Часть IЭ.В.Ильенков и А.В.Суворов.
ОБРАЗ ТРЕТИЙ
ВЕРНОСТЬ СЕБЕ
15 января 1975 года в гостях у Ильенкова я познакомился с Борисом Михайловичем Бим-Бадом. Жена Ильенкова, Ольга Исмаиловна Салимова, заведовала сектором истории педагогики НИИ общей педагогики АПН СССР, а Борис михайлович, ныне академик, а тогда кандидат педагогических наук, работал в этом секторе старшим научным сотрудником, и часто бывал по работе у своей начальницы дома. Вот мы однажды и пересеклись.
Борис Михайлович предложил вести в четвёрке английский язык. Мы договорились о первой встрече в приютившей четвёрку экспериментальной школе глухих сразу после зимней экзаменационной сессии, в последнюю пятницу января. Но что-то ему помешало, он позвонил в школу (телефон был на журнальном столике в коридоре), и попросил перенести встречу на следующую неделю - на первую пятницу февраля.
Эвальд Васильевич знакомил нас с множеством людей, но многие из них, пообещав приходить, так больше и не появлялись. Когда я спрашивал о них Эвальда Васильевича, тот огорчённо разводил руками:
- Что поделаешь, если он оказался нелюбопытным!
Борис Михайлович перенёс встречу - и это меня заинтересовало. Очевидно, исключение из правила, этот рядом с нами задержится...
В первую пятницу февраля 1975 я, по случаю зимних студенческих каникул, был один в комнате четвёрки, и Борис Михайлович оказался в полном моём распоряжении. О чём мы разговаривали, не помню, но меня этот человек очаровал на всю оставшуюся жизнь, и сыграл в ней огромную роль, не меньшую, чем сам Ильенков, от которого я перешёл к нему из рук в руки словно по эстафете.
Английский мне не был нужен, я им так и не овладел, о чём, конечно, пожалел не раз. Но зато Борис Михайлович очень поддержал моё творчество - и теоретическое, и поэтическое, и психолого-педагогическое. Уже после смерти Ильенкова я несколько лет подряд каждую неделю приезжал к Борису Михайловичу домой по вечерам. Он кормил меня ужином, а потом весь вечер я читал ему вслух свои брайлевские рукописи, а он внимательно слушал, изредка подавая реплики типа:
- Тут трагедия - неправильное ударение. Может испортить стихи...
- А здесь досадная двусмыслица, читатель будет огорчён...
- Теоретически неточно, Кант (или Гегель, или Маркс) имел в виду...
- Сеньор, не обзывайтесь! Не остроумно оскорблять оппонента!
Его замечания никогда не были обидны, а, наоборот, вызывали смех - и запоминались. Один раз посмеявшись, я больше указанных ошибок не допускал.
Борис Михайлович шлифовал моё поэтическое мастерство, литературный стиль, теоретическую культуру. В полемике учил меня быть ироничным, а не грубым. Вывод можно сформулировать сколь угодно бескомпромиссно жёсткий, но не опускаться до площадной брани. Борис Михайлович, как никто, содействовал формированию моего ильенковского мировоззрения, то есть превращению меня в духовного сына Ильенкова. Он делал это, слушая и комментируя мои тексты, в которых я осваивал философию Ильенкова.
Когда я запросился в Загорский детдом, а руководство института никак не удосуживалось позвонить его директору Апраушеву, чтобы договориться о моих приездах, - Борис Михайлович в начале марта 1981 года позвонил Апраушеву со своего домашнего телефона, в моём присутствии, и мы легко договорились о моём приезде в конце марта, на весенние каникулы. Приехав, я в первые же минуты был потрясён жаждой общения воспитанников детдома, - и с этого момента, собственно, стал психологом и педагогом. Дети стали центром моего мироздания. С согласия Апраушева я стал ездить в детдом регулярно, жил там неделями, а в Москве читал Борису Михайловичу дневники своего общения с детьми, и он подсказывал, как преодолеть встававшие передо мною трудности. Через много лет сами дети назвали меня Детской Вешалкой, и именно Борис Михайлович очень помог мне заслужить это почётное звание.
10 декабря 1996 года Борис Михайлович принял меня на работу в Университет Российской академии образования, создателем и первым ректором которого он к тому времени был. Я стал сначала доцентом, а потом профессором общеуниверситетской кафедры педагогической антропологии, руководимой лично ректором. И начался расцвет моей педагогической деятельности. Борис Михайлович отпускал меня в детские лагеря по несколько раз в год на любые сроки, распоряжаясь об оформлении командировок и выплате суточных. Университет издавал мои книги, в которых я осмысливал опыт своего общения с детьми. С тех пор как Борис Михайлович перестал быть ректором УРАО, мне больше не удалось издать ни одной книги в бумажном виде. Я их «издаю» на своём личном сайте.
Сейчас мы оба болеем, лично встречаемся редко, переписываемся по электронной почте. Борис Михайлович по-прежнему интересуется моим творчеством, а я прочитал в электронном виде много его книг и статей, используя его идеи в своих текстах. Бориса Михайловича Бим-Бада с не меньшим правом, чем Ильенкова, можно назвать моим духовным отцом...
* * *
Окончание университета мы отметили в Зеркальном зале гостиницы «Националь». В течение учёбы Всероссийское общество слепых выплачивало нам субсидии на помощников - секретарей. От этих денег кое-что осталось, и мы решили потратить их на то, чтобы достойно отметить завершение эксперимента.
На этом банкете говорили о необходимости подведения итогов. Сетовали, что кому бы другому это делать, как не Александру Ивановичу Мещерякову. Да вот - умер... А надо бы теоретически достойно осмыслить в рамках культурно-исторической психологии, в рамках Деятельностного подхода, и проблемы, связанные с развитием слепоглухих подростков, особенно нравственным их развитием; и проблемы высшего образования слепоглухих; и в ближайшей перспективе маячили проблемы взрослых слепоглухих.
Наше студенческое детство заканчивалось, и с ним уходила в прошлое славная эпоха в науке. И мне, как никому в четвёрке, предстояло стать наследником этой эпохи. Нужно было сохранить верность этой эпохе - как верность не просто своим учителям, но прежде всего самому себе. Отречься от этой эпохи значило отречься от себя.
Предстояло всей своей жизнью подтверждать бесспорную истинность того, что личностью становятся, а не рождаются. Что «сейф», в котором якобы хранятся сокровища «души», первоначально пуст; эти сокровища туда ещё надо вложить.
И главным оппонентом тут была даже не религия, а, прежде всего, позитивизм. Этот оппонент ждёт только повода, чтобы «опровергнуть» культурно-историческую психологию, в том числе её выводы, опирающиеся на опыт обучения и воспитания слепоглухонемых детей.
Неопровержимость этих выводов подтверждается, между прочим, и тем, что наши оппоненты встали на путь «разоблачений» - на путь клеветы.
Из четвёрки сомнительные лавры такого «разоблачителя» «увенчали» Сироткина.
«Слепоглухота: мифы и реальность» - такова тема его кандидатской диссертации. В «мифотворцы» попали все - от Соколянского до Апраушева. Их обвинили в научной недобросовестности, в подтасовке фактов. В частности, даты рождения ученицы Соколянского, Ольги Ивановны Скороходовой. Её «омолодили» на два, если не на три года. В предисловии Соколянского к книге Скороходовой «Как я воспринимаю и представляю окружающий мир» указан 1914 год. На самом деле Скороходова родилась в 1912, если не в 1911 году. Конечно, чем раньше наступает слепоглухота, тем катастрофичнее последствия. Получалось, что Соколянский якобы нарочно «омолодил» свою ученицу, чтобы представить её рано, а не поздно ослепшей и оглохшей.
На самом деле в хаосе гражданской войны было сложно точно установить возраст ребёнка - в этом разобрались через десятки лет, найдя родственников Скороходовой. Я, например, не знаю точной даты рождения моей мамы, осиротевшей в годы коллективизации. Попав в детдом, она назвала день и год рождения своей старшей подруги. Так и записали. Официально указано в паспорте, что моя мама родилась 12 марта 1924 года, а на самом деле, вероятно, года на полтора - два позже. Ну, мама решила, что, как записано в паспорте, так пусть и будет.
Никто из четвёрки не родился слепоглухим. Раньше всех из нас ослеп и оглох Сироткин (да и то, у него самый хороший в четвёрке остаточный слух). А так мы все – более-менее поздно оглохшие слепые. Наши истории болезни добросовестно изложены в книге Мещерякова. Но дело в том, что для наших учителей главным было осмысление учебно-воспитательного процесса слепоглухонемых в целом. Мы четверо и Скороходова были только поводом, чтобы рассказать о навыках самообслуживания, совместно-разделённой предметной деятельности, и т.п. Однако журналисты, пересказывавшие - и, как водится, перевиравшие - идеи наших учителей, изображали дело так, будто все мы четверо слепоглухорождённые. И за эту журналистскую выдумку «разоблачители» от позитивизма взвалили ответственность на ни в чём не повинного Мещерякова.
Понятно, от журналистов трудно требовать научной точности в изложении материала. Наиболее добросовестные из них присылают мне свои материалы на согласование, и я успеваю убрать самые смешные ляпы. Позитивистские же наши оппоненты, цепляясь за эту ерунду в популярных публикациях, делают далеко идущие идеологические выводы. В изложении позитивистов Мещеряков и Ильенков очутились в тёплой компании с Т.Д.Лысенко, громившим при Сталине генетику.
Конечно же, реальные мифотворцы - те, кто обвиняет в мифотворчестве Соколянского, Мещерякова и Ильенкова. И, к сожалению, с их подсказки поёт «кандидат философских наук» Сироткин, единственный в четвёрке «настоящий слепоглухой».
Слепоглухота в любых сочетаниях слепоты и глухоты - большое несчастье, и безнравственно с пеной у рта повторять: «Раз они не родились слепоглухонемыми, Загорский эксперимент сфальсифицирован и ничего не доказывает!!!»
* * *
В самом начале своего пути в науке, ещё будучи студентом, я фактически принял участие в осмыслении нашего учебного процесса. Ещё в конце 1974 года, вскоре после смерти Мещерякова, журнал Всероссийского общества глухих «В едином строю» заказал мне статью о том, «Как мы учимся». Под этим названием, с аннотациями Ильенкова, она и была опубликована в двух журналах - «В едином строю» и «Знание - сила». Чуть более поздний её вариант опубликован в шестом номере журнала «Вопросы философии» за 1975.
Вернулся я к этой теме на рубеже нулевых и десятых годов XXI века. То есть я всегда об этом рассказывал в различных аудиториях, отвечая на вопросы, но не писал специально. А тут попал в лабораторию психолого-педагогических проблем непрерывного образования детей и молодёжи с особенностями развития и инвалидностью (заведовал лабораторией Виктор Кириллович Зарецкий), и появилось много поводов специально обращаться к опыту четвёрки. (Лаборатория Зарецкого была в составе Института проблем инклюзивного образования, а тот, в свою очередь, является подразделением Московского городского психолого-педагогического университета. В конце 2013 года все лаборатории ИПИО МГППУ подпали под сокращение, и меня с 1 января 2014 года перевели на должность профессора кафедры ЮНЕСКО «Культурно-историческая психология детства» - как раз туда, где продолжает разрабатываться та теоретическая парадигма, в рамках которой был поставлен и осмысливался «Загорский эксперимент»).
В статье «Опыт четвёрки» я подвёл итоги получения нами высшего образования. В статье «Студенческое детство, или Внеучебная деятельность четвёрки» рассказал о внеучебной стороне нашей студенческой жизни. Статья «Телетактор - прообраз брайлевского дисплея» - о техническом обеспечении нашей учёбы... В целом - довольно разносторонний анализ. И не только в этих работах, в ряде других. Да и вообще в научных работах и эссе я всегда стремился выступать последователем своих учителей.
В конце 1980-х годов Сироткин готовился к защите своей кандидатской диссертации. По этому случаю появился ряд публикаций на тему «Слепоглухота: мифы и реальность». В феврале, насколько помню, 1989 года это публично обсуждалось в том институте, где работал Д.И.Дубровский. Я пришёл туда, и выступил с Ильенковских позиций, доказывая, что талант - не биологическое, а социальное явление, связанное с капиталистической системой разделения труда, а биологизаторская интерпретация таланта есть не что иное, как апология, оправдание профессионального кретинизма. Дубровский, как сообщил мой переводчик, всполошился, явственно услышав в моей аргументации голос Ильенкова. Меня пытались прервать, лишить слова, но аудитория потребовала дать договорить.
Горжусь, что мне единственному удалось противостоять всему этому мутному потоку «разоблачения мифов». «Учительская газета» в последнем номере, вышедшем ещё под редакцией Владимира Фёдоровича Матвеева, опубликовала мой памфлет «Пределы полноценности». Сократили в два раза, но главное - напечатали. Никому больше, даже Ф.Т.Михайлову и В.В.Давыдову, защитить честь наших учителей в печати не удалось.
В декабре 1989 года мне позвонила дочь А.И.Мещерякова, Елена Александровна, буквально требуя, чтобы я пришёл на сироткинскую защиту с опровержением сироткинских мифов о Мещерякове. Но я как раз должен был уезжать на месяц в США. Сомнительно, что мне дали бы слово на той защите, особенно после февральского скандала. А и дали бы - новый скандал ничему бы не помог. Хорошо, что удалось опубликовать памфлет в «Учительской газете». Феликс Трофимович Михайлов, утешая меня, острил:
- Кандидатская диссертация - это вклад не в науку, а в сберкассу.
Мне стыдно было иметь одну с Сироткиным учёную степень, и я поспешил защитить докторскую диссертацию, благо у меня ещё в мае 1993, за год до моей кандидатской защиты, была готова рукопись объёмом в 500 машинописных страниц, которую я разделил на две части: первые 180 - 200 страниц защитил как кандидатскую диссертацию, а остальные через два года - как докторскую. Надо было только авторефераты написать. Рукопись до сих пор лежит в моём электронном архиве, называется - в подражание «Проблемам развития психики» А.Н.Леонтьева - «Проблемы конкретной человечности»...
* * *
В конце Перестройки мне Ильенкова остро не хватало. Я очень нуждался в его поддержке в момент крушения официального псевдомарксизма. Но оставалось только при каждой возможности ходить на Новодевичье кладбище...
В начале 1991 года я забрал из институтского парткома свой партийный билет. Сказал, что мне он нужен для посещения по какому-то поводу Загорского райкома партии. И, правда, собирался туда зачем-то стучаться, скорее всего, в связи со строительством комплекса для слепоглухих, но, главное, в момент крушения партии предпочитал иметь партбилет при себе. Опасался, что мне его не отдадут, когда партия организационно развалится.
После развала КПСС я ни в какие партии решил больше не вступать.
Решил, что я сам себе партия, подобно тому, как Маркс и Энгельс были, разумеется, убеждёнными коммунистами - теоретиками коммунизма - ещё до своего вступления в Союз Коммунистов. Дело ведь не в членстве, а в мировоззрении.
Но именно тогда, в момент развала КПСС и СССР, я особенно чётко осознал разницу между политическими предпосылками коммунизма - и самим коммунизмом. Я не хотел иметь ничего общего с какими бы то ни было репрессиями, но с мечтой об обществе всеобщей талантливости расстаться не мог.
Прямо сейчас, в 2014 году, испытываю глубочайшее разочарование в человечестве, как разумной форме жизни. Судя по тому, что творится в Украине, далеко нам до разумности, увы. С каким облегчением сбрасывают маску какой бы то ни было культуры все эти молодчики, кидающиеся всякой дрянью - от тухлых яиц до «коктейлей Молотова». Они бы ещё поиспражнялись при всём честном народе...
Конечно, по Марксу, пока не построен коммунизм, у человечества нет истории - только предыстория; следовательно, и человечества как такового, собственно, ещё нет, пока длится предыстория. Но вот вопрос, начнут ли когда-нибудь превалировать общечеловеческие, общепланетные, а не узконациональные интересы? Станет ли когда-нибудь человечество - человечеством, начнётся ли его история? Или мы так-таки сгинем в предысторических судорогах, плавно переходящих из родовых схваток, в которых рождается достойная разумной формы жизни общественная формация, - в агонию вымирающего биологического вида?
В 1993 году у меня вырвалось:
...Кто любит - но не лупит?
О Господи! - Не веруя,
Вздохну, не лицемеря, я:
Когда же век доверия
И век любви наступит?
Неужели никогда? И правы те мыслители - в том числе академик Борис Михайлович Бим-Бад, - которые констатируют, что индивидов, достойных звания и названия разумных существ, давно пора заносить в Красную Книгу вымирающих?..
Эвальд Васильевич Ильенков был прежде всего космистом. Это значит, что он мыслил с точки зрения человечества как разумной формы жизни, личности - как разумного существа. Он мыслил как спинозист - с точки зрения мыслящего тела, существующего там, где диалектически отождествляются, совпадают атрибуты мышления и протяжения. А тут - в предысторической бессмыслице, - какие угодно интересы, только не общечеловеческие, не общеразумные, не общепланетные и не вселенские. Какие угодно, только не ноосферные, если ещё и другого космиста вспомнить - Владимира Ивановича Вернадского... Позор.
Марксизм, на самом-то деле, если обратиться к марксовым «Экономическо-философским рукописям 1844 года» - космистское учение. Речь идёт о космической проблеме отчуждения человечества от самого себя, - о проблеме обесчеловечивания человечества. И пресловутая частная собственность виновата в том, что все возможные отношения человечества с остальным миром она сводит к одному-единственному - к отношению обладания. А человек может и должен быть универсальным существом. Мыслящим, чутким к добру и красоте. А отношение обладания делает человека завистником - и только. И Советская власть была, как показал Маркс в 1844 году, обществом завистников. «Всеобщая конституирующаяся как власть ЗАВИСТЬ» всё делила поровну. Но не всё делится поровну, «на началах частной собственности». «В силу этого она абстрагируется от таланта и т.д.». Сталин показал, как выглядит на практике это «абстрагирование».
Нет человечества, как разумной формы жизни. Нет личностей - разумных существ. Есть, было и, увы, в ближайшем обозримом будущем сохранится - звериное сообщество завистников.
Ленин не понял Маркса. Или не захотел понять. Он превратил его в примитивного классового завистника. А для Маркса классовая борьба была исторически преходящим способом снятия отчуждения. Не очередной передел собственности, а обретение человечеством всей универсальной полноты отношений с миром. Античная гармония минус рабство. Обретение, наконец-то, разумности. И тем самым - конец предыстории, начало истории. Космической истории космической, вселенской разумной формы жизни.
* * *
В здании, предоставленном под детдом осенью 1963 года, почти сразу же стало тесно. Я был подростком, воспитанником детдома, когда уже остро встал вопрос о строительстве нового детдома - целого комплекса зданий, рассчитанного на четыреста человек (вместо пятидесяти - шестидесяти в переполненном маленьком здании).
Архитектор Степанов разработал оригинальный проект, и весной 1971 года нашу четвёрку будущих студентов куда-то водили на экскурсию, показывали бумажный макет будущего комплекса.
Однако этот проект сочли чересчур дорогостоящим, и в конце концов приняли к реализации типовой проект. Под строительство на окраине Загорска выделили участок, да на том надолго дело и заглохло. Наш комплекс был одним из советских «долгостроев».
В разгар Перестройки, после выхода на Центральное телевидение фильма «Прикосновение», я написал письмо в «Комсомольскую Правду» о необходимости приступить, наконец, к строительству. Комплекс начали энергично строить. Он был объявлен Всесоюзной Комсомольской стройкой - едва ли не последней в завершающейся истории СССР. Мне передавали, что Ельцин, бывший тогда каким-то строительным министром, на документах комплекса наложил резолюцию: сконцентрировать, мол, все людские и материальные ресурсы - фильм «Прикосновение» невозможно было смотреть без огромного волнения!
Как-то нам с мамой позвонил рано утром тогдашний директор детдома, Александр Александрович Фёдоров. Ему предлагали временно построить угольную, а не газовую котельную. «Но нет ничего постояннее временного!» - возмущался директор. Он просил позвонить об этом в Совет Министров СССР. Во время одного из первых просмотров «Прикосновения» я познакомился с двумя главными специалистами оттуда, одному из которых мы с мамой и позвонили. Он обещал принять меры, и вскоре в Загорск нагрянула комиссия во внушительной кавалькаде лимузинов. Местное начальство поставили на место, газовую котельную для комплекса отстояли...
В общем, к 1990 - 1991 учебному году первую очередь комплекса в эксплуатацию сдали. Потом долго строили общежитие для взрослых воспитанников, производственный корпус, а в нулевые годы XXI века на территории детдома построили храм.
Дети в новое здание переехали в конце августа - начале сентября 1990.
Детдом был научно-исследовательским центром при жизни Мещерякова, а потом всё более рутинным заведением, не столько учебным, сколько социальным, что вполне соответствует его официальному статусу - одного из детских домов-интернатов Министерства социального обеспечения (не помню, как оно сейчас называется). После краха СССР детдом во многом существовал благодаря поддержке спонсоров - как российских, так и зарубежных. Одним из главных таких спонсоров стала Троице-Сергиева лавра. В учебно-воспитательном процессе ориентируются на западные центры обучения слепоглухих - США, Англия, Голландия, Германия... Насколько жива там отечественная психолого-педагогическая традиция Соколянского - Мещерякова, не могу с уверенностью сказать. Я почти не бываю в детдоме... В девяностые - нулевые годы я участвовал в Движении Детского милосердия - Москва, Екатеринбург, Волгоград, - потом это заглохло из-за резко ухудшившегося здоровья, осталось только ВУЗовское преподавание...
В нынешнем детдоме, насколько знаю, около двухсот пятидесяти воспитанников - детей и взрослых. Выпускать их некуда - только в семьи или дома престарелых. И там, и там они прозябают, им совершенно нечем себя занять.
Весной 2014 года учреждён Фонд Поддержки Слепоглухих. Он развивает всё более активную разностороннюю деятельность, в том числе, очень хочется надеяться, внесёт какой-то смысл и в существование взрослых слепоглухих. Некоторые московские слепоглухие, в том числе я, активно вовлечены в проекты фонда... В моей душе, давно уже перегоревшей, затеплилась надежда на какие-то перспективы... А то в обозримом будущем был вообще беспросветный мрак...
13 июля - 30 сентября 2014
КАРЛ МАРКС
ИСПОВЕДЬ
Залтбоммел, 1 апреля 1865 г.
(Нумерация вопросов моя. - А.В.Суворов)
1. Достоинство, которое Вы больше всего цените
в людях
- Простота
в мужчине
- Сила
в женщине
- Слабость
2. Ваша отличительная черта
- Единство цели
3. Ваше любимое занятие
- Глядеть на Нетхен*
4. Недостаток, который внушает Вам
наибольшее отвращение
- Угодничество
5. Недостаток, который Вы скорее всего склонны
извинить
- Легковерие
6. Ваше представление о счастье
- Борьба
о несчастье
- Подчинение
7. Ваша антипатия
- Мартин Таппер
8. Ваш любимый герой
- Спартак, Кеплер
Ваша любимая героиня
- Гретхен**
9. Ваши любимые поэты
- Эсхил, Шекспир, Гёте
10. Ваш любимый прозаик
- Дидро
11. Ваш любимый цветок
- Дафне
12. Ваше любимое блюдо
- Рыба
13. Ваше любимое изречение
- Nihil humani a me alienum puto***
14. Ваш любимый девиз - De omnibus dubitandum****
Карл Маркс
* - Наннетту Филипс. Ред.
** - персонаж из трагедии Гёте «Фауст». Ред.
*** - Ничто человеческое мне не чуждо. Ред.
**** - Подвергай все сомнению. Ред.
***** На письме овальная печать: «Международное Товарищество Рабочих. Центральный Совет. Лондон».
Ред.
Впервые опубликовано в журнале
«International Review of Social History»,
vol. I, part 1, 1956
Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения. Второе издание. Том 31. Стр.491.
Читайте также на сайте:Дом победившей Личности (к 50-летию Загорского детского дома-интерната для слепоглухонемых детей и 90-летию со дня рождения А.И.Мещерякова)
На развитие сайта