Раса - на мой взгляд, на 90% антропологическое понятие, и лишь - на 10% культурно-антропологическое. Внутри одной расы культурные особенности  представляющих ее этносов, - особенности, которые имеют историческое происхождение, - могут быть намного резче выражены, чем любые антропологические межрасовые различия. Сравните якутов и японцев, тайцев и монголов. Или попробуйте найти общее культурное своеобразие европеоидной расы. Вы едва ли сможете это сделать даже в границах так называемой малой расы - скажем, блакано-кавказской или индо-афганской.

Можно, конечно углубиться в сравнение анатомо-физиологических признаков. Сходство в морфофизиологии, конечно, найти нетрудно. Но что оно скажет о человеке, о людях? Что-то, возможно, скажет. Монголоидную раскосость глаз и скуластость северные народы – по крайней мере, их часть - «принесли» из жарких песков Центральной Азии, откуда они первоначально мигрировали. Но значительно больше об их происхождении (проис-ХОЖДЕНИИ) расскажет «принесенная» оттуда же склонность к кочевому образу жизни. Да и сама их миграция была  ярчайшим выражением  того же, исторически сложившегося, образа жизни. Красноречивее любого разреза глаз совпадения в устройстве жилищ – юрты, чума, яранги, вигвама. Якуты, которые живут южнее, предпочитают оленям лошадей. Табуны коротконогих лошадок, пасущихся  на таежных полянах, – незабываемое зрелище… А на Крайнем Севера якуты вовсе никогда не жили, пока не заставила советская власть. И якутский язык так и остался тюркским.

Все это уже – от культуры. Морфофизиологические различия расового характера  тут мало что объяснят. Да и различия эти приобретают смысл лишь постольку, поскольку отражаются в зеркале этнокультуры. В любой этнической культуре имеются свои образы морфофизиологии человека, морфофизиологические архетипы и символы. Они -  неотъемлемая часть этнокультуры и продукт ее истории. Даже свою «краснокожесть» индейцы впервые осознали, лишь столкнувшись с «белым человеком», вступив с ним в отношения, которые резко изменили весь уклад их жизни. Привели к сшибке монотонного  и непререкаемого ритма движения «мирового колеса», которое было освящено и запущено еще во «время оно». «Белый человек» стал для индейцев символом этих роковых метаморфоз…  Оппозиция «белого» и «красного» не выводима из «естественных» законов цветоразличения. Это оппозиция символов и сама символ масштабной исторической коллизии.       

У разных народов существуют свои образы тела, телесных отправлений, телесных контактов с ближними и т.п. Эти образы фиксируют весьма интимные, личностные значимые переживания всех и каждого и потому являются одним из ключей к пониманию этнической ментальности.

Да и в процессе индивидуального развития ребенок постигает собственную телесность через тот же образ тела, которой задан в его культуре. По-человечески европейский малыш воспринимает и оценивает, допустим, акт отправления собственных  органических нужд не непосредственно, а через ночной горшок. Понятно, что горшок ныне "интернационализировался" настолько, что такое восприятие и оценка стали характерны для детей всех пяти континентов. Правда, как-то моих коллег во время командировки в Монголию поразило то, что в степи пассажиры, выйдя из автобуса, начали справлять свои нужды прямо на обочине дороги, да еще и на глазах друг у друга. Но ведь это очень просто объясняется наследием кочевой культуры. Кочевье вас ждать не будет. Для кого-то материализацией культурной нормы становится горшок, для кого-то - степь.       

. . .Более 20 лет назад академик Ю.В.Бромлей в соавторстве со своим коллегой-этнологом Р.Г.Подольным, который, правда, больше трудился на ниве журналистики, публицистики, научно-популярной и фантастической литературы, написали книгу "Человечество - это народы" (М., 1990). Я не являюсь сторонником концепции Ю.В.Бромлея, но название - очень точное: человечество - это не расы, а народы. Потому что и человечество, и народ в отличие от расы в значительно большей степени относятся к категориям культурно-историческим, а значит - глубже выражают собственно "человеческое в человеке".