Рецензия на кн.: Психологическая наука в России XX столетия: проблемы теории и истории. Под ред. А.В.Брушлинского. М.: Издательство "Институт психологии РАН", 1997. 576 с. Опубл. в журн. "Вопросы психологии" (1999. № 1).В рецензируемой коллективной монографии оформлен опыт историко-теоретического осмысления ключевых траекторий развития и современного состояния отечественной психологической мысли. Едва ли нужно специально оговаривать, сколь сложна задача написания такого труда сегодня. И вот, задача решена...
Конечно, каждый читатель может по-разному оценивать степень успешности ее решения, но бесспорно одно: в книге историческая арена становления науки о психике предстает наполненной живым действием ее творцов, самобытные поиски которых воплотили дух соответствующей эпохи. Это во многом противостоит привычному для нас и до сих пор господствующему способу историко-научной реконструкции. Речь идет о представлении истории науки в виде выстроенной по готовой схеме экспозиции уже свершившихся или даже незавершенных ходов мысли неких мифологизированных ученых персоналий. В любом случае эти ходы легко приводимы к определенному "общему знаменателю" (скажем, "борьба материализма и идеализма"), решающее слово в определении которого всегда принадлежало идеологии.
Правда, дело нередко оборачивалось курьезами, по части воспроизводства которых нынешняя эпоха может достойно конкурировать со своей предшественницей. Если вчера религиозного И.П.Павлова объявляли чуть ли не главным борцом за атеистическо-материалистическое мировоззрение, то сегодня ориентированного на диалектику и, в частности, применявшего марксов формационный подход к анализу духовной культуры античности А.Ф.Лосева причисляют к когорте православных философов. Что ж, идеологам нужно как-то оправдывать свой ангажемент в "новых социально-экономических условиях", хотя лучше бы они делали это
по ту сторону науки.В связи с этим отметим, что возглавляемый А.В.Брушлинским авторский коллектив - помимо А.В.Брушлинского в него входят:
К.А.Абульханова-Славская, Л.И.Анцыферова, В.В.Знаков, В.А.Кольцова, Ю.Н.Олейник, Б.Н.Тугайбаева - содержательно определил свое место по эту сторону науки. Книга свободна от идеологических манифестов, шокирующих исторических оценок, сентиментальной ностальгии по психологии (дореволюционного, либо советского периода), "которую мы потеряли", огульной критики достижений "марксистской" психологии или недовольства нынешними психологическими веяниями, апологетических клише и апокалипсических прогнозов... Ее авторы - аналитики; они заняты своим делом, не притязая на лавры исторических судей или оракулов. А это тем более трудно, если учесть, что подобные притязания, как и размытость границ между научным анализом и переведенной на "язык науки" идеологизированной фразой, традиционно отличали российскую общественно-гуманитарную мысль - от В.И.Ленина до Н.А.Бердяева. К тому же и текущий исторический момент провоцирует - все-таки излет столетия, излет тысячелетия... Книга позитивна по способу воспроизведения материала, основательна в своих узловых дискурсах, спокойна по стилю изложения, плюралистична по составу идей.
При ее чтении приходишь к, казалось бы, простому и естественному выводу, который, который, однако, в контексте современной научной ситуации приобретает особый смысл. При всей своей внутренней гетерогенности и парадигмальной разноликости отечественная психология - едина. Едина - исторически и логически. Выскажем (с подачи авторов) следующее предположение: это единство задает идея субъекта и его активности, атрибутивная российской психологии на всех этапах ее становления. Разумеется, данная идея могла по-разному специфицироваться в координатах психологического анализа - в образе идеи субъекта деятельности, субъекта поведения, субъекта общения, субъекта познания, субъекта сознания... Да и сама "субъектность" могла получать различные толкования. Тем не менее именно эта идея составила одно из оснований развивающейся целостности отечественного психологического знания, прозвучала рефреном его истории. Мы говорим не о каком-то рафинированно-почвенном "русском пути" - такого психология никогда не знала. Мы говорим лишь о целостнообразующем логическом начале и смыслообразующем ориентире движения научной мысли.
Идея субъекта (в формулировке, приближенной к современной) явилась порождением европейского человекознания Нового времени - философского и специально-научного. Но именно европейская, и еще в большей степени - американская, психология испытала значительные трудности в освоении этой идеи. Эти трудности, например, отчетливо проявились, в попытках психологов-когнитивистов "оживить" формализованные когнитивные структуры, населив их демонами или гомункулусами. Последним делегировалось решение задач управления процессами преобразования информации и принятия решений (см. оценку таких попыток в работах В.П.Зинченко и Б.М.Величковского). Метафору демона-гомункулуса в известной мере допустимо рассматривать как оппозицию идее субъекта.
Вообще, поистине архетипический сюжет ментальных демонов несет на себе груз столетий и даже тысячелетий, если иметь в виду его мифологические корни. К этому следует добавить тему соматических, в том числе - церебральных, демонов. Еще Р.Декарт представил их в облике "живых духов", раскачивающих шишковидную железу (эпифез). Но "демонологический архетип" воспроизводят и современные нейрофизиологические модели функционирования специализированных, сверхизбирательных нейронов, реальность которых была эмпирически доказана в электрофизиологических опытах Хьюбеля - Визеля, а свойства - мистифицированы сторонниками "радикальных" взглядов на локализацию психических функций в теле мозга.
В истории развития концептуального аппарата психологии демоны-гомункулюсы могли принимать как деперсонифицированную, так персонифицированную форму. Примерами из первого ряда могут служить элементы сознания (классическая психология сознания), intervening variables (Э.Толмен), структура, или форма как средство самообнаружения сущности явлений в феноменальном поле (гештальтпсихология). Примеры из второго ряда: хрестоматийные фрейдовские персонажи - Id, Ego, Super-Ego; субъектные инстанции "Родитель - Взрослый - Дитя" (Э.Берн), "логико-сознательное Я" (А.Менегетти) и др. Наделяя те или иные образования гомункулоподобными чертами, психологи закрепляли за ними многообразные, но всегда ответственные функции: регуляции, реструктуризации опыта, рефлексии, опосредствования (включая посредничество) и т.д.
Приведенные выше - далеко не полные - перечни свидетельствуют о том, что демоны не поддаются изгнанию, и психология, видимо, еще долго будет явно или скрыто апеллировать к образу "внутреннего человечка" (см., например:
Карпенко М.П. Об одной когнитивной модели и ее роли в процессе обучения // Журн. прикладной психологии. 1998. N 1. С. 93-100). Впрочем, как уже говорилось, этот образ лишь отчасти противостоит идее субъекта. Просто здесь возможны два варианта.
Вариант первый. Целостный субъект полностью редуцируется к совокупности населяющих его внутренний мир гомункулюсов и (или) превращается в их функцию-производную. Типичная иллюстрация - вышеупомянутая фрейдовская модель психики человека. Менее типичная
- концепция А.Н.Леонтьева, где личность выводится из иерархии деятельностей (так сказать, экстериоризированных гомункулюсов).
Вариант второй. Гомункулюс (или его аналог) способен емко и адекватно выражать жизненную целостность и цельность субъекта. Для русской философско-религиозной традиции аналогом такого гомункулюса стало свободно созерцающее сердце (И.А.Ильин, П.Д.Юткевич и др.) - средоточие вершинных интенций национальной души. В нашей психологии этот вариант соотносим с представлениями о о человеческом Я как "содружестве", "республике" субъектов (С.Л.Рубинштейн), о функциональных органах (А.А.Ухтомский, Н.А.Бернштейн, А.В.Запорожец, В.П.Зинченко), об отраженной субъектности (В.А.Петровский) и др. Здесь это продиктовывалось необходимостью выразить внутреннюю неодномерность, рефлексивность, позиционность субъекта, его трансцендентность по отношению к самому себе и наличным обстоятельствам жизнедеятельности. Подобный подход вообще характерен для отечественных человековедческих дисциплин.
Авторы новой книги справедливо ссылаются на такую особенность российского менталитета, как "глубокая психологичность, склонность к психологическому мировосприятию и самоанализу" (с. 14). Следуя духу культурной традиции, отечественные ученые всегда стремились не только к постижению внутреннего содержания психической жизни, но также к раскрытию творчески-конструктивной функции сознания в мироздании, точнее - в миросозидании. Уже генез земной психосферы (Н.Н.Ланге) мыслился ими в качестве фундаментального витального начала - фактора биологической эволюции (А.Н.Северцов). Отсюда и симптоматичные попытки понять субъективную реальность как особую форму реальности объективной, воссоздать "онтологический статус" сознания.
Любая разновидность натурализма в истолковании природы души, психики, сознания всегда довольствовалась фактом
данности объективности субъективного. Дело при этом сводилось лишь к тому, чтобы подыскать некоторую готовую нишу в системе "предустановленной гармонии" (Г.Лейбниц) бытия, куда и следует вписать сознание (субъективное). Диапазон проявлений этой теоретической установки достаточно широк: от подхваченного В.И.Лениным "нейтрального" и в общем бесспорного натурфилософского тезиса о генетическом родстве всеобщего свойства материи - отражения и субъективного ощущения до построений неофрейдистской космологии, согласно которым Все¬ленная способна испытывать прототипы либидозных состояний. Глав¬ное, однако, в другом. Названная установка практически не содействовала преодолению трактовок сознания как эпифеномена, фантома физических событий.
В отличие от этого выдающиеся представители отечественной науки (не только психологи) в том или ином виде развивали идею внутренней участности (М.М.Бахтин) сознания в бытии. Для них объективность субъективного выступала не данностью, а заданностью. Иначе, обретение сознанием онтологического статуса, утверждение сознания в этом статусе интерпретировалось как своеобразная поисково-смысловая, проектная, конструктивная, т.е. в пределе - творческая задача. Такая задача объективно возникает и перед реальным носителем сознания, и перед исследователем, которому предстоит осмыслить бытийствование сознания в координатах развивающегося процесса.
Только в этом идейном контексте может быть адекватно поставлена проблема субъекта. Этот контекст постепенно складывался в российской науке благодаря трудам столь разных ученых, как И.М.Сеченов, А.А.Ухтомский, В.И.Вернадский, И.А.Ильин, П.А.Флоренский, Н.К.Рерих, Г.Г.Шпет, М.М.Бахтин, Н.А.Бернштейн, Л.С.Выготский, А.Н.Леонтьев, Б.М.Теплов, П.Я.Гальперин, Д.Б.Эльконин, Э.В.Ильенков, Г.С.Батищев, М.К.Мамардашвили, В.В.Налимов, В.В.Давыдов и др. Особое место среди перечисленных имен занимает имя С.Л.Рубинштейна. Его намного опередившая свое (и наше?) время статья "Принцип творческой самодеятельности" (1922) явила собой подлинный манифест нового понимания объективности субъективного, т.к. содержала проект
генетической онтологии субъекта. Рубинштейновский проект нацеливал исследователя на анализ процесса развития,
образования субъекта,
становления субъекта формообразующей и самоустремленной объективной силой. В рамках школы Рубинштейна и вне их, но
в том же ключе, проблема субъекта сейчас продуктивно разрабатывается К.А.Абульхановой-Славской, В.С.Библером, А.В.Брушлинским, В.П.Зинченко, Ф.Т.Михайловым, В.А.Петровским, В.И.Слободчиковым, Г.А.Цукерман, В.Д.Шадриковым, Б.Д.Элькониным и др.
Под избранным углом зрения примечательна и судьба объективного метода в нашей психологии. Отнюдь не рефлексо- и реактологические варианты этого метода отражали специфику его уникальной отечественной конструкции. Об этом свидетельствуют и материалы рецензируемой книги. Еще в дооктябрьской России - вопреки классическим схемам В.Вундта и раннего поведенчества - развернуто обсуждались и частично реализовывались программы создания таких экспериментальных методов, которые позволяли бы воспроизвести развивающуюся целостность изучаемых психических явлений (Н.Н.Ланге, А.Ф.Лазурский и др.). Позднее было выделено и основание развития данной целостности - собственная предметная активность (затем - деятельность) субъекта (Л.С.Выготский, Н.А.Бернштейн, М.Я.Басов, С.Л.Рубинштейн, А.Н.Леонтьев). С опорой на это ученые школы Л.С.Выготского сформулировали стратегию экспериментально-генетического моделирования психических функций, а представители школы С.Л.Рубинштейна - предложили метод экспериментального изучения мышления в условиях его формирования. Тем самым новое понимание объективности субъективного воплотилось в ткани конкретно-психологического познания.
Создатели монографии не только подробно харктеризуют это понимание, но и сами вносят вклад в его развитие. Так, в п. 1 гл. 4 мы находим попытку реконструировать содержание трактовки личности и ее развития в культурно-исторической теории Л.С.Выготского (у самого Выготского соответствующие моменты оказались во многом не эксплицированными, хотя и логически вытекающими из его общей концепции). При этом понятие активности субъекта (совершенно справедливо, на наш взгляд) полагается как центральное и в общепсихо¬логической теории Выготского, и в его теории личности. В п. 2 той же главы проблема субъекта рассматривается в соотношении с принципом детерминизма и понятием зоны ближайшего развития (ЗБР). Здесь уже осуществляется критический разбор взглядов Выготского, указывается на существенные ограничение его представлений о ЗБР, что во многом не совпадает с оценками автора предыдущего параграфа. Думается, подлинный смысл понятия ЗБР может быть определен лишь в целостном контексте научных поисков Выготского, доминантой которых стала идея развития как креативного процесса обретения ребенком внутренней свободы (произвольности), расширения его индивидуального опыта ребенка по мере освоения орудий человеческой культуры.
В гл. 5 раскрываются философско-методологические основания психологии деятельности и ее субъекта. В частности, авторская рефлексия по поводу введенного С.Л.Рубинштейном понятия творческой самодеятельности как источника объективности образа мира убеждает читателя в его глубокой эвристичности. Осознание эвристичности этого понятия прежде всего сторонниками общепсихологической теории деятельности, его введение в современный концептуальный оборот, способно вырвать указанную теорию из той стагнации, в которой она сегодня пребывает. В гл. 6 категория субъекта привлекается для сопряжения исторического и логического планов проблемы личности в психологии. Гл. 7 содержит абрис проблемы целостности субъекта как основы системности его психических качеств.
К сожалению, формат журнальной рецензии не позволяет разносторонне осветить содержание обширного и весьма многопланового издания. По многим вопросам хотелось бы вступить с авторами в диалог и даже в дискуссию. Оставляя эту возможность открытой, пожелаем книге доброго пути к уму и сердцу читателя.
На развитие сайта
