Еще об одном «фронтовике моего сердца». Доктор психологических наук, профессор, генерал-майор Алексей Данилович Глоточкин (1925 – 2007) относился к плеяде ученых, силами которых создавалась отечественная военная психология в ее современной форме. 19-летним закончил (!) войну в Кенигсберге.
Безупречно честного русского офицера и интеллигента-ученого всегда коробило, когда Великую Отечественную мазали каким-то одним цветом – хоть черным, хоть розовым. Рассказывал о чудовищной кадровой неготовности нашей страны к войне (Сталин «вытеснял» до последнего момента, ему было не до того – «воевал» с собственным народом, включая военных, кстати, лучших военных, что А.М.Пятигорский объяснял его собственным военным провалом в Царицине в 1918 г.), на которую выбросили всех неподготовленных. Делалось все наспех – Алексей Данилович приводил цифры - только за 2 первых месяца войны в Красной Армии было срочно сформировано 150 дивизий, состав которых подразделялся на обученных (имеющих специальное военное образование или прошедших несколько сборов), мало обученных (прошедших не более одного сбора) и необученных. Большинство составляли вторая и третья категории...
А.Д. Глоточкин подчеркивал, что в войну наша армия вступила и с научно-психологической точки зрения практически «обезоруженной». Немногочисленные психологические исследования проводились локально, зачастую на «страх и риск» самих исследователей. На момент начала войны с появления Постановления ЦК ВКП (б) о «Педологических извращениях в системе «Наркомпросов» (1936) прошло всего лишь пять лет, и его зловещая тень падала на всю психологию. В этой ситуации открыто привлекать «одиозную» психологию к такой идеологически «чувствительной» сфере, как война, не решался никто. Но психологи К.К. Платонов, Г.Д. Луков, Б.М. Теплов, Т.Г. Егоров, М.П. Коробейников, В.И. Офицеров, М.И. Дьяченко, Д.Б. Эльконин и др. работали «для фронта» и на фронте.
А значительная часть руководства Вооруженных Сил смотрела тогда на бойца, с одной стороны, как на «продукт» боевой и политической подготовки, с другой, - как на «организм» с той или иной степенью «моральной» и «физической» выносливости. Личностные поступки таких представителей высшего командования, как, например, адмирал флота Николай Герасимович Кузнецов (разжалованный военным судом в генерал-майоры береговой службы, его хорошо знал мой отец), способные переломить ход войны, могли обернуться репрессиями в более или менее жесткой форме. Героизм наших соотечественников воспринимался военной бюрократией как «производная» той же подготовленности и выносливость вкупе с «политической сознательностью». Возможно, это дополнительно утвердило Алексея Даниловича в необходимости разрабатывать «личностный подход» в военной психологии.
Алексей Данилович Глоточкин. Первый, кто, по собственной инициативе, в 60-е годы начал заниматься социальной психологией неуставных отношений в Советской Армии, которых в Советской Армии, разумеется, быть не могло. С колоссальным риском для своей карьеры.
Великодушный и понимающий обычные человеческие слабости, терпеть не мог глупости и пошлости в профессии. Однажды прислал мне по e-mail выписку из одного учебника по военной психологии: «...Негативно влияют на самочувствие военнослужащих мухи. Война создает благоприятные условия для их бурного размножения. Мухи мешают отдохнуть, выспаться, комфортно поесть, отправить свои естественные надобности». Я даже не решился «отшутиться» в ответ (вроде бы, как еще такое воспринимать?) - в иных случаях остроумный Алексей Данилович сопроводил это таким яростным комментарием. Потом понял: так курсантам «представляют» психологию, за которую он переживал.
Несколько лет назад средь солнечного московского дня его подкараулили и избили гопники, когда он возвращался из сберкассы с пенсией. Ему было неловко - и синяк под глазом, плохо скрываемый солнечными очками, он объяснял балкой, которая упала на даче. Объяснял нам с Еленой Кравцовой, когда пришел на встречу в РГГУ для обсуждения создания Центра военной психологии (был у нас такой план). Как обычно, при полной выправке, бодрый, энергичный, ироничный, необычайно галантный с дамами (они его обожали). Тонкий военный человек любил тонкие анекдоты. И превосходно их рассказывал. А если рассказывали ему, иной раз замечал: вот этот тоньше… Примерно через неделю он умер.
Слушаешь иной раз, что говорят про войну разные российские начальники и озвучивающие их мнение медийные рты, и думаешь: что-то напутал, видать, мой генерал-фронтовик Алексей Данилович. Хотя на память не жаловался – значит, ничего не сказать. И молодостью духа (да где-то и тела… если бы не тот случай) мог бы со мной поделиться, будучи старше на 30 лет. Но мы были, смею считать, друзьями. Он даже однажды предложил: да называй меня на «ты». Я, разумеется, не смог принять этого предложения.
Ну, а актер и поэт Высоцкий, в отличие от генерала Глоточкина, не воевал. Но воевавшим иногда казалось, что воевал. И они не понимали, как такой молодой успел и узнал…
Алексей Данилович понимал. Успел и узнал, остался и ушел молодым – в свои 82 года.