Психология – всегда наука о развитии, неразвивающихся феноменов она не знает. Разве что может только выдумать и даже изучать их в абстракции. Воплощение развития в психологии – вершинная форма психического мира человека – личность. Ее становление мы обнаруживаем уже у истоков человеческой психики в детстве. И если этого не видеть, ничего нельзя сказать о самих этих истоках, а самой этой психике. В образе личности вершины нашего психического мира совпадают с его глубинами.

Об этом все творчество выдающегося психолога развития, психолога личности Валерии Сергеевны Мухиной. 22 января она могла бы встретить свое 90-летие, но за месяц и два дня ее не стало.

В Сети заархивирован замечательный сайт академика РАО Валерии Мухиной. Он так и остался недозаполенным. Но разве бывает «дозаполненной» личность? Личность, конечно, своего рода «гештальт», но он не схлопывается. Личность продолжает жить в своих творениях и после ухода человека, как об этом писали философ Э.В.Ильенков и психолог В.В.Давыдов, с которым В.С.Мухина была дружна. Некоторые из них вы найдете на сайте. О некоторых из них рассказывает автор: ведь творения личности в науке – это не только идеи, но и люди, вдохновленные ими на творчество. Хочется верить, что многочисленные ученики продолжат работу по заполнению этого ресурса.

Валерия Сергеевна иногда писала под псевдонимом Валерия Флай (V.Fly), отдавая дань отцовской фамилии. Отца она потеряла в 7 лет на войне, но он успел внести в нее тот личностный вклад, которого ей хватило на всю ее долгую жизнь. Впрочем, творчество Валерии Флай, действительно, было полетом с очень тонким и, в то же время, бескомпромиссным чувством гравитации фундаментального научного знания, которое она же сама и создавала.

И накануне 90-летия приходится, увы, констатировать: полет прерван. Или не прерван?

Предлагаем читателю два текста с сайта В.С.Мухиной.

Владимир Кудрявцев,
студент В.С.Мухиной,
прослушавший в 1979-1980 гг. ее
удивительный курс возрастной психологии



Первое сентября. 8 февраля 2005. № 9

Валерия Мухина подчеркивает, что она пришла в психологию как натуралист. Еще школьницей она стала ученицей замечательного ученого, крупнейшего зоопсихолога Надежды Николаевны Лодыгиной-Котс — училась искусству наблюдения за поведением животных, искусству понимания этого поведения. Опыт исследователя стал основой наблюдений за развитием собственных детей Валерии Сергеевны — родившихся в 1961 году близнецов. Уникальный дневник этих наблюдений был опубликован в виде отдельной книги в 1969 году, сразу став своего рода психологическим бестселлером. В это же время были подготовлены кандидатская и докторская диссертации, посвященные развитию знаковой функции сознания, и постепенно Валерия Сергеевна получила признание как ведущий отечественный специалист в области возрастной психологии и психологии личности, автор известнейших учебников, по которым учатся студенты наших педагогических университетов. Созданный ею более сорока лет назад дневник наблюдений за развитием своих детей-близнецов остается уникальным психологическим документом, который только за последнее десятилетие был несколько раз переиздан - с развернутыми комментариями и под новым символическим названием: "Таинство детства".

Многие привыкли считать, что психология - это наука, которая дает нам твердые и определенные знания о человеке и о ребенке. А здесь смиренный вывод о том, что детство человеческое - неисчерпаемая тайна. И это невероятно важный вывод! Вывод о непросчитываемости человека, о неразложимости его на всякого рода измеримые "психические процессы" и другие "элементарные составляющие".

И вывод особенно актуальный сегодня, когда родители и педагоги находятся под обстрелом различного рода псевдопсихологической литературы, которая дает четкие инструкции по поводу того, как нужно воспитывать детей. И в результате складывается ощущение, что психолог - это человек, который заранее все знает, и что надо просто набраться разных знаний по психологии и мы будем знать, что такое ребенок и как он развивается.

Однако настоящий психолог - это человек, который отчетливо понимает: нет такой схемы, которая позволяет универсально описать развитие человеческой личности. Потому что каждый человек — это тайна и собственный путь. Тайна, к которой мы можем только приближаться.

Иллюзии детства

Мы всю жизнь творим какую-то мифологию. Пишем картины жизни, в которые себя вписываем. Как только человек начинает себя осознавать, он уже стремится уйти от реальной жизни... В три года ребенок, когда у него достаточно сформировалось и накопилось образов мира, так увлекается игрой, что, когда его зовут, он с трудом из нее выходит. Он погружается в какой-то особый мир и в нем находится...

А подросток уходит от реальной жизни, потому что она для него необычайно тяжела. Подростковый возраст - это тот период, когда в человеке совершается огромная работа по адаптации к социальным условиям. И подростку просто необходимо скрываться в свой внутренний мир и изобретать иллюзорные ситуации, которые помогают ему снимать напряжение. А взрослый, который уже обустроился в социальном пространстве, вполне может обходиться и без этого особого мира.

В раннем наивном подростничестве меня формировали два писателя. Во-первых, Грин с его "Алыми парусами", которые сейчас вызывают у меня просто негодование. Я считаю, что ожидание чуда ослабляет человека, потому что создает такую систему ожиданий, которая заведомо не реализуется, ведь на каждую девушку не найдется прекрасный Грей, да этого и не должно быть - каждый человек должен пройти свой путь. Хотя Грей, наверное, должны быть, а вот Ассоли - нет. Она же, эта дурочка, пропала бы просто, если бы не появился Грей! Такой зависимости не должно быть! И, слава Богу, что мне маленькой нравился этот Грей, а вовсе не Ассоль, потому что это он совершал поступки, а не эта дуреха, которая сидела и ждала у моря погоды...

А второй мой автор был Джек Лондон. Его я обожаю до сих пор. У него действительно герои. Его мужчины - мужественные, с невероятной силой, с колоссальной волей и высочайшей нравственностью, и его женщины - преданные, способные преданные, способные всю себя выложить - это были мои идеалы. И все юношеские годы я готовила себя к суровой жизни, полной настоящих испытаний, - ходила в экстремальные походы с ночевками в снегу, придумывала разные трудности и все это вдохновенно переживала и переносила ради того будущего, когда смогу наконец пригодиться некоему сильному мужчине, который пока неизвестно где...

Во всяком случае, благодаря этим идеям я формировала волю, которая мне потом, безусловно, содействовала. Но где те мужчины, ради которых стоит совершать такие подвиги? Джек Лондон, Аляска, Север, золото... Это все ирреально по отношению к нашему времени. А все эти чахлые "сообразительные" молодые люди - что-то совсем другое. У них нет физической силы в сочетании с силой психической. Мальчик, который тренирует мышцы в зале, - совсем не тот мальчик, который идет по Аляске с ветром, собаками и медведями...

Еще была очень важная для моей жизни иллюзия: я ждала, что вернется мой погибший на фронте папа. Он погиб, когда мне было семь лет, в 1942-м, а расстались мы с ним, когда мне было шесть лет. Я всегда его ждала - даже когда стала взрослой и у меня появились собственные дети. Я не могла с этой иллюзией расстаться, потому что у меня была глубокая и серьезная связь с отцом. Благодаря отцу я знаю, что такое настоящие человеческие отношения, связь между душами. Такого я не переживала больше никогда...

А вот в отношении моих сверстников у меня никогда не было иллюзий. Наверное, потому, что я была ребенком, который начал рано учиться на натуралиста. Я училась смотреть, видеть и понимать полевое поведение животных, а через это нечаянно стала понимать поведение людей. И это поведение, за которое подчас бывает стыдно. Я наблюдала огромное количество интеллектуальных млекопитающих - крыс, собак, обезьян и других животных. Я хорошо понимаю ситуативное поведение... Когда умеешь читать поведение, не нужны слова. И здесь у меня не было иллюзий. Я должна была научиться принимать людей такими, какие они есть.

Гениальные животные

После окончания биофака МГПИ им. В.И.Ленина с 1956 года я начала работать в психиатрической больнице имени В.П.Кащенко зоотерапевтом. Суть работы состояла в том, чтобы помогать больным детям с помощью прирученных или дрессированных животных. Знаете, были животные, которые отрабатывали свое в фильмах или в каких-то цирковых программах у дрессировщиков; те не знали, куда этих животных деть, и я выпрашивала их для больницы. Представляете - дрессированные голуби. И ребенка надо было научить, куда свою руку направить, чтобы голубь сел к нему на пальчики. Или как кидать голубя, чтобы он вернулся и сел тебе обратно на ладошку... Психически больные дети начинали подстраиваться под навыки голубей и чувствовали себя уже какими-то небесными жителями...

А еще у нас были зайцы, которые барабанили. Козы и козлы, которые танцевали... Вороны и сороки, которые говорили... Огромное количество умных, прирученных животных... Были они какие-то гениальные, словно понимали, что работают для больных детей. Например, была у нас ослица Леда, на которой катались дети, и если ребенок падал в снег или в траву, она вставала как вкопанная и стояла не шелохнувшись. Собаки были гениальные, я поражалась их уму. Лисы и волк были. А еще три обезьяны, которых я выпросила из уголка Дурова. Они были уже старые, а у нас поправили свое здоровье, обросли зеленой шерстью - Яшка, Машка и Дашка. Они нам показывали разные номера, а дети с наслаждением гуляли с ними по саду. Представляете, идем на прогулку, и осел вместе с нами идет, собака что-то несет, вороны, ручные и говорящие, садятся детям на голову. И дети умирали от восторга, что они с этими животными.

Когда я пришла в эту больницу, там были пустые вольеры, оставшиеся от мини-зоопарка. А я пошла по дрессировщикам и набрала животных для своей зоотерапии. И было это потрясающее, сказочное время. Помню, к нам приезжали американцы смотреть, как все происходит, и это вызывало у них полный восторг: нигде такого не было. Но потом, когда я ушла, все постепенно исчезло... Ушла, потому что у животных короткий век. Они начали умирать, и я не могла этого пережить. А когда мне обещали, что купят, например, новую лису, я просто плакала - мне нужна была только моя Находка. У меня с каждым животным устанавливались какие-то индивидуальные отношения. И терять их было невыносимо.

А еще надо было быть юной и бездетной, чтобы отдавать больным детям и животным всю себя. Когда у тебя свои дети, уже не можешь жить на такой волне самоотдачи.

Путь к личности

В психологию я пошла, потому что меня стало интересовать поведение человека. Через тяжелые психические состояния детей я начала думать о человеке, о его природе и о том, как ему помочь. Через эту боль, с которой я работала... Вот и получилось: сначала животные, а уже потом человек. Человек - это неоспоримо больший диапазон высокого и низкого, и именно это меня затянуло. И до сих пор я все время думаю - насколько велик человек и насколько он низок! Данная ему эволюционно и биологически бесконечность диапазона, колоссальность "верха" и "низа" - это и есть самое удивительное в человеке. Короче говоря, меня заинтересовала личность человека, человек внутри самого себя, человек с самим собой.

Я начала читать психологические книги и сначала долго мучилась, потому что мне казалось, я вообще не пойму, о чем там речь. Множество школ, очень много несовпадений... К тому же проблема личности в то время не очень обсуждалась в советской психологии. Это была практически запретная тема, табуированная в нашей науке. Если и говорили о личности, то только как о члене коллектива. И дальше этих отношений, запланированных системой, нельзя было идти. Но я наблюдала и думала.

Мы проявляем себя как личности только в отдельные моменты жизни. В нас много повседневных стереотипов, когда личность в нас не востребована. И это нормально, потому что сохраняет нашу потенциальную энергетику. Только когда ситуация выступает как проблемная, человек обнаруживает себя как личность. Как существо, обладающее своей уникальной позицией и живущее в соответствии со своей точкой зрения. Человеческая уникальность - это лишь некая малость в человеке, хотя и способная превращаться в величайшие достижения. Человеку важно сохранять в себе чувство личности. Но нелепо все время доказывать миру и себе, что ты личность. Во множестве ситуаций чело веку очень важно существовать "как все".

Есть такие ученые - я никого не осуждаю, просто есть разные типы движения в науке, - ему что-то пришло в голову, и он тут же выдал концепцию. А через три года уже новая концепция, а прежнюю можно забыть... Я так не живу. Мой идеал - Чарлз Дарвин, который для меня великий ученый не потому, что создал концепцию, которая безупречна, а потому, что это был добросовестный ученый, который десятками лет сидел и вынашивал свою идею происхождения человека. И это вынашивание, эта долговременность - она не позволяет сформулировать что-то легковесное. Я трепетно отношусь к истине, к которой, возможно, мы прикоснемся, а может быть, и нет... Истина не зависит от моей личности. И я никуда не спешу. У меня нет такой позиции, что вот я не успею что-то сказать. Человечество-то не исчезает.

Вообще для меня очень важно, что я пришла в психологию как натуралист, не отягощенная психологическими концепциями. Когда вела дневник наблюдений за своими детьми, я вела его именно как натуралист. И уже потом поняла: какое счастье, что я ничего не знала из психологии! А вот если бы во мне сидела чья-нибудь концепция, все было бы иначе. Я бы от нее зависела. Я же что видела, то и писала. И уже потом осмыслила и сделала какие-то обобщения. И очень благодарна судьбе, что прошла этот путь. Путь натуралиста, который постепенно превращается в психолога.

Ведь что такое натуралист? Когда я была школьницей, я по семь-восемь часов сидела перед клетками с крысами и мышами и писала, писала, писала - все, что с ними происходит. Сидишь, смотришь, как мышка ходит туда-сюда, и пишешь, пишешь, пишешь... Чтобы понять какие-то законы ее существования. И каждый день одно и то же! А главное - надо эту мышку любить, только тогда будешь ее наблюдать с таким упорством... Обезьяны многообразнее, их проще любить. Чем сложнее существо, тем легче его любить... А здесь часами одно и то же! Но это формирует выдержку. И бережное отношение к факту существования животного, а потом и человека. Главное - нельзя никуда торопиться. В этой постепенности раскрывается что-то очень важное. Это и сформировало мой подход. И я совершенно иначе живу в психологии, чем все мои коллеги, потому что я из биологов вышла. И я по-прежнему натуралист.

Мои студенты-психологи - так у них у всех уже на втором курсе свои концепции. А я им говорю: давайте сначала научимся просто смотреть на мир! Ведь если ты не умеешь смотреть, какой ты психолог! Самое главное - смотреть и видеть то, на что ты смотришь. И все! Только с этого все и начинается в науке. И надо любить то, на что ты смотришь.

Чему учат дети

Меня гениально воспитали собственные дети. У меня же были разнояйцовые близнецы. Разные по генотипу мальчики. И если один делал так, то другой делал иначе. И если одному я могла внушить что-то, объяснить и договориться, и могла думать после этого, что я гениальный педагог, то одновременно у меня был другой, и он ставил меня на место. Он говорил мне: нет, я так делать не буду! Я этого не хочу делать и не буду делать! И надо было строить с ним особые отношения, чтобы решить наши проблемы. Потому что если я просто говорила ему, что что-то делать нельзя, он тут же бежал вприпрыжку делать именно это.

Я благодарна судьбе, что у меня их двое, благодаря этому я поняла, насколько все индивидуально и сколько нужно приложить усилий, чтобы построить отношения с ребенком. И я это помню всегда.

По характерам у меня мальчики непростые, и меня это вполне устраивает. Я сама непростая. Иногда смешно, насколько я в них отражаюсь. Ведь это совсем другое поколение, мужчины, но узнаешь в них свои черты. Хотя непросто видеть себя в другом и через другого понимать, что ты такое есть. И притом сохранять свои особенности, сохранять в себе чувство личности, но не давить на других... В общем, благодаря своим детям я научилась многим вещам. И процесс их развития был процессом развития моего самосознания.

Например, когда маленький ребенок говорит: меня тянет в лес, я хочу уйти - а ему три с небольшим. Я вижу, что он этого боится, но он туда хочет. Он хочет что-то преодолеть. Он уже хочет каких-то своих осуществлений. Но он же еще маленький, он не может... И душа его проходит какой-то мучительный путь осознания своих возможностей. И страшно за него, и хочется его уберечь, и нельзя уберегать, потому что тогда он останется только опекаемым существом... Этот ранний возраст, когда ребенок открывает в себе волю, свое Я... Очень трудно смотреть, как это все мучительно для него, и готов подстелить соломки, и думаешь, как его отпустить, но чтобы он не потерялся в этом лесу... Это же символ какой-то - пойти туда, где неизвестно, где темно и опасно. Там всякие существа могут находиться. Не только добрые гномики, которые у нас там жили, но и волки, и всякие другие плохие создания...

Или когда они уже стали подростками лет пятнадцати - хотели пройти через все. И говорили мне: ты же знаешь Хемингуэя, ты же уважаешь его, а он сказал, что настоящий мужчина должен пройти через все... И они уже готовы "пройти через все", и ты не знаешь, что делать, и тебя вдруг озаряет: да, через все, но попробуй сначала обрести силу на светлом пути, а если ты сразу пойдешь вниз, то можешь не вернуться... Они вправляли мне мозги и душу так, что будьте уверены...

Школа

Что касается школы, то школу я никогда не любила. Когда сама училась, для меня это был кошмар. То ли потому, что мы были дети войны (там были девчонки уличные, воровки, хулиганки и все такое), то ли потому, что учителя наши были нервные, кричащие, орущие.

В общем, когда пришло время отдавать в школу своих детей, я их очень жалела. Я отдавала их с болью. Но я научила их, как учиться в школе.

Первый класс, садимся делать уроки, у каждого своя парта, каждый сажает рядом своего мишку. Я ставила будильник на 20 минут - и за эти 20 минут надо было сделать задание. Звонит будильник - я все отнимаю. Отбираю тетрадки и не отдаю. И они рыдали, чтобы я им дала делать уроки. И мы разбирали, почему не уложились во время. И они уже садились в следующий раз и смотрели на часы, когда стрелка до нужного места дойдет, чтобы успеть все сделать. Все решал будильник!

Я переживала, что им плохо в школе. Хотя они учились в замечательной школе на Сиреневом бульваре - уже после туда пришел директором знаменитый педагог Тубельский... Это была школа, где любили детей. Помню, мой Андрюша на спор съел батон... И вот звонит учительница и спрашивает: как себя чувствует Андрей? Я перепугалась: а что случилось? Вы не волнуйтесь, он съел целый батон! Подумать только - ее волновало, как он себя после этого чувствует! Или нормальное дело - суббота, воскресенье, а они идут в гости к учительнице. Или играть на школьном дворе...

И все равно я видела, что школа калечит. Не потому, что учителя плохие, а просто потому, что она школа. До школы дети развивались как существа талантливые. Фантазия безудержная! Интерес ко всему в мире! Сплошные вопросы. «Читай! Расскажи! Нет, давай энциклопедию посмотрим! Я это хочу знать! А - это как?» Удивительное было мышление. Меня ребенок мой спрашивает: "Если человека расстреляют за то, что он совершил преступление, то ведь и того, кто его убил, тоже надо убить, потому что он убивает? А в результате на земле останется только один человек и тот убийца!" Это до школы так мыслит маленький человек! А какие у них были образы! В большое ведро льют воду из своих маленьких ведерок, и один говорит: "Водички женятся!" Они меня потрясали этим своим видением.

И хотя я сама человек образного мышления, не могла за ними поспеть. Потому что ребенок этим как дышит. У него все превращается в метафоры, и только видя мою реакцию восхищения, он понимает, что он сотворил.

А потом началась школа, и они стали у меня скучными занудами как все.

В школе все становятся как один: в них вкладывают знания. И все, что было в детях до того, куда-то исчезает. Вот за это я и не люблю школу, вот за это.

Конечно, надо дать детям знания. Но они так хватали знания до школы, они такие вещи постигали, несмотря на то, что были маленькими! А тут все пропало в этой обязательной и одинаковой для всех системе. В школе внутренний мир подавляется, внутренний человек подавляется, и все ради того, чтобы дать систему знаний. И взрослых уже не интересует, какой ребенок внутри, - их интересует только какие у него пятерки и четверки...

Беседовал Александр Лобок



16. IX. 1967

Кирилл сочинил по картинке: «Семья въехала в новую квартиру. Так как была уже осень, то нужно было заклеить окна. Мара мазала клеем бумажные ленты. Шура подавал их папе. Папа наклеивал ленты на раму. Когда было очень высоко, папа становился на подоконник.

Из окна видна улица. На другой стороне строится новый дом. А если заглянуть из окна вниз, то видно, что у нового дома пристраивают магазин. Сварщики залезли на козлы и сваривают железные трубы. Это хорошо, что в новом доме будет магазин». (То, что Кириллу «видно» из окна, плоды его воображения. На рисунке ничего такого не изображено.)

Рассказ по картинке. Учебные рассказы по картинке - безусловно, важные упражнения для развития наблюдательности и для умственного развития ребенка. Но как скучны эти истории по сравнению со свободными импровизациями ребенка!

— Ничего, Кирочка! Привыкай. Это и есть учебная деятельность.

* * *

Таисия Алексеевна на мой вопрос: «Как ребята?» - отвечает, что Кирилл гораздо серьезнее Андрея. Дисциплинарных замечаний у Кирилла нет. Зато Андрюша все время получает замечания, и самое плохое, что он на них не реагирует.

Дома спрашиваю Андрюшу: «Почему же Кирилл может хорошо себя вести, а ты нет?»

Андрей. А он старший брат. Он раньше родился. Он умней - ему весь ум достался. А я ма-а-ленький!

— Ты эти фокусы оставь! Вы равны, вы близнецы.

Андрюша. Ладно. Это я из-за Жени так себя веду. Женя хитрый, он меня дергает, когда Таисия Алексеевна не видит. А я не хитрый - я у нее на глазах разговариваю.

— Ты и сейчас хитришь. Раз все понимаешь, значит, хитришь.

Андрюша. Нет. Я же не могу дождаться, когда Таисия Алексеевна отвернется, я сразу хочу ему ответить. Вот, значит, я и не хитрый.

Поиск оправданий приводит к изощренной рефлексии: если не помогает позиция «Я маленький», то можно попробовать позицию «Я не хитрый». Всевозможные варианты самозащиты и самооправдания в действительности не представляют ребенка в негативном свете как исключительного хитреца. Человеку вообще свойственно самооправдание и утверждение собственной самоценности. Так что проделанный путь - норма для всякого человеческого побуждения к самооправданию.

* * *

Смотрит карту. Читает: «"Зоогеографическая карта мира". Мира. Ира. А если читать наоборот: А - рим. Рим. Город в Италии - Рим. Только надо бы с заглавной буквы. Знаешь, что я знаю? Я знаю слово из двух гласных букв. Например: а-у, у-а. И еще: ой, ай! "И" краткое - это полугласная. А еще я знаю: если отнять от четного числа четное число, то получится четное. А если отнять от четного нечетное, то получится нечетное».

— В школе объяснили?

Кирилл. Нет. Я сам почему-то давно знаю. (Снова смотрит на карту.) А все-таки на Земле много коралловых островов. Особенно около Австралии... Интересно, а куда девается вода с Земли? Или она вся остается? Сначала испаряется, а потом падает дождем. А еще она просачивается в землю. Наверно, она может просочиться с другой стороны земного шара. Как ты думаешь?

— Думаю, что нет.

Кирилл. Ах да! Там огонь. Вода просачивается до подземных рек. Как все интересно на свете!

Обособление от повседневных обязанностей может быть полезно. Свободное от учебных обязанностей время дает возможность ребенку расслабиться и подумать о наиболее значимом для себя: о мире, о Вселенной. А не только об уроках, ребятах и правилах!

Повседневность полезна стереотипностью условий, определяющих формирование заданных учебных навыков (письмо, счет, чтение и др.). Однако эти условия зашоривают возможность свободного сосредоточения ребенка на собственном полете воображения и свободном течении ассоциаций. Школа, естественно, загоняет ребенка в заданные условия и истощает его душевный потенциал настолько, что лишь в каникулы или во время болезни он в состоянии стать глубинно самим собой. Это ни плохо, ни хорошо. Это факт, отражающий условия развития ребенка в XX веке.

Сайт Валерии Мухиной

---

На развитие сайта
​