Некоторые поэтессоненавистники (каюсь, я тоже немного из этих...) утверждают: женщине нужно сменить пол - только в обмен на это она получит лиру. В самом деле, не женская работа - поэзия. Жесткая, жестокая, колющая, режущая. Поэты - не летают, они - не мотыльки и не северянинские соловьи. «Поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души...» Поберегите свои божественные стопы, милые! Уж лучше летайте!...
Анна Горенко, Анна Андреевна не поберегла, и оказалось, что у нее божественные - не только стопы... Сегодня ей исполняется 125 лет.
Поэзия начинается со смятения.
Смятение у обычных граждан – преходящее психическое состояние, которое, скорее, характеризует слабость.
А поэтическое смятение не «пройдет», как у рядового гражданина. Прорвется в стихи. В силу. Ибо уже внутри у «гражданина и поэта» смятение - разное.
Нет, по большому счету стихов, в которых нельзя было бы расслышать хотя бы далекого эха смятения.
Самое сильное смятение – у «сильной женщины» Анны Ахматовой.
1
Было душно от жгучего света, А взгляды его - как лучи. Я только вздрогнула: этот Может меня приручить. Наклонился - он что-то скажет... От лица отхлынула кровь. Пусть камнем надгробным ляжет На жизни моей любовь.
2
Не любишь, не хочешь смотреть? О, как ты красив, проклятый!
И я не могу взлететь, А с детства была крылатой. Мне очи застит туман, Сливаются вещи и лица, И только красный тюльпан, Тюльпан у тебя в петлице.
3
Как велит простая учтивость, Подошел ко мне, улыбнулся, Полуласково, полулениво Поцелуем руки коснулся – И загадочных, древних ликов На меня поглядели очи... Десять лет замираний и криков, Все мои бессонные ночи Я вложила в тихое слово И сказала его напрасно. Отошел ты, и стало снова На душе и пусто и ясно.
Сильное смятение сильного уходит в творчество.
У Ахматовой есть два стихотворения под названием «Творчество» - широко известное, из цикла «Тайны ремесла» («Когда б вы знали из какого сора...»), и менее широко:
Творчество ...говорит оно: Я помню все в одно и то же время, Вселенную перед собой, как бремя Нетрудное в протянутой руке, Как дальний свет на дальнем маяке, Несу, а в недрах тайно зреет семя Грядущего...
Вся психология творчества умещается в этой поэтической схеме.
И чтобы поставить точку... Должна ли поэтесса перестать быть женщиной? Никогда. Любимой женщиной - никогда! Она даже в истории остается со своим возлюбленным (тут уж навеки!), ожидая от него, что и здесь он продолжит исполнять ее прихоти. А, может быть, впервые исполнит - в историческом, единственно подходящем для этого масштабе. Ведь что такое история? Способ исполнения великих прихотей любимых. И потому она - история любви, великой любви.
Хотя может стать и историей ненависти, величайшей... Первый удар ее на себя принимают опять-таки поэты, - прямо на лезвии ножа. Ножа истории. Может, достаточно любви без всякой истории? Любовь сама, по Булгакову, убийца еще та... Может, все-таки поберчь пятки? Или переселить оттуда душу в какое-то более надежное место?
Не получается поставить точку...
Столько просьб у любимой всегда! У разлюбленной просьб не бывает. Как я рада, что нынче вода Под бесцветным ледком замирает. И я стану Христос, помоги! На покров этот, светлый и ломкий, А ты письма мои береги, Чтобы нас рассудили потомки, Чтоб отчетливей и ясней Ты был виден им, мудрый и смелый. В биографии славной твоей Разве можно оставить пробелы? Слишком сладко земное питье, Слишком плотны любовные сети Пусть когда-нибудь имя мое Прочитают в учебнике дети, И, печальную повесть узнав, Пусть они улыбнутся лукаво... Мне любви и покоя не дав, Подари меня горькою славой.
