Благодарность за ссылку - Александру Асмолову.Бог забрал у нас женщину, которая, увы, так и не стала министром культуры10.07.2015
Только неделю назад я в последний раз позвонил Екатерине Юрьевне Гениевой, прочтя ее блистательно-вызывающее интервью на «Медузе». К телефону ее уже не звали, но слова восхищения и любви обещали ей передать. Надеюсь, она успела их услышать. При жизни ей многие признавались в любви: кто искренне, а кто просто подлизывался из-за денег (когда она возглавляла Фонд Сороса в России) — но ей этих слов всегда не хватало, как всякой слабой женщине. Завистников и врагов ей тоже доставало, а многие, не будучи врагами, ее просто недолюбливали. За глаза запросто называли ее «Катей», но в глаза всегда только «Екатерина Юрьевна»: были в ней не женская мощь, крепость и ничем вроде бы не объяснимая железная воля.
На вопрос корреспондента «Медузы» о перспективах закрытия Американского центра в Библиотеке иностранной литературы Екатерина Юрьевна отвечала так: «Понимаете, идет схватка. И исход ее пока не ясен». Кто же, кроме нее самой, мог догадаться, что это завещание? Нельзя было представить, чтобы кто-то или что-то могло ее сломать, будь то даже запущенный, слишком поздно обнаруженный рак.
О болезни она узнала в начале прошлого года и сама всем рассказывала в марте, когда в «Иностранке» проходил первый, самый массовый, «Конгресс интеллигенции против войны, самоизоляции России и реставрации тоталитаризма». Поводом стали события в Крыму, а контекст ее рассказа, в котором слышалось удовлетворение (но не злорадство) был такой: «Они мне позвонили из министерства, мол: «Вы что, а ну, немедленно отмените!». А я ему: «А у меня рак! И что вы теперь со мной сделаете?!».
В такой схватке всякое оружие хорошо, кроме такого, которое может причинить вред кому-либо, включая врагов. Единственное, с чем трудно согласиться – так это с неясностью «исхода». Он, Екатерина Юрьевна, как раз совершенно ясен. Как говорил ваш друг и духовник, убитый в 1990 году священник Александр Мень (а я услышал этот афоризм от вас): «Добро всегда побеждает. Но — на длинной дистанции».
К Александру Меню в Новую Деревню Екатерина Юрьевна поехала и в 1988 году, когда ее выбрали (была тогда такая волна «выборности руководства») директором «Иностранки». Министерство выборов не признало и назначило другого директора, а Гениеву сделало замом, но тот все время пребывал за границей, так что тяжесть организационной работы целиком ложилась на нее. До перестройки она ни о чем таком и не помышляла, занимаясь филологией и защитив в глухие 70-е диссертацию по Джойсу – в те годы практически «антисоветскую». К Меню она поехала с твердым намереньем отказаться от директорства, но все же шаг был серьезный, и она хотела благословения. Мень благословил ее возглавить «Иностранку», отведя возражения относительно нехватки времени на занятия Джойсом одной удивительной фразой: «А время вам пошлется».
Смысл этого обещания стал раскрываться вскоре: за первые годы директорства (еще до формального назначения на этот пост в 1993 году) Гениева сделала столько, сколько было не в человеческих силах. В 1990-м на базе «Иностранки» по прямому, в обход МИД СССР, договору с Никитой Струве — директором издательства YMCA-Press в Париже — была проведена выставка, на которой тогда еще советские люди могли свободно купить «Архипелаг ГУЛАГ». Подборка этих книг (за их распространение в те годы еще можно было попасть под «антисоветскую» статью) была отправлена в 52 провинциальные библиотеки, которые всю жизнь обожала и пестовала Гениева, и в Тюмени, Иркутске, Костроме, Торопце и бог знает где еще – тоже прошли такие же выставки — продажи книг Солженицына и русских философов начала века.
Дружба с Парижем привела к созданию в «Иностранке» первого Французского, а затем Американского и других зарубежных культурных центров. Британский центр был официально открыт в разгар путча 20 августа 1991 года, когда более вероятной казалась победа ГКЧП с неизбежными жестокими репрессиями против такого рода открытости перед Западом. После этого на какое-то время все махнули на нее рукой, и последующие министры культуры 90-х отвечали на ее предложения одной и той же фразой: «Катя, все так устали от ваших капризов!..». Сама же Екатерина Юрьевна министром культуры так и не стала, хотя предложения такие обсуждались.
Она сделала для российской культуры больше, чем смогла бы на министерском посту, благодаря деньгам Джорджа Сороса. Сорос сделал ей предложение в 1995-м в самолете, на котором они летели с какой-то конференции (до этого все его попытки открыть свой фонд в России заканчивались неудачей — его банально обворовывали). По программам Института «Открытое общество» помощь получили тысячи школ и библиотек по всей России — фондом были закуплены компьютеры, во многие города был впервые проведен интернет (100 млн. долларов – объем поддержки только для университетских центров). Много всего было сделано, но в 2003-м Сорос, которого у нас объявили шпионом, заморозил свои проекты в РФ.
Нас с Гениевой познакомил Юрий Рост в 1996 году, когда над «Иностранкой» впервые сгустились тучи: Счетная палата нашла, что Екатерина Юрьевна проездила в Нью-Йорке 70 долларов на такси и еще кучу другой муры в том же роде. Не думаю, что ей помог очерк в малоизвестной тогда «Новой», но сама Екатерина Юрьевна осталась им довольна. Еще тогда, при Ельцине, начались у нее эти «схватки» — увы, не родовые, а, наоборот, убийственные, убивающие ее саму постепенно, но верно. Схватки всегда имели внешний вид совершеннейшего абсурда, но их логика всегда проходила по стержневому конфликту русской культуры: между западничеством и – нет, не славянофильством, славянофилы ведь были люди очень образованные – а черносотенным обскурантистским невежеством.
«Иностранка» — так назывался тот давний очерк, а Екатерина Юрьевна и сама себя воспринимала в определенном смысле как «иностранка» — с коннотациями не только «странная», но и «чужая» (если на французском, который она знала с детства, как и английский). Обскурантистскому обществу чужд сам принцип открытости, который она исповедовала (здесь совпадая с «Открытым обществом» Сороса). При этом она объездила не только и не столько весь мир, сколько Россию, ее провинцию, которую, я знаю, она любила больше, чем любую другую часть мира, — сочувственно.
От травли «после Крыма» Екатерину Юрьевну спас рак. Тут она пустилась во все тяжкие. Книжка Улицкой о толерантности (хотя ее она бы издала в любом случае), Конгресс интеллигенции против войны, концерты Макаревича, категорический и издевательский отказ от закрытия американского культурного центра — болезнь служила ей такой защитой, какую человеку не придумать. «У меня рак…» — а дальше уже любой начальник (вплоть до Путина, которому она написала ехидное письмо) понимал ее на том языке, который она сама, разумеется, никогда не использовала.
Для «патриотов». В начале 1953 года, еще до смерти Сталина, Катиного дедушку — генерал-майора, инженера, который отвечал за снабжение Советской армии водой, — похоронили с воинскими почестями, а до этого втайне отпели дома. Бабушка тайно ходила молиться в русскую катакомбную церковь (отвергавшую сотрудничество с большевиками). После смерти дедушки Катя заглянула в маленький чемоданчик, из которого она делала стенку кукольного домика, но открывать его (единственная тайна для внучки в доме) ей запрещалось. В чемоданчике оказались: зубная щетка и смена белья — дедушка (из дворян) был готов не только к смерти.
Еще у бабушки на даче под Сергиевым Посадом гостил молодой человек, он был старше Кати, как тогда казалось, намного: лет на двенадцать. Она его дергала и все звала играть, мешала писать книжку. Книжка эта называлась «Сын Человеческий», она была написана в годы, когда нынешние «православные» молились на партбилет, а автором ее был будущий священник Александр Мень. Екатерина Юрьевна была и одной из последних, кто видел его живым накануне убийства (9 сентября 1990 года) — они возвращались на электричке после лекции отца Александра в «Иностранке».
Я понимаю, на чем основывалась ее кажущаяся «сила воли». Есть вопросы к Богу: зачем Он раньше времени забирает таких людей, и как же мы тут без них? Да так же: упремся — а «время пошлется». И добро, конечно, победит «на длинной дистанции» — может быть, терпеть осталось не так уж долго.
Леонид Никитинский<!--dle_leech_begin-->[url=https://tovievich.ru/engine/go.php?url=aHR0cDovL3d3dy5ub3ZheWFnYXpldGEucnUv]www.novayagazeta.ru[/url]<!--dle_leech_end-->
На развитие сайта
