Я долгое время был секретарем у А.Ф. Лосева, который плохо видел, и записывал под его диктовку, просто много, несколько книг. За все это время, за долгие года я ни разу не сделал, мне не было дано указание это сделать, движение зачеркивания. Т.е. А.Ф. Лосев никогда не вычеркивал то, что однажды написал. Если написалось, то написалось. Как сказалось, хорошо или плохо, так и сказалось: он раз это сказал, то и отвечает за это. Но ни разу же А.Ф. Лосев не был связан тем, что однажды сказал. Вы заметите у него в книгах «обращения» его тезисов, когда он легко и плавно переходил к другому и в том числе к противоположному. Он был готов к тому, что что́ ему показалось таким сейчас, покажется другим, окажется новым, обернется другой стороной, — что иначе не бывает, и напрасно пытаться выжать из себя что-то такое, что остановится, застынет окончательной истиной. В этой мудрости А.Ф. Лосева было смирение: он шел на то, чтобы ошибаться, быть таким, какой он есть, не выстраивать из себя при помощи слов другого А.Ф. Лосева, более определенного, выдержанного, фиксированного. Он всегда перетекает, превращается, оборачивается другим, чем он казался, и самое нелепое его цитирование, когда берется место, фраза, положение без противоположного места, фразы, положения, которые у А.Ф. Лосева заведомо есть, поищите, скорее всего на следующей странице или через страницу-две, ну в крайнем случае в другой его книге. — То, что я сказал, конечно, не приглашение говорить то, что Бог на душу положит. Всё, что позволял себе А.Ф. Лосев, было куплено его непрекращающимся усилием найти истину. Не там ищут. Ищут надежность в формуле, в дефиниции, в стиле, в «философской поэтике», есть целая молодая школа «философствования», вырвавшаяся как на вольный простор на простор «текстов» и обсуждения «особенностей», и «приемов», и «подходов» и «уровней» писания, синтаксиса, лексики и т.д. Никакого отношения ко всему этому стилистическому кубику Рубика философия не имеет. Она имеет дело с вещами.