Авторизация

Сайт Владимира Кудрявцева

Возьми себя в руки и сотвори чудо!
 
{speedbar}

О Е.М.Мелетинском и Y Мелетинских чтениях

  • Закладки: 
  • Просмотров: 2 490
  •  
    • 0
О Е.М.Мелетинском и Y Мелетинских чтениях


С.Ю.Неклюдов
Елеазар Моисеевич Мелетинский


Его знания были огромны и равновелики яркому, ясному, энергичному уму, а разум соразмерен нравственному чувству, не позволяющему мириться с любыми проявлениями общественного лицемерия и общественного цинизма.


1. Аудитория была небольшой и темноватой, нас, студентов, предполагавших заниматься фольклором или просто интересовавшихся им, ? человек пятнадцать-двадцать, а происходило дело в 1962-1963 годах на филологическом факультете МГУ, находившемся тогда на Моховой, в самом центре Москвы.

Лекции были о происхождении героического эпоса, а читал их крупный человек с очень неординарной внешностью, пожилой, с нашей точки зрения (на самом деле ? сорокачетырехлетний, т.е. более чем на двадцать лет старше меня тогдашнего и более чем на двадцать лет моложе меня нынешнего). Тогда мы еще ничего не знали о нем ? ни о «его войне», ни о «его тюрьме», ни о первой докторской диссертации, проваленной группой советских коллег-фольклористов, ни о том, что читаемый нам курс скоро появится в виде книги, которая через три года будет, наконец, защищена в качестве докторской диссертации. Не ведали мы и о том, что имеем счастье слушать одного из крупнейших гуманитариев XX века, основателя отечественной школы сравнительно-типологической фольклористики, и что нам предоставляется шанс быть в числе ее учеников. Многое было еще впереди, а многое ? из прошлого и настоящего ? не обнародовалось перед нами.

Но, может быть, так было и лучше. Может быть, отсутствие биографического контекста, относящегося к жизненному пути нашего преподавателя, обусловливало большую чистоту восприятия услышанного от него (и лишь впоследствии прочитанного ? первоначально мы вообще не знали никаких его письменных текстов, пока он как-то не принес и не показал нам корректуру будущей книги).

Нельзя сказать, чтобы это восприятие было легким. На первой же лекции зашаталось и дало трещину наше немудреное знание о том, что такое литературная традиция. Мы начали понимать, что вся известная нам мировая словесность ? от Гомера до Евтушенко ? представляет собой лишь видимую часть огромного массива текстов, которые обычно находятся лишь в поле зрения этнографии, но без осмысления которых невозможно объяснить генезис литературы, и даже ? во многих отношениях ? ее природу. Мы уяснили себе, что Прометей как мифологический персонаж не уникален, а имеет множество архаических собратьев. Мы выучили, кто такой «культурный герой», чем он отличается от демиурга и кого называют «трикстером». Наконец, нам вообще стало более понятно, что такое миф и как из него вырастает сюжет эпоса (да и многих других литературных жанров).

Для нас раздвигались не только границы в области истории и типологии словесности, но и географические горизонты. Как-то, отправив Сиам в Индонезию и получив в ответ укоризненный (хотя и очень щадящий) взгляд учителя, я впервые устыдился своего географического невежества, проникнувшись на всю жизнь тем убеждением, что незнание карты не более извинительно, чем незнание таблицы умножения. Предмет, изучаемый нами, получал совершенно новые измерения ? и литературные, и этнокультурные, и историко-географические, а традиции мировой словесности обретали неведомую ранее глубину и стройность.

Лектором он был чрезвычайно своеобразным. Говорил, не используя каких-либо явных риторических приемов научного дискурса, но лекции оказывались весьма насыщенными в содержательном отношении и очень строго выстроенными логически, периоды речи (так сказать, «единицы сообщения») ? плотно пригнанными друг к другу, практически без зазоров и факультативных «прокладок». Такой же вид имели и его письменные тексты, в силу чего, кстати, они с большим трудом поддавались редактированию.

Экзаменов и зачетов он не любил. По-моему, он не видел в них большого смысла, очевидно, исходя из того, что знания о предмете либо получены, либо нет, а их традиционная итоговая проверка уже не способна что-нибудь в этом отношении принципиально изменить. Мне кажется, слушая экзаменующегося студента, он должен был испытывать значительно большую неловкость, чем сам отвечающий. Такое впечатление сложилось у меня еще в те далекие шестидесятые, когда, сидя напротив Елеазара Моисеевича, я рассказывал ему о происхождении анималистической сказки и о роли в этом процессе мифологической трикстериады. Это воспоминание не оставляет меня в течение всей моей жизни.

2. Е.М. Мелетинский родился 22 октября 1918 года в Харькове, закончил Институт истории, философии и литературы (ИФЛИ), воевал на Южном и Кавказском фронтах, был арестован и приговорен к десяти годам заключения за «антисоветскую агитацию», но через девять месяцев выпущен «по актировке». В 1943 г. возобновил обучение в аспирантуре — в Среднеазиатском Государственном университете (Ташкент), затем преподавал в этом вузе, а в 1945 г. защитил кандидатскую диссертацию «Романтический период в творчестве Ибсена». С 1946 г. заведовал кафедрой литературы Карело-Финского университета и Отделом фольклора Карело-Финской базы АН СССР (Петрозаводск). В 1949 г. снова был арестован и приговорен к десяти годам лишения свободы. После освобождения из лагеря и реабилитации (1954 г.) вернулся в Москву. Об этих периодах своей жизни он рассказал в мемуарах «Моя война», «На войне и в тюрьме» [1]. С 1956 по 1994 г. он работал в Институте мировой литературы АН СССР, где в 1966 г. защитил докторскую диссертацию «Происхождение героического эпоса»; в 1989-1994 г. был профессором на кафедре истории и теории мировой культуры МГУ. С 1992 г. возглавил Институт высших гуманитарных исследований (ИВГИ РГГУ) и журнал «Arbor mundi» («Мировое древо»), более десяти лет вел курс по сравнительной мифологии и исторической поэтике [2], а с конца 80-х годов читал лекции также в университетах Канады, Италии, Японии, Бразилии, Израиля, выступал на международных конгрессах по фольклористике, сравнительному литературоведению, медиевистике и семиотике.

Е.М. Мелетинский выпустил пятнадцать книг (в подавляющем большинстве это капитальные монографические исследования) и более трехсот пятидесяти статей; десятки его работ переведены на все основные европейские и многие восточные языки [3]. Он являлся членом редколлегии и главным редактором (с 1989) серий «Исследования по фольклору и мифологии Востока» и «Сказки и мифы народов Востока», ответственным редактором нескольких десятков научных изданий, руководил коллективными проектами ИМЛИ и ИВГИ, принимал деятельное участие в создании многотомной «Истории всемирной литературы», двухтомной энциклопедии «Мифы народов мира», был главным редактором дополняющего ее «Мифологического словаря», а также одним из основных авторов этих трудов. Он был членом международного Общества по изучению повествовательного фольклора (Финляндия), Международной ассоциации по семиотике (Италия), лауреатом премии Питре за лучшее исследование по фольклористике (1971) и Государственной премии СССР за работу над энциклопедией «Мифы народов мира» (1990). Ему и его исследованиям посвящались конференции и научные труды (например, в 1998 г. в честь его 80-летия университетом г. Сан-Пауло и Католическим университетом была организована конференция «Мифопоэтика: Из России в Америку» [4], а в 2006 г. — международный коллоквиум «Миф и литература», посвященный его памяти).

Елеазара Моисеевича можно считать ровесником эпохи. Родившись на следующий год после Октябрьского переворота, он присутствовал при ее начале и дожил до ее заката. Ему пришлось пройти через все перипетии жестокого века, через войну и лагерь, через идеологическую травлю и «классовую» неприязнь советского начальства, постоянно дававшую о себе знать на протяжении почти всей его жизни, трудной жизни неортодоксально мыслящего ученого и педагога.

Следует напомнить: сравнительно-исторические и сравнительно-типологические методы были осуждены в нашей послевоенной науке как глубоко порочные или по крайней мере весьма сомнительные, поскольку ревнители «национального своеобразия» полагали, что всякое литературное сопоставление равно оскорбительно для обоих сравниваемых объектов. «В 1954 году, — вспоминал Елеазар Моисеевич, — мне объяснили, что мою диссертацию в данный момент защищать нельзя, потому что в моей диссертации "Герой волшебной сказки" о всяких младших сыновьях, падчерицах и тому подобное, сравниваются сказки самых разных народов, и вообще проявился тот компаративизм, который с тех пор стал таким. А что сейчас можно защищать диссертацию только... в рамках одного народа… желательно русского, а сравнивать ничего совершенно невозможно. Это уже было на фоне борьбы с космополитизмом…» [5]. А после того как вельможное недовольство переместилось с несколько окрепшего сравнительного литературоведения на еще юное структурно-семиотическое, Е.М. Мелетинский вновь оказался среди одергиваемых и распекаемых. Казалось, давно уже отпылали костры «антикосмополитической» кампании, но ее догмы и приемы еще долго оставались на вооружении партийной науки послевоенного розлива. Лишь в конце 80-х, когда одряхлевший режим окончательно утратил способность управлять идеологией, стало возможно без опасений (вполне, кстати, обоснованных!) пренебрегать «критическим» брюзжанием фундаменталистов диамата и истмата, и поныне продолжающих дрейф на своих тающих льдинах в бурном море современности.

3. Е.М. Мелетинский ? один из самых известных и авторитетных гуманитариев современности, по роду занятий ? фольклорист, литературовед, медиевист; впрочем, эти обозначения не могут исчерпывающе определить его исследовательские интересы. Предметом изысканий Елеазара Моисеевича была мировая словесность в широчайшем диапазоне своих исторических и этнокультурных воплощений. В его трудах она предстала в виде стройной системы, управляемой общими закономерностями, постижение которых и составляло высшую цель его научного творчества.

Будучи создателем собственной школы в науке, сам Е.М. Мелетинский является прежде всего продолжателем традиций А.Н. Веселовского. К ним он обращается еще в 40-е годы под влиянием В.М. Жирмунского, единственного человека, которого он склонен был называть своим учителем. Впрочем, впоследствии он признавался: «Я не могу сказать, что мои фольклорные занятия были как-то под влиянием Жирмунского. Жирмунский как ученый очень широкого масштаба несомненно оказал на меня какое-то влияние... и я ему очень обязан, это главный мой учитель в каком-то смысле, но в смысле фольклорном для меня ... больше значения имел Пропп и многие другие… его фольклоризм произвел на меня тогда впечатление, и несомненно был моим учителем… Хотя не могу сказать, что я от него позаимствовал какие-то идеи… это очень меня впоследствии направило в сторону Леви-Строса».

В центре научных интересов Елеазара Моисеевича (как у его предшественников — В.М. Жирмунского и А.Н. Веселовского) всегда оставалось движение повествовательных традиций во времени и их генезис. Он рассмотрел развитие в устной и книжной словесности основных тем и образов мифологического повествования [6], описал происхождение и эволюцию народной сказки [7], изучил первобытные истоки и этапы сложения повествовательных традиций и эпических жанров [8]. Под этим углом зрения на основе огромного сравнительного материала, в своей совокупности охватывающего устные традиции народов всех континентов, ученый проанализировал основные жанры сказочного и героико-эпического фольклора, начиная с наиболее ранних форм, сохраненных в ряде бесписьменных культур и отраженных в некоторых образцах древней и средневековой словесности. В русле той же методологии он предпринял монографическое изучение «Старшей Эдды» как памятника мифологического и героического эпоса, что позволило выявить устные основы составляющих ее текстов [9].

Исходным материалом при обсуждении подобных вопросов для Елеазара Моисеевича являлась мифология, с которой в той или иной степени связаны истоки повествовательного фольклора и наиболее архаические формы литературных мотивов и сюжетов. Им проанализированы устные мифы аборигенов Австралии и Океании, Северной Америки и Сибири [10], а также отразившиеся в книжных памятниках мифологии народов древнего мира и средневековья [11]. В его широко известной монографии «Поэтика мифа» мифология рассматривается, начиная с ее наиболее архаических форм, вплоть до проявлений «мифологизма» в литературе XX в. (проза Кафки, Джойса, Томаса Манна) [12].

Как показал Е.М. Мелетинский, архаические традиции в их социальной и этнокультурной обусловленности не только представляют несомненный самостоятельный интерес, но и имеют важнейшее парадигматическое значение для позднейших культурных формаций; при этом ученый избегал как архаизирующей мифологизации современности, так и неоправданной модернизации архаики. Именно в архаике обнаруживаются истоки и наиболее выразительные проявления «базовых» ментальных универсалий, проступающих в повествовательных структурах и в глубинных значениях фольклорных мотивов. С этим связано углубленное изучение семантики мотива и сюжета, модель описания которых была разработана на материале палеоазиатского мифологического эпоса о Вороне [13]. Изучение структурной типологии традиционных сюжетов и семантики мотивов привело ученого к формулированию собственной концепции литературно-мифологических архетипов, в «классическое» юнгианское понимание которых он внес серьезные коррективы [14].

Продолжая рассмотрение исторической динамики эпических традиций, Е.М. Мелетинский обратился к материалу средневекового романа — во всем многообразии его национальных форм: европейский куртуазный роман, ближневосточный романический эпос, дальневосточный роман [15]; итогом этих исследований явилась книга «Введение в историческую поэтику эпоса и романа», содержащая описание закономерностей развития эпических жанров от их первобытных истоков до литературы Нового времени [16]. К тому же циклу работ примыкает монография, посвященная сравнительно-типологическому анализу новеллы, опять-таки начиная с фольклорной сказки и анекдота и кончая рассказами Чехова [17]. Наконец, от изучения мифологических архетипов в фольклорной сюжетике ученый перешел к анализу архетипических значений в произведениях русской классики [18]. Вообще в последние годы Елеазар Моисеевич все больше внимания уделял русской литературе XIX в. (Пушкину, Достоевскому), рассматривая ее в аспектах компаративистики, структурной и исторической поэтики [19].

4. Изучая те или иные эпические памятники, фольклорно-мифологические циклы и традиции, Е.М. Мелетинский всегда оставался теоретиком, для которого специальное, сколь угодно углубленное рассмотрение устного или книжного текста — лишь этап на пути познания более общих историко-поэтических закономерностей развития повествовательных форм традиционной словесности. «Несмотря на то, что я имею близкое отношение к фольклористике, все-таки для меня фольклористика не является самоцелью, она является средством, ступенью, инструментом для решения вопросов исторической поэтики, — говорил Елеазар Моисеевич впоследствии. — Идея поиска какого-то основного источника развития литературы. Для меня фольклор всегда был как первоисточник развития литературы. И мне хотелось обследовать точно, найти пути формирования жанровых структур в самом фольклоре, потом их трансформацию в жанровой структуре литературы».

Он очень верил в лингвистику, в ее методологические (точнее операционалистические) возможности. «Это было связано с изучением лингвистики... И все это пошло дальше, но пошло дальше не в плане интереса к народной среде, провинциальной среде, к прошлому, а в плане именно генезиса литературы, в плане исторической поэтики...». Однако сам он никогда лингвистикой не занимался, у него нет ни одной работы даже отдаленно соприкасающейся с языкознанием. Как-то он даже сказал с некоторой досадой: «Филология в XX веке изнасилована лингвистикой».

Основным инструментом этого познания являлись для ученого взаимодополняющие приемы сравнительно-типологического и структурно-семиотического исследований. Обращение в 60-е годы к методам структурно-семиотического анализа соответствовало одному из главных направлений исследовательского поиска в отечественной науке: «…я постепенно стал переходить от чисто исторической поэтике к структуралистской… Это такой был процесс постепенный... Ну, он еще выразился в моей книге об эпосе и, в частности, в моей небольшой книге о Вороне в фольклоре Аляски и Чукотки, где я старался найти самый архаический персонаж, который был у истоков движения в фольклоре… И потом все мои книги так или иначе были посвящены исторической поэтике...». Здесь, как и в прочих случаях, Елеазар Моисеевич в равной степени был свободен от сковывающих сил устаревшей научной традиции и не подвержен воздействиям легковесной научной моды, владея искусством трезво опираться на достигнутое и критически оценивать новое.

По собственному признанию Е.М. Мелетинского, его структурализм с самого начала имел этнографическую, а не лингвистическую окраску: «…обращение к исторической поэтике и к фольклору меня очень повернуло в сторону этнографии. Структура повествования, но все время с оглядкой на фольклорно-этнографическое… Я очень глубоко влез в этнографию, читал много, использовал... У меня же “Герой волшебной сказки” — собственно на этнографической основе моя концепция происхождения образа младшего сына… когда я от компаративизма в плане исторической поэтики стал переходить к структурным идеям, мой структурализм с самого начала принял этнографическую, а не лингвистическую окраску. Леви-Строс как раз оказался для меня одним из моих учителей именно потому, что он сочетал структуралистское направление с этнографией... А до этого промежуточным звеном между Жирмунским и Леви-Стросом был Пропп».

Принятие новых методов было подготовлено опытом предшествующих исследований и произошло не потому, что они стали модными, а потому, что обнаружили свою конструктивность. При этом ученый в своем понимании традиции никогда не отказывался от идеи эволюции ? даже когда само это слово стало чуть ли не ругательством. Поэтому обращение к структурным методам сопровождалось у него не предпочтением синхронического анализа по сравнению с диахроническим (что характерно для структурализма, особенно раннего), а принципиальным совмещением обоих аспектов исследования, типологии исторической и структурной, как это сформулировал он сам в одной из статей начала 70-х годов; тенденция, опять-таки преобладающая в отечественной науке, для которой историческое бытие традиции всегда оставалось предметом неослабеваемого внимания.

С 1966 г. Е.М. Мелетинский ведет «домашний» семинар, посвященный проблемам структурного описания волшебной сказки. На протяжении пяти лет четверо его участников (еще С.Ю. Неклюдов, Е.С. Новик, Д.М. Сегал) еженедельно, по средам, собирались у него на квартире; результаты этой работы, развивающей идеи В.Я. Проппа с использованием новых методологических приобретений того периода, докладывались на заседаниях Тартуских Летних школ и публиковались в виде статей в издаваемых Тартуским государственным университетом «Трудах по знаковым системам». Это было замечательным опытом совместной «студийной» работы, свидетельствующим о ее высокой продуктивности. Как говорил Елеазар Моисеевич, наука ? дело коллективное.

В 1973 г., после отъезда в эмиграцию Д.М. Сегала, семинар распался — в той форме, в которой он был задуман (лаборатория, созданная для осуществления одного большого проекта). Проектируемая книга осталась незаконченной, лишь относительно недавно эти написанные ранее статьи вышли в Москве под одной обложкой. Впрочем, судьба их оказалась счастливой ? они переведены на все основные европейские языки20 и даже удостоились международной премии Питре 1971 г. (разумеется, ни сам Елеазар Моисеевич, ни его соавторы не попали в Италию на церемонию вручения этой премии).

В 70-е годы было еще несколько попыток возродить этот семинар. В разное время в нем участвовали А.Н. Журинский, Н.В. и Н.Н. Перцовы (эпизодически), А.К. Жолковский и С.Е. Никитина. В соавторстве с А.К. Жолковским была попытка (в целом не увенчавшаяся успехом) приложить к фольклорному нарративу разработанную им и Ю.К. Щегловым модель «тема—текст». Больше было сделано вместе с С.Е. Никитиной — в области структуры мотивов и их систематизации. Однако до логического завершения дело довел только сам Елеазар Моисеевич — в своих книгах о Вороне и о литературных архетипах (первая статья). Вообще нетерпеливый и работавший быстро, он обогнал здесь других и затем как-то остыл к этой теме. После окончательного угасания семинара (уже «второго»), возник третий, который преемствовал домашнему семинару А.К. Жолковского, прекратившему свое существование с его отъездом (в 1979) или несколько раньше. Это было просто чтение докладов, чем-либо неудобных для обсуждения в советских научных учреждениях. Он просуществовал до 1983 г.

5. Если попытаться кратко определить общий ракурс, объединяющий в единое целое многообразную научную деятельность Е.М. Мелетинского — исследователя мифа и фольклора, древнескандинавской «Эдды», средневекового романа и новеллы, архетипов в русской классической литературе, мифологизма в прозе XX века и еще многого другого, — им окажется историческая поэтика повествовательных форм, начиная с архаической мифологии и вплоть до новейшей литературы. При всех изменениях предмета исследования он на протяжении своей более чем полувековой научной деятельности, в сущности, оставался верен этой главной теме.

Сейчас, когда этот большой жизненный путь окончен, можно увидеть определенные символические соответствия между некоторыми его этапами и осуществляемыми тогда же большими научными проектами. На подобную связь своей «своей науки» и «своей жизни» он указывал и сам. «На фоне того, что я навидался на фронте — великий исторический момент — меня потянуло к чему-то более глобальному, ну, начиная там с "Войны и мира" Толстого и так далее. Вот здесь, собственно говоря, и были корни моего в последствии перехода к фольклору».

Первая книга Е.М. Мелетинского была посвящена основному персонажу народной сказки — бедному сироте, социально-обездоленному младшему брату, а работа над ней пришлась на время самых тяжких испытаний, выпавших на долю молодого ученого (война и тюрьма). В центре его следующего цикла работ оказался мифологический «культурный герой», а также его близкие и далекие «потомки» в фольклоре и литературе. Это уже не страдалец, терпящий всевозможные угнетения (хотя, в конце концов, и добивающийся успеха), а борец с хаосом, активный устроитель, причем не только своей судьбы, но и окружающего космоса. В это время Елеазар Моисеевич строит планы большой коллективной работы и по мере возможности осуществляет их. Он заведует фольклорным сектором в ИМЛИ; со второй половины 60-х годов ведет свой «домашний» семинар; он находится в числе основных организаторов масштабных коллективных проектов и научных издательских серий или непосредственно руководит ими. Однако в полной мере эту созидательную деятельность удается осуществить только в 90-е годы, в Российском государственном гуманитарном университете.

Бессмысленно перечислять, что именно с его уходом потеряла наука и научное сообщество. Его знания были огромны и равновелики яркому, ясному, энергичному уму, а разум соразмерен нравственному чувству, не позволяющему мириться с любыми проявлениями общественного лицемерия и общественного цинизма. Следует повторить: это был человек, равный целой эпохе в интеллектуальной, нравственной и общественной жизни, и эта эпоха теперь, похоже, получает свое окончательное завершение.

1. Мелетинский Е.М. Избранные статьи. Воспоминания. М., 1998.

2. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. Учебное пособие по курсу «Теория мифа и историческая поэтика повествовательных жанров». М., 2000.

3. См.: Елеазар Моисеевич Мелетинский. Биобиблиографический указатель. Сост. В.И. Гульчинский, Е.А. Кумпан. М.: РГГУ, 2002 (сер. «Ученые РГГУ»).

4. См.: Mitopo?ticas: da Russa ?s Am?ricas. Organizadoras A.Fornoni Bernardini, J. Pires Ferreira. S?o Paulo: Associa?? Editorial Humanitas, 2006.

5. Здесь и далее цитируются фрагменты интервью, записанного 2 октября 2003 г.

6. Например: Мелетинский Е.М. Избранные статьи.., с. 11-32, 297-304, 334-359; Мелетинский Е.М. Поэтическое слово в архаике // Историко-этнографические исследования по фольклору. Сборник статей памяти С.А.Токарева. М., 1994, с. 86-110.

7. Мелетинский Е.М.: Герой волшебной сказки. Происхождение образа. М., 1958 (2-е изд. ? М., 2005); Избранные статьи.., с. 284-296, 305-317.

8. Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса. Ранние формы и архаические памятники. М., 1963 (2-е изд. ? М., 2004); Избранные статьи.., с. 52-110.

9. Мелетинский Е.М. «Эдда» и ранние формы эпоса. М., 1968.

10. Мелетинский Е.М.: Палеоазиатский мифологический эпос (цикл Ворона). М., 1979; Мифологический и сказочный эпос меланезийцев // Океанийский этнографический сборник. М., 1957, с. 194-112; Фольклор австралийцев // Мифы и сказки Австралии. М., 1965, с. 3-24; Повествовательный фольклор Океании // Сказки и мифы Океании. М., 1970, с. 8-33.

11. Мелетинский Е.М.: «Эдда» и ранние формы эпоса; Избранные статьи.., с. 192-283.

12. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1975 (2-е изд.: М., 1995).

13. Мелетинский Е.М. Палеоазиатский мифологический эпос, с. 144-178.

14. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994 (Чтения по теории и истории культуры ИВГИ РГГУ. Вып. 4), с. 5-68.

15. Мелетинский Е.М. Средневековый роман. Происхождение и классические формы. М., 1983.

16. Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986.

17. Мелетинский Е.М. Историческая поэтика новеллы. М., 1990.

18. Мелетинский Е.М. Трансформации архетипов в русской классической литературе // Мелетинский Е.М. О литературных архетипах, с. 69-133.

19. Мелетинский Е.М.: Достоевский в свете исторической поэтики. Как сделаны «Братья Карамазовы» М., 1996 (Чтения по теории и истории культуры ИВГИ РГГУ. Вып. 16); Заметки о творчестве Достоевского. М., 2001; Начало психологического романа. М., 2002 (Чтения по теории и истории культуры ИВГИ РГГУ. Вып. 34).

20. Мелетинский Е.М., Неклюдов С.Ю., Новик Е.С., Сегал Д.М.: Проблемы структурного описания волшебной сказки // Труды по знаковым системам IV, Тарту, 1969, с. 86-135; Еще раз к проблеме структурного описания волшебной сказки // Труды по знаковым системам V, Тарту, 1971, с. 63-91; Структура волшебной сказки. М., 2001 (Сер. "Традиция—текст—фольклор: типология и семиотика"). С. 11-121. Idem: Soviet Structural Folkloristics. The Hague — Paris, 1974. P. 73-139; La struttura della fiaba. Palermo, 1977. P. 54-137; Semiotica Sovietica. Sowijetische Arbeiten der Moskauer und Tartuer Schule zu sekund?ren modellbildenden Zeichensystemen (1962-1973). Aachen, 1986. S. 199-318; Travaux de s?miotique narrative. Quebec, 1992. P. 1-82.

www.rodnaya-istoriya.ru



Российский государственный гуманитарный университет
Институт высших гуманитарных исследований им. Е.М. Мелетинского
Центр типологии и семиотики фольклора

VIII Мелетинские чтения
АНАЛИЗ ТЕКСТА


Программа

Н.Ю. Гвоздецкая. Плач и оплакивание в «Эдде» и «Беовульфе»: на пути от ритуала к элегии

Е.А. Мельникова. Три ипостаси княгини Ольги: к анализу статьи 6463 (955) г. Повести временных лет

Ф.Б. Успенский. Наглец, заика и чужак: Речевые характеристики персонажей в исландских сагах X–XI век

И.Г. Матюшина. Лэ о коротком плаще: германские параллели и кельтские источники?

Д.С. Николаев. Поэтические тексты в редакциях ирландских скел

Т.А. Михайлова. «Вы слыхали, как поют дрозды?», или об одном мотиве ирландской монастырской лирики

М.Л. Андреев. Трагикомедия Бомонта и Флетчера

С.Н. Зенкин. Тематическая и дискурсивная неоднородность текста: «Протрет Дориана Грея» Оскара Уайльда

С.Ю. Неклюдов. Что такое анализ текста в фольклористике

Н.В. Брагинская. Алтарь в трауре

Н.В. Петров. «Московский текст» и приемы его анализа
А.С. Архипова. Публичное высказывание как текст

Чтения состоятся в понедельник 3 октября с.г., в ауд. 273
(7 корпус РГГУ)

Адрес: ул. Чаянова, д. 15.

Проезд до ст. м. "Новослободская", "Менделеевская".

Начало 11:00

Вход свободный

Телефон для справок 8 495 250 66 68

Оргкомитет: Е.Е. Жигарина, И.Г. Матюшина, С.Ю. Неклюдов, Е.П. Шумилова

Страница мероприятия в Facebook



Е.И.Мелетинский. Из вооспоминаний




На развитие сайта

  • Опубликовал: vtkud
Читайте другие статьи:
Двадцать лет спустя: вспоминая деда
10-06-2011
Двадцать лет спустя: вспоминая деда

Цитата недели
30-08-2006
Цитата недели

Дети перестройки: формирование этнической идентичности
28-04-2005
Дети перестройки: формирование этнической

27 - 28 апреля 2005 г. в Российском государственном гуманитарном университете состоялся Международный научно-образовательный
  • Календарь
  • Архив
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Март 2024 (57)
Февраль 2024 (47)
Январь 2024 (32)
Декабрь 2023 (59)
Ноябрь 2023 (44)
Октябрь 2023 (48)
Наши колумнисты
Андрей Дьяченко Ольга Меркулова Илья Раскин Светлана Седун Александр Суворов
У нас
Облако тегов
  • Реклама
  • Статистика
  • Яндекс.Метрика
Блогосфера
вверх