Как это было, и почему взгляды бывших заложников и государства на теракт сильно разнятся22.10.2022Москва. 23 октября 2002 года. 21.05. К театральному центру на Дубровке подъезжают три микроавтобуса с вооруженными людьми. В это время в театре идет мюзикл «Норд-Ост» по роману Каверина «Два капитана», внутри 916 зрителей и работников.Обезоружив пятерых охранников, располагавших лишь электрошокерами и газовыми пистолетами, террористы врываются в зрительный зал, часть из них идет по подсобным помещениям, выгоняя оттуда артистов и других сотрудников театра.
Боевиков, по разным данным, то ли 40, то ли 52 (следствие до сих пор не смогло убедительно ответить на этот вопрос).
Они не выдвигают никаких требований и просто начинают минировать зал. Лишь нескольким заложникам разрешают позвонить родным, чтобы сообщить: если силовики откроют огонь, то за каждого убитого соратника террористы расстреляют 10 человек.
Свое главное требование они озвучат лишь спустя три с половиной часа после захвата здания: прекратить идущую уже третий год вторую чеченскую войну и вывести российские войска.
ПодготовкаПо версии ФСБ, теракт на Дубровке готовился с лета 2002 года штабом президента Ичкерии Аслана Масхадова. Командиром боевиков был назначен Руслан Эльмурзаев, начальник службы безопасности московского «Прима-банка». Впоследствии этот человек представлялся переговорщикам Абубакаром.
Оружие в Москву отправили в грузовике, перевозившем яблоки, но по пути автомобиль сломался, и груз (18 автоматов Калашникова, 20 пистолетов Макарова и Стечкина, несколько сотен килограммов пластида, более 100 гранат) пришлось переложить в багажники нескольких «Жигулей». Оружие и взрывчатку доставили в деревню Черное под Балашихой, в дом уроженца Чечни Хампаша Собралиева.
Следом Эльмурзаев занялся покупкой автотранспорта, на котором боевики должны были прибыть на место теракта: взяв в «Прима-банке» $40 000 в кредит, он приобрел микроавтобусы Ford Transit и Volkswagen Caravelle. Другие члены банды приобрели два автомобиля ВАЗ и арендовали гараж в Огородном проезде, где также был организован склад оружия.
Большинство участников теракта прибыло в Москву уже в октябре. Добирались отдельными группами: кто самолетом из Ингушетии, кто поездом, кто автобусом. Для них по поддельным паспортам было арендовано пять квартир.
Первоначально произвести захват заложников планировалось 7 ноября — в День согласия и примирения.
Рассматривались три потенциальные локации:
Московский дворец молодежи,
Театральный центр на Дубровке
Московский государственный театр эстрады.
Одна из участниц нападения, Есира Виталиева, обошла их, чтобы разведать, как устроена система охраны, внутренние помещения и подъезды к зданиям, после чего было решено, что атаковать нужно именно центр на Дубровке, имеющий большой зрительный зал и малое количество прочих помещений.
Перед этим, правда, было решено провести предварительную акцию устрашения: взорвать два автомобиля ВАЗ и «Таврию», приобретенные подельником террористов Ахъядом Межиевым, у концертного зала имени Чайковского, рядом с Госдумой и у McDonald’s на улице Покрышкина. Взрывы должны были произойти 17 октября, но в итоге два автомобиля так и не взорвались, а детонация у McDonald’s все же произошла, но не в запланированное боевиками время: в 13.10 вместо часа пик — 19.00. Погиб один человек — 17-летний студент Сергей Гришин.
Дни пленаЧерез час после захвата заложников здание театрального центра оцепляют сотрудники милиции, ОМОНа и СОБРа. К этому времени нескольким людям, сумевшим в момент вторжения боевиков запереться в подсобных помещениях, удается покинуть здание через окна и запасные выходы. Сами боевики заявляют, что отпустят иностранных граждан (около 75 человек), потому что «не имеют к ним претензий».
Первым добровольцем, решившим обменять себя на кого-либо из заложников, становится 35-летний подполковник юстиции Константин Васильев. В военной форме и со служебным удостоверением он проходит в театральный центр и вступает в переговоры с боевиками, однако те не верят, что он пришел по своей инициативе, и убивают его. В полночь 24 октября они сами отпускают 15 детей, нескольких иностранных граждан и мусульман.
К 8 утра 24 октября власти сообщают, что всего с момента захвата театрального центра отпущен 41 человек.
При этом у пытающихся вести переговоры представителей российских властей (например, депутата Госдумы от Чечни Асламбека Аслаханова) добиться ничего не получается. Пришедшую в театральный центр по своей инициативе 26-летнюю москвичку Ольгу Романову убивают.
Террористы сами озвучивают список тех, с кем готовы вести переговоры: это представители «Красного креста», организации «Врачи без границ», Ирина Хакамада, Григорий Явлинский, Борис Немцов и Анна Политковская.
Вот как описывала Политковская поход на переговоры к террористам:
Из материала «Цена разговоров»«Подошвы туфель скользят по какой-то раздавленной на полу красной гадости. Осторожно всматриваюсь в этот жуткий низ, потому что очень боюсь показаться слишком любопытной, но еще сильнее боюсь встать ногой в застывшую кровь. Но, слава богу, это какая-то бывшая сладость. Может, фруктовое мороженое. Дрожь чуть отступает, раз не кровь.
Ждем минут двадцать — это послали «за старшим». Пока он все никак не идет, сверху, с балкона, то и дело свешиваются головы в масках. Одни маски — полные, закрывающие лица так, что невозможно определить черты лица. Другие — легкие, как у первого, стоявшего за стойкой.
— Это ты была в Хотунях? — спрашивают головы.
— Я.
«Головы» довольны. И эти Хотуни (село в Веденском районе), получается, как мой пропуск сюда: была — значит, можно поговорить.
— А вы откуда? — задаю вопрос тому, кто за стойкой.
— Я — из Товзени, — отвечает. — Тут много из Товзени и вообще из Веденского района.
Следует непонятное месиво творящейся трагедии: одни «маски» приходят, другие уходят — уплывающее в никуда время сжимает сердце дурацкими предчувствиями… А «старшего» все нет. Может, нас сейчас просто расстреляют?
Наконец выходит человек в камуфляже и с полностью закрытым лицом, коренастый, нехудой и с точно такой же выправкой, как у наших офицеров-спецназовцев, обращающих серьезное внимание на физподготовку. Говорит: «За мной». Ноги совсем подкашиваются, но бреду. Оказывается, это и есть «старший».
Мы оказываемся в грязной бытовке при разгромленном буфете. Сзади — кран с водой. Кто-то ходит за спиной, я поворачиваюсь; понимаю, что это выглядит нервно, но… Куда деваться? Можно подумать, у меня есть опыт общения с террористами в экстремальных условиях… Возвращает к холодному рассудку сам «старший»:
— Не смотреть назад! Со мной разговариваете, на меня и смотрите.
— Кто вы? Как вас называть? — спрашиваю, не слишком надеясь на ответ.
— Бакар. Абубакар.
<...>
Есть такое поколение современных чеченцев: Бакар — из тех, кто десять последних лет не знал ничего, кроме автомата и леса, а до этого только и окончил, что школу, и так, постепенно, жизнь в лесу для них стала единственной, какая вообще возможна. Судьба без вариантов.
— Поговорим о делах?
— Ладно.
«Сначала — о детях старшего возраста. Надо отпускать, они дети». — Об этом первым делом попросил с «ними» разговаривать Сергей Ястржембский, помощник президента России.
— Дети? Тут детей нет. Вы забираете наших на зачистках с 12 лет, мы будем держать ваших.
— Чтобы отомстить?
— Чтобы вы почувствовали, как это».
ИсточникВ итоге Политковской все же удается получить разрешение террористов: она с коллегой по «Новой газете» Романом Шлейновым может принести заложникам воду и соки.
Пришедшему в театральный центр Иосифу Кобзону удается вывести из здания женщину с тремя детьми. Сотрудникам «Красного креста» отдают пожилого мужчину, гражданина Великобритании. Присоединившейся к Кобзону Ирине Хакамаде террористы говорят, что готовы отпустить 50 заложников, если к ним приедет глава администрации Чечни Ахмат Кадыров, но тот на Дубровке так и не появляется.
Еще вести переговоры с боевиками пытаются сын режиссера Станислава Говорухина Сергей, зам главного редактора «Литературной газеты» Дмитрий Беловецкий, глава Торгово-промышленной палаты Евгений Примаков, бывший президент Ингушетии Руслан Аушев. Сотрудникам «Красного креста» 25 октября удается еще раз передать заложникам воду и соки, еду боевики не разрешают передавать принципиально.
В самом зрительном зале в это время — абсолютно разные настроения. Кто-то из заложников пытается договориться, чтоб его отпустили. «Один мужик, узбек, подошел к террористу и говорит: «Мы же с тобой братья, выпусти». Он на него наставил автомат и сказал: «Сядь на место, брат». Другой подошел с тем же: «Выпусти меня как мусульманина». А террорист: «Раз ты мусульманин, прочти хоть одну молитву». А тот в Москве живет, ни одной молитвы не знает, — рассказывал об этом артист оркестра мюзикла «Норд-Ост» Илья Лысак.
— Был еще один тип — шикарно одетый человек. Он им предложил деньги, а террористка сказала: «Рядом с тобой сидит женщина, и у нее нет денег. Почему ты решил, что я тебя выпущу, а ее нет?» И его не отпустили».
По словам Лысака, женщины о себе не просили, но просили отпустить детей. Многие из заложников пытались разговорить террористов, чтобы снизить градус агрессии к себе.
Из воспоминаний заложницы Светланы Губаревой:
«У женщин-чеченок была валерьянка. Они давали заложникам валерьянку. Бараев, после того как сделал объявление, прошел около нашего края (конец ряда) и сел примерно в 19-м ряду за нами, и те, кто сидел недалеко, имели возможность с ним говорить.
Естественно, первый вопрос: почему нас? Он говорил, что война в Чечне длится уже много лет, каждый день там гибнут люди, что их требования — остановить войну в Чечне. Люди стали говорить, что они сочувствуют чеченцам, что тоже против войны, на это Бараев ответил: «Но вы же не выходите на митинги с требованием остановить войну! Вы ходите в театры здесь, а нас там убивают».
Женщины стали спрашивать: «А почему нас, слабых? Почему бы вам не захватить Думу?» На это Бараев сказал, что Дума себя хорошо охраняет, но они согласны поменять на каждого депутата десять заложников, если кто-нибудь изъявит желание.
Через какое-то время после этого разговора женщина в партере поднялась и говорит: «Наше правительство не торопится нас спасать, мы должны делать это сами. Давайте звонить своим родственникам, знакомым. Пусть они выходят на Красную площадь на митинг с требованием остановить войну в Чечне!»
Бараев ответил на это: «Звоните, если хотите» — и велел своим подчиненным раздать мобильные телефоны. По мобильным люди звонили своим родственникам. Чеченцы не требовали от заложников ничего, кроме послушания».
ИсточникВ 21.50 террористы отпускают из театрального центра еще четырех заложников.
Ночью 26 октября у одного из мужчин в зале сдают нервы, и он бросается на находящуюся рядом с ним террористку с бутылкой в руках. Боевики пытаются убить его, но промахиваются и ранят двоих заложников.
Для них сами вызывают скорую. Один из раненых заложников погибает уже в больнице.
В 5.10 утра 26 октября освещавшие главный вход в театральный центр прожекторы одномоментно гаснут. Так становится известно, что силовикам поступила команда брать здание штурмом.
ШтурмОдновременно с выключением прожекторов в театральный центр начинают закачивать газ. Власти и тогда, в 2002 году, и впоследствии будут называть его усыпляющим, но его формула до сих пор не раскрыта.
Через 20 минут у здания раздаются три взрыва и автоматная стрельба.
«Около 5.30 все услышали взрывы и стрельбу в районе ДК. Все родственники заложников выбежали на улицу в попытке прорваться через оцепление в сторону ДК. Но попытки пресекались сотрудниками милиции с помощью дубинок, — вспоминал отец погибшей заложницы Кристины Курбатовой. — Мне достоверно известно, что до применения спецслужбами газа моя дочь была жива. Более того, когда заложники почувствовали и увидели неизвестный газ, Кристина предпринимала все возможные попытки для спасения от газа не только себя, но и других детей-заложников».
«Когда пошел газ, боевики забегали по сцене, открыли двери партера, начали суетиться <…> Когда начали стрелять, стал молиться. Одна террористка стояла очень близко от меня, я думал, что если эта штуковина на ней взорвется, от моего лица ничего не останется. Ну а дальше мне стало все равно — наверное, действие газа, — рассказывал музыкант мюзикла Илья Лысак.
— Женщины-камикадзе стали надевать респираторы, наш гобоист Паша сказал той, которая стояла рядом: «Ты неправильно надеваешь. Вот так надо». Помог и произнес: «Вот теперь правильно».
«Я отключилась, сжимая в объятиях Ярослава. Когда начался штурм, увидев, как террористы забегали по сцене, я сказала сестре: «Прикрой Настю курткой», а сама крепко обняла Ярослава. Он был выше меня, и поэтому получилось, что это он меня накрыл», — вспоминала потерявшая сына при штурме москвичка Ирина Фадееева.
Штурм был завершен к 6.30 утра.
Погибли, по официальным данным, 130 человек, а по информации организованного самими заложниками и их родственниками движения «Норд-Ост» — 174 человека.
И сразу после штурма, и в последующие годы решение прекратить переговоры с боевиками и выбрать силовой вариант вызывало массу вопросов. И вот почему.
«Заложников отравили»Проведение штурма обществу объяснили тем, что террористы якобы отказываются от переговоров и начинают готовиться к расстрелу заложников. Однако один из генералов МВД спустя год рассказал «Новой газете», что в действительности на утро 26 октября были запланированы серьезные переговоры боевиков с представителем президента на Северном Кавказе Виктором Казанцевым.
«Мы знали, что собираются требовать террористы. Они хотели отпустить бо́льшую часть заложников в обмен на самолет для вылета в одну арабскую страну. Там они сдались бы властям, отпустив последних заложников, и устроили бы пресс-конференцию, на которой собирались выступить с антироссийскими заявлениями. <…> Было принято политическое решение в переговоры не вступать», — сказал генерал.
Позволяет ли это говорить, что спецоперация началась, чтобы не выпустить террористов из страны и не допустить антироссийских высказываний?
Кроме того, согласно данным расследования, проведенного самими заложниками и их родственниками, в результате использования газа в «Норд-Осте» погибли 125 человек, при этом поразил он в первую очередь зрителей, т.к. боевики использовали респираторы.
Террористы после запуска газа еще 20 минут отстреливались от силовиков. То есть у них были все возможности взорвать бомбы.
Еще из материалов расследования«На запрос о составе, концентрации и продолжительности действия вещества получен ответ из Управления ФСБ по Москве о том, что была применена «спецрецептура на основе производных фентанила» (исх. № 1/1471 от 03.11.2003 г.).
Согласно классификации, приведенной в справочнике М.Д. Машковского «Лекарственные средства», фентанил относится к наркотическим анальгетикам: «…После применения нейролептика и фентанила больному вводят мышечный релаксант, интубируют трахею и проводят вентиляцию легких. При отсутствии условий для искусственной вентиляции легких использование фентанила недопустимо…»
Сама медицинская помощь заложникам была организована без единого плана действий:
Дети в тяжелом состоянии не доставлялись ни в самую близкую больницу — ГВВ № 1, ни в специализированную токсикологическую. Десяти детям это стоило жизни, причем пяти из них медицинская помощь не оказывалась вообще.
Эвакуация заложников из театра и их транспортировка в стационары были плохо организованы и продолжались длительное время. Вынос заложников продолжался даже после 11.00. Доставка заложников в больницы продолжалась даже после 10.00, то есть спустя более чем 4,5 часа после применения газа.
Доставка пострадавших осуществлялась неравномерно как по времени, так и по больницам. Например, в ГКБ № 13 в течение 30 минут было доставлено 213 пострадавших.
Площадка для оказания медицинской помощи на месте, у самого театрального центра, развернута не была.
20 декабря 2011 года Европейский суд по правам человека, рассмотрев иск заложников и их родственников против России, признал, что государство нарушило их право на жизнь. В ходе заседания представители РФ настаивали, что погибшие заложники умерли «от обострения хронических заболеваний, а газ не был причиной их смерти». Суд оценил это так:
Из решения ЕСПЧ:Невозможно представить, как 125 человек разного возраста и физического состояния умерли практически одновременно в одном месте из-за различных хронических заболеваний.
Также массовую смерть заложников нельзя списать на условия, в которых они провели три дня без достаточного питья, еды или из-за стресса…
Газ, примененный российскими спецслужбами во время штурма, возможно, не был использован для непосредственного умерщвления террористов и заложников. И в этом смысле газ, примененный во время штурма, можно считать «нелетальным неизбирательным средством поражения»… Но абсолютно очевидно, что примененный газ был потенциально опасным для обычных людей и потенциально фатальным для ослабленных людей…
Суд пришел к выводу, что именно газ стал основной причиной смерти большинства заложников…
Иван Жилинwww.novaya.media
На развитие сайта
