежливо,- задумчиво сказала
Пеппи. — Давайте зайдем сюда.
Она распахнула дверь и вошла в магазин в сопровождении Томми и Анники. За прилавком стояла пожилая дама. Пеппи направилась прямо к ней и сказала твердо:
— Нет!
— Что тебе надо? — спросила дама.
— Нет! — так же твердо повторила Пеппи.
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать.
— Нет, я не страдаю от веснушек, — объяснила Пеппи.
На этот раз дама поняла, но она взглянула на Пеппи и тут жевоскликнула:
— Милая девочка, но ты же вся в веснушках!
— Ну да, вот именно, — подтвердила Пеппи. — Но я не страдаю от веснушек. Наоборот, они мне очень нравятся. До свидания!


Астрид Лингрен («Пеппи Длинныйчулок»)

Эта совершенно современная беседа появилась в 1945 году, за десятилетия до того, как сформировались понятие “бодипозитив”. Написавшая эти строки Астрид Линдгрен всю жизнь разрушала мифы и ставила под сомнение прописные истины – для того, чтобы между миром детей и миром взрослых установился постоянный диалог. За пятьдесят лет активного творчества писательница, ставшая символом Швеции, создала целый корпус текстов, в которых с уважением и пониманием говорила как со взрослыми, так и с детьми.

Как определить, что такое равенство? Это понятие в разное время и в разных культурах означало разные вещи, и до сих пор оно редко воспринимается как единство разных, как идея равноправия людей, отличающихся друг от друга, — что не делает их более или менее ценными. Столетиями идеалом человека был взрослый белый мужчина, женщина — дополнением и украшением идеала, мальчик — будущим идеалом, девочка — будущим украшением. И поменять такую картину мира только социальными реформами вряд ли возможно. Да и как вообще показать, что такое уважение к другому и равенство непохожих людей? Один из самых наглядных и самых сложных способов — создать пространство для диалога между разными людьми.

Когда я в детстве читала “Карлсона” и “Пеппи Длинныйчулок”, меня переполняло негодование: какие невыносимые главные герои! Карлсон вечно всё портит, а Пеппи — такая грубая девочка! И тем не менее, ругаясь на них, я продолжала раз за разом перечитывать книжки об этих поганцах. Пройдут годы, и только повзрослев я пойму, что Карлсон — удивительное сочетание черт обыкновенного маленького человека, который только что научился ходить, говорить, проверять все возможные границы, — и фантазий о нём Малыша, который уже, на самом-то деле, большой мальчик. Только позже я осознаю, насколько трудно всё время быть хорошим, как не хватает в холодном городе не только родителей и собаки, но вообще веселья, как важно иногда ощущать детскую свободу и не отвечать за последствия по-взрослому. Потому что обычно в детской литературе ты сталкиваешься с идеей ребёнка как смешного маленького-большого-человека, которому не всегда удаётся быть на высоте взрослости.

А у Линдгрен получалось, что быть ребёнком — ценно само по себе, и что когда ребёнок вынужден быть взрослым — это как раз признак того, что с миром что-то не так. Опять же, только во взрослом возрасте я открыла другую сторону “Пеппи” — историю о городке, где вдоль дорог валяются куски проволоки и ржавые консервные банки, где есть беспризорные дети и бездомные. И в нём видишь девочку, которая живёт одна и страдает потому, что нет никого, кто бы дал ей возможность просто быть ребёнком. Пеппи ухаживает за собой, за своим домом, лошадкой и обезьяной, даже распоряжается финансами, плохо — как умеет, как это сделал бы любой ребёнок на её месте. Зато она трогательно печёт для друзей булочки — жест, создающий ощущение домашнего уюта и мира без войны. И то, что именно она, маленькая одинокая девочка, оказывается остроумной, доброй и сильной, настолько, что ей удаётся победить самого сильного человека в мире, усача Адольфа (родители, купившие детям книгу Линдгрен с иллюстрациями Ингрид Ванг Нюман в 1945 году, безусловно радовались этой отсылке к победе над самым сильным в мире человеком Адольфом Гитлером, а вместе с ним — над Второй мировой) — огромная победа не только для неё самой, но и для детей и детства вообще.

Равенство детей и взрослых проступает в каждой книге Линдгрен именно потому, что она не оценивает поведение детей с точки зрения правильности, “взрослости”. Её дети часто играют во взрослых, как Калле Блюмквист, и иногда с огромным успехом. Они могут обладать недюжинной силой или ловкостью и смекалкой, как Ронья, но они всё равно дети, и в её ремарках, в отдельных фразах, в композиции повестей мы видим, как они воспринимают мир взрослых.

Сказочная литература даёт возможность, работая на двойную аудиторию, смотреть на мир через две разные призмы. Вот мы видим первые открытия человека в мире — какой красивый лес! Какие вкусные пирожные! Как здорово играть с друзьями! — увиденные глазами ребёнка. Непосредственность восприятия и яркость эмоций невозможно подделать, поэтому часто сказочники не справляются именно с этой задачей. С другой стороны, Линдгрен показывает не только радости, но и тяготы жизни маленьких городков, опасности и сложности мира. Вскользь она оговаривается, что Андерс, друг Калле Блюмквиста, всё время проводит с ним и с Евой-Лоттой потому, что отец бьёт его и остальных членов семьи. Не скрывает она и разбойничье ремесло любимого отца Роньи, Маттиса. В “Мадикен” и “Мы все из Бюллербю” в историях про маленьких детей всё равно появляются важные вопросы — работа, деньги, — то есть реальность взрослых, от которой жизнь детей зависит напрямую. Во многих детских сказках эти “взрослую действительность” по косвенным признакам может считать взрослый, но великая шведка говорит о ней и со взрослыми, и с детьми, а это и есть разговор на равных.

Удивительный парадокс: в мире Линдгрен есть место выдуманным существам, но реальность в них до боли узнаваема. Сочетание абсурдных ситуаций, сказочных приключений и сложной действительности, в которой есть место горю, смерти, неразделённой любви, бедности и другим “взрослым” понятиям, создаёт то самое пространство для диалога взрослого и ребёнка, и не только. Не менее важную роль сыграла писательница и в разрушении дихотомии “мальчик/девочка”, где мальчики должны быть сильными и умными, а девочки — красивыми и послушными. Её Пеппи, Ева-Лотта, Мадикен и другие героини не похожи ни на одну “типичную девочку”, и их озорство и даже наглость, которые часто злят взрослых, явно веселили их создательницу.

Так, равенство по Астрид Лингдрен не предполагает, что дети всегда умнее или сильнее взрослых, что они могут успешно справляться с теми же обязанностями – или что мальчики и девочки одинаковые. Равенство здесь в том, что каждый ребёнок уникален и не требует сравнения с кем-то другим, чтобы быть ценным. Мальчики и девочки, женщины и мужчины — это всегда люди. Линдгрен интересен каждый человек, она уважает каждого – и продолжает учить этому своих читателей, как научила меня.

Линдгрен с Александрой Баженовой-Сорокиной


«Дети с Горластой улицы»
Не самая известная книга, рассчитанная на маленьких детей, — прекрасное свидетельство того, как Линдгрен умеет обращаться с разной аудиторией. Лотта, Миа-Мария и Юнас — сёстры и брат, которые живут насыщенной жизнью, знакомой любому ребёнку, даже если он и не рос в маленьком городе. Эта книга явно повлияла на таких современных скандинавских детских писательниц, как Барбру Линдгрен и Русе Лагеркранц.

«Пеппи Длинныйчулок»
История беспризорницы, которую можно прочесть и как историю о ребёнке, пережившем психологическую травму (и который, тем не менее, справляется со всеми невзгодами), и как сказку о самой сильной девочке в мире, и как весёлую сатиру на современников Астрид Линдгрен.

«Мио, мой Мио»
Короткая поэтическая сказка, похожая на повесть немецких романтиков, о мальчике Мио, попадающем в волшебную страну, обретающем отца и новую жизнь, в которой есть место горю, страданию и всё побеждающей любви.

«Расмус-бродяга»
Книга, за которую Линдгрен удостоилась премии Ганса Христиана Андерсена. История круглого сироты Расмуса, который сбежал из приюта, и его друга Оскара, очень диккенсовская, хоть и как будто более жизнерадостная сказка о том, что любовь нужна каждому.

«Ронья, дочь разбойника»
Скандинавская «Игра престолов» и «Ромео и Джульетта» для позднего детского возраста — история Роньи и Бирка, детей из двух враждующих разбойничьих кланов. Мифы и легенды Скандинавии, природа и тонкие наблюдения Линдгрен сделали эту книгу международной классикой, а в 2014 году по ней было снято аниме на великой студии Гибли.

Лев Данилкин: Эффект Линдгрен


В детстве мне довелось прочесть кучу иностранных волшебных историй, которые задавали своего рода стандарты восприятия тех или иных наций. Как правило, «шкашошные шушештва» не только демонстрировали необычные способности в необычных обстоятельствах – но и полностью соответствовали стереотипическим представлениям о населении и географии.

В Италии говорящие овощи вели себя как сущие итальянцы, в Дании мальчик с осколками зеркала в глазах выглядел стопроцентно по-датски, в Англии девочка, даже сильно уменьшившаяся, производила впечатление эмблемы Англии.

И только с линдгреновской Швецией – а уж, конечно, за Швецию отвечала именно эта писательница – творились что-то не вполне понятное. Например, читая про «летающий бочонок или нечто другое над Вазастаном», я не мог взять в толк, ни при чем здесь бочонок, ни что такое Вазастан (-stan, сокращение от –staden <-город> — распостраненное окончание в наименовании городских районов в Швеции – прим.ред.). Швеция, ассоциирующаяся с образами мещанского уюта, стабильности и технологического прогресса, почему-то оказывалась территорией причуд и приключений, европейским аналогом Патагонии или Персии. Да еще и «Вазастан»: это было абсолютно нестокгольмское, нескандинавское слово, в нем ощущалось именно что «нечто другое»; дополнительное, экзотическое — ВазаСТАН! — измерение. Ориентальное, пожалуй; разве случайно Карлсон называет девочку, которую хочет успокоить, Гюльфия?

Сами шведы, судя по книжкам Линдгрен, были не такими чопорными типами, как прочие представители серьезных «капиталистических» держав. Они вызывали искреннюю симпатию как раз за счет того, что с ними можно было коммуницировать, не соблюдая стандарты почтительной серьезности, уместные при общении со всеми прочими иностранцами. Как говорил Малыш про свою подружку Гуниллу, «такая ужасно хорошая, что её незачем бить».

О том, насколько силен этот сугубо линдгреновский эффект вольности, свидетельствует поразительный эпизод из недавнего прошлого: когда в водах Стокгольмского архипелага искали следы подозрительной подлодки, российское оборонное ведомство, устами своего спикера, неожиданно заявило, что «шансов обнаружить в этих сферах русский след не больше, чем было у Филле и Рулле в поимке Карлсона, который живёт на крыше». Могла ли Линдгрен предположить, что цитатами из нее станут козырять российские официальные лица? Видимо, ей удалось совершить нечто такое, что способно изменить образ мыслей даже иностранных чиновников.

Карл Маркс однажды предположил, что существует закон, требующий от революции продвинуться дальше, чем она сможет осилить, — для закрепления менее значительных преобразований. Что тексты Астрид Линдгрен по силе воздействия на массы были настоящей когнитивной революцией, хотя бы и мирной и совершенной неполитическими инструментами, сложно усомниться. Автор «Пеппи» и «Карлсона», по сути, не столько сломала канон детской книжки, сколько создала новую матрицу — и для самоидентификации ребенка, и для представления о его роли в обществе.


В самом деле, в ходе атаки на картину мира своих читателей писательница продвинулась заведомо глубже и дальше, чем те были готовы принять ее и использовать; она генерировала целую плеяду существ, которые были сильнее, свободнее и бескомпромисснее «обычных» детей — и именно за счет этого «перебора» линдгреновским идеям удалось закрепиться в миллионах голов — раз и уже навсегда. Благодаря хозяевам Виллы «Курица» и Домика на Крыше границы мыслимого и теоретически представимого для «обычных» детей радикально раздвинулись, и именно эти, «обычные», могут теперь позволить себе то, о чем раньше даже не думали даже самые отчаянные.

Не секрет, каких оценок по поведению заслуживают классические линдгреновские герои — и какого рода мудрости они то и дело изрекают; кое-какие уроки Пеппи или Карлсона, касающиеся деталей того, как именно лучше всего совершать скачки из царства необходимости в царство свободы, могли бы, пожалуй, заинтересовать не только школьников, но и, допустим, детских омбудсменов.

Штука в том, что, теоретически, надышавшись линдгреновским гелием свободы, дети должны были бы превратиться в неуправляемых монстров, плюющих на правила вообще и родительские в частности: ведь они такие особенные и свободные, а родители, которые не в состоянии адекватно распорядиться даже собственной жизнью и имуществом, — такие закомплексованные, такие жалкие – мещане. По факту, однако же, ознакомившиеся с Карлсоном и Пеппи дети — остаются такими же «приличными», как раньше, — но при этом обретают понимание того, что границы сильно раздвинулись и при желании их можно попробовать на прочность; именно это подразумеваемое, внутреннее осознание потенциала и было эффектом Линдгрен.

Ведь в ее книгах живут не просто дети, которые-плохо-себя-ведут: прыгают по крышам, пробуют мухоморы и швыряются камнями. Линдгреновские дети, во-первых, имеют интересы, отличающиеся от интересов взрослых, во-вторых, они вполне могут в случае надобности заместить взрослых – и не просто доказать свою дееспособность, но и разрешить ситуацию двоевластия в свою пользу.

Из существ, терпеливо дожидающихся достижения заданной взрослыми планки «нормальности», они превращаются в субъектов, готовых в любой момент обернуться собственной противоположностью; прежде всего, преодолеть вмененную инфантильность. Это обретенная способность меняет если не поведение, то самосознание и политическую идентичность ребенка; некоторые славные идеи (например, идея равных прав для мужчин и женщин; или идея возможности достижения справедливости здесь и сейчас, доступными средствами) отныне кажутся такими же естественными, как знание, что вода мокрая, лимон — кислый, а Швеция — экзотическая, веселая и «ужасно хорошая», да еще и с Вазастаном.

Линдгрен с Львом Данилкиным


«Приключения Эмиля из Леннеберги»
Вечнозеленая коллекция шлягеров про приключения и розыгрыши донельзя веселого мальца, орудующего под девизом — тот не мужчина, кто думает о последствиях. Что ни абзац, то какая-нибудь выходка – плотность cобытий, необычайная даже по линдгреновским меркам.

«Пеппи Длинныйчулок»
Неоднозначная, мягко говоря, фигура и в высшей степени сомнительная ролевая модель, Пеппи стала такой же классической героиней, как Анна Каренина и мадам Бовари. Не факт, что ей удастся на века удержаться в пантеоне собственно детской литературы — конкуренция в сегменте супергероев отчаянная, но несколько поколений людей «на ней» успели вырасти, и мир уже безвозвратно изменился — благодаря Пеппи.

«Приключения Калле Блюмквиста»
Цикл историй о детях-детективах, настолько беззаветно преданных своему хобби, что грань между игрой и жизнью стирается напрочь. Не менее существенно, что умение Калле Блюмквиста разгадывать загадки передалось одноименному персонажу другого писателя — Стига Ларссона; так еще один герой Линдгрен если не обрел бессмертие, то задержался в литературе очень надолго.

«Малыш и Карлсон»
Иконический для советских подростков — и считавшийся эталоном юмористики — литературный сериал о мужской дружбе. «Карлсон» воспринимался не только как явная сатира на буржуазный семейный быт, но и как завуалированная — на одержимость государства Большим Космическим проектом: Летающий Бочонок не преодолел гравитацию, но каким-то образом перехитрил ее, без внятных научных целей, «просто так», — и всех обставил.

«Ронья, дочь разбойника»
Не у всех любителей прозы Линдгрен доходят руки до «Роньи», и напрасно: это, неожиданно, фэнтези о приключениях подростков в средневековой Скандинавии — непредсказуемое, меланхоличное и жутко правдоподобное.

Sweeden.ru




На развитие сайта

  • Опубликовал: vtkud
Читайте другие статьи:
Анатолий Алексин любил человека в детях и взрослых, а они отвечали ему взаимностью
02-05-2017
Анатолий Алексин любил человека в детях и

Вчера в Люксембурге в возрасте 92 лет умер прекрасный детский писатель Анатолий Алексин.
«Архетип» бумажной книги
04-03-2013
«Архетип» бумажной книги

Менталитет полной Европы
11-11-2012
Менталитет полной Европы

  • Календарь
  • Архив
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Март 2024 (57)
Февраль 2024 (47)
Январь 2024 (32)
Декабрь 2023 (59)
Ноябрь 2023 (44)
Октябрь 2023 (48)
Наши колумнисты
Андрей Дьяченко Ольга Меркулова Илья Раскин Светлана Седун Александр Суворов
У нас
Облако тегов
  • Реклама
  • Статистика
  • Яндекс.Метрика
Блогосфера
вверх