Гаусс или Пушкин, Фарадей или Дравин творили не ради будущих школярских отчетов в соответствии с критериями образовательной бюрократии. Опрашивающий детей педагог – такой же бюрократ, как те вышестоящие взрослые, которым он будет потом отчитываться о результатах опроса детей. Правда, насаждает он (не по своей воле) куда более опасную вещь – «ранний бюрократизм мышления», как назвал это философ Михаил Лифшиц. Учитель рано или поздно оставит свои бюрократические заботы и уйдет домой, а дети останутся с этим на долгие годы, если не навсегда.

Гаусс и Пушкин, вместе со всей культурой, будут просто сданы и забыты, как страшный сон. Хотя и учитель особо не горит, а постепенно выгорает, профессионально тлеет, рискуя прожить жизнь как личность в состоянии «летаргического сна» (феномен выдуманный и термин введен в русский оборот не очень точный, но, увы, не беспочвенно).

Менделееву таблица являлась во снах. Академик Бонифатий Кедров, философ, историк науки и химик, посвятил им сотни страниц. Потому что в них вызревало главное. Что же, теперь уроки химии толкованию сновидений посвящать? Но если вызревало главное... Знай Лермонтов, что те слова, что он «от сердца отрывает», будут зазубривать троечники!

Образование – это не изучение «законов природы и общества» самих по себе. Это – освоение тех законов, тех способов, того образа человеческого мышления, которые делают возможным такое изучение. Хоть наяву, хоть во сне. Образование – это пробуждение и бодрствование самосознания мыслящего человечества. И ключевая форма его самопознания. О чем бы ни шла речь.