Александр Григорьевич Асмолов — В свое время, когда тема будущего казалась отдаленной, я наткнулся на парадоксальный вопрос, от которого в буквальном смысле отпал. Году в 1995 мы пили чай и разговаривали в телепрограмме «Чай-клуб» Зиновия Гердта. Он вдруг внимательно посмотрел на меня и сказал: «Саша, ты столько лет занимаешься образованием. Объясни мне, почему постоянно выдвигается лозунг «Дети — наше будущее»? Я не успел ответить. Гердт опередил меня: «У моих детей свое будущее, у меня — свое. Они вовсе не наше будущее». Так в разговоре с замечательным актером, мудрейшим человеком был сформулирован тезис: будущих много, и это надо четко понять.
Одна из величайших опасностей наших попыток заглядывать в будущее, предвидеть — это «приговор» к будущему, даже если это будущее прекрасно. Когда мы говорим: «Вперед, в будущее», — то впадаем в ошибку, которую я называю «грехом финальности». Мы тем самым приговариваем себя к жестко детерминированному будущему. Например, следуя за Кампанеллой, мечтая о Городе Солнца, великолепной утопии, мы реализуем его мечту, и жизнь оказывается скованной в чужой мечте.
Во всех своих исследованиях я подчеркивал: человек приходит в настоящее не прямо из прошлого, а конструирует свое настоящее как реализацию образа «потребного будущего». Услышьте этот тезис! Может быть, это положение покажется сложным, странным, удивительно нелинейным. Но если мы говорим о человеке, то должны четко понимать: человек — это незавершенный проект эволюции. Точнее сказать, человек — незавершаемый проект эволюции.
Грех самосбывающихся пророчеств в том, что они и правда сбываются. Я хочу довести ситуацию до абсурда и задать вопрос: а хотел бы, например, Маркс жить при коммунизме? Если бы его пророчество сбылось, то он присел бы за один столик, например, с Оруэллом, а где-то пил свой кофе молча, как говорил поэт Дмитрий Кедрин, Кафка и посматривал на них с недюжинной иронией. Иными словами, образ какого-то одного будущего, даже самого что ни на есть прекрасного, означает финальность, лишение человека дара непредсказуемости. Человек в принципе — незапрограммированное существо. В связи с этим часто используемые схемы для анализа понимания человека стимул/реакция, нейрон/сознание, ген/поведение исходно упрощают человеческую природу. Эти схемы разбиваются о многочисленные факты, доказывающие, что ключевым кодом человека является код непредсказуемости. Мы непредсказуемы сами для себя.
— Но человек так или иначе хранит память о предыдущих поколениях, и она влияет на него.— Мы с вами не являемся заложниками ни нейронов, ни генов, ни прошлого опыта. Мы каждый раз переделываем память в самых различных непредсказуемых ситуациях. Мой учитель, психолог Алексей Николаевич Леонтьев говорил: «Человек — единственное существо на лестнице эволюции, которое может избавиться от груза собственной биографии». И тут, как ни парадоксально, он совпадает с биологом Робертом Сапольски, который прозорливо оговаривается, что в ходе эволюции человек все более и более перестает быть рабом наследственности.
В связи с этим вспомните ситуации, в которых мы избавляемся от своей собственной памяти, от своей биографии. Вспомните, например, как в произведениях Антона Макаренко его воспитанники сжигали одежду, чтобы, образно говоря, преобразовать свою собственную личность.
Код непредсказуемости помогает человеку отвечать на три вызова современности.
«Только змеи сбрасывают кожу, чтобы душа старела и росла. Мы, увы, со змеями не схожи, мы меняем души, не тела». Эти строки Николая Гумилева подтверждают: каждый раз, когда мы можем избавиться от груза собственной биографии, мы это делаем. Мы переконструируем собственную память и, занимаясь творчеством, удивляемся сами себе: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!»
Повторюсь, код непредсказуемости — уникальная особенность человека как незавершаемого проекта эволюции. Я с огромным уважением отношусь к своим научным собратьям, эволюционным биологам и генетикам. И психология, и генетика в своей истории подверглись гонениям и уничтожениям, потому что несли в мир идею конструирования разнообразия. Педология, наука, занимавшаяся изучением целостного развития и диагностикой ребенка, утверждавшая, что психология ребенка может быть понятна только как психология развития личности, была разгромлена. Некоторые исследователи, такие как Николай Вавилов, великий генетик, эволюционист, закончили свою жизнь в застенках. Психолог, основатель культурно-исторической психологии Выготский умер от туберкулеза, а его коллеги педологи, психотехники и психологи были уничтожены. Словом, тоталитарные системы разрабатывают проекты, как пишет Ольга Седакова, конструирования так называемой социальной посредственности. Поэтому в 1930-х годах у нас одновременно уничтожались несколько наук — генетика, психология и педология — как науки об исследовании разнообразия на разных уровнях жизни. Наряду с ними уничтожалась наука об управлении, кибернетика.
Код непредсказуемости помогает человеку отвечать на три вызова современности: вызовы сложности, неопределенности и разнообразия. Люди как сверхсложные системы уже самим своим существованием сопротивляются любому жесткому контролю и регулированию. Футурологи часто забывают, что человек беспредельно нефинален, и сами становятся заложниками концепции моноцелей. Моноцель — коммунизм, моноцель — фашизм, моноцель — национал-патриотизм. То есть задается одновекторное развитие общества.
— Получается, что человек только сейчас задумывается о том, почему он такой сложный, нелинейный, непредсказуемый?— Мы с коллегами недавно написали статью «Сложность как символ познания человека в XXI веке», которая посвящена преадаптивной природе человека. Чем бы человек отличался от животного, перефразируя Шекспира, если бы ему было нужно только необходимое и ничего лишнего? Как ни парадоксально, но нам всегда нужно лишнее. И когда я в разных аудиториях задаю вопрос: «Кто встречался с ситуациями, когда его спрашивали: а тебе что, больше всех надо?» — поднимался лес рук. Человек склонен к решению сверхзадач, а не только к жизни по формуле У-2: угадать, угодить.
Кардинальная черта различных кризисов — это схлопывание перспектив. С особой остротой эти кризисы переживает молодежь, которую психологи называют «возрастом бури и натиска». Жизненный путь — это история отклоненных альтернатив. Кем вы хотели стать и не стали, и разные обломки, и прекрасные образы, оставленные позади. Когда я вижу, что у многих моих молодых коллег есть уникальные возможности поиска и они отказываются повторять траектории развития предшествующих поколений, я говорю: «Эволюция — это восхождение к сложности, разнообразию».
Ныне развитие молодого поколения происходит в ситуациях неопределенности. Оно протекает по-иному, чем это было у нас с вами. Свободный выбор разных профессий становится нормой жизни. Мы более не привязаны, как каторжники в ссылке в Австралии, к ядру своей профессии. Раньше, если вы говорили, что вы хотите иметь несколько профессий, как, например, в 1960-х Александр Сергеевич Есенин-Вольпин, то приходили ласковые представители репрессивной психиатрии, или, как их называл Александр Подрабинек, «инсулинового ГУЛАГа», и говорили: «У него раздвоение личности, он математик, а еще и поэт». Еще раз подчеркну, свободный выбор разных профессий — это норма, а не отклонение, когда мы совершаем скачки в собственной биографии.
Эволюция развивается скачкообразно, а не линейно. Дарвиновская теория эволюции отличается от разрабатываемых в эволюционной биологии эмерджентных теорий, согласно которым и сознание, и разум порождаются совместной деятельностью человечества.
Жизнь молодого поколения также дает возможность различных скачков. Ныне молодые люди 15, 20, 25 лет в ситуации, когда у общества схлопываются перспективы, видят трагедию в том, что им мешают опробовать, сконструировать собственные пути развития. Один замечательный писатель определил, что живое отличается от неживого тем, что только живое способно плыть против течения. И это относится ко многим представителям нынешней молодежи. Многие из них, используя определение философа Мераба Константиновича Мамардашвили, выступают как «самоназначенцы».
— Но ведь это же хорошо? — Это гениально — это больше чем хорошо. Молодежь по сути своей выходит за рамки тоталитарных матриц. Библейская истина говорит: «Не человек для субботы, а суббота для человека». Современная молодежь живет по формуле: «Не человек для работы, а работа для человека». Это коренная трансформация, когда люди становятся субъектами своего жизненного пути. Они могут и менять себя, и проверять в разных профессиях. Подростки — самые большие трикстеры. Они как никто готовы к разнообразию, опробованию разных стилей жизни.
Как родители, мы нередко спрашиваем детей: «А ты на кого похож? На маму или папу?» За этими вопросами проступает особая педагогика, педагогика диктатуры прошлого опыта, педагогика программирования. Иногда шутя я называю ее педагогикой подобия. И чтобы все это ни значило, мы в жизни нередко довольны, когда наши дети в чем-то на нас похожи. И это нормально. Но мы в отпаде от счастья, когда ребенок вытворяет что-то такое в своем творчестве, что нас поражает. Тогда мы и говорим: «Какой у нас бесподобный ребенок».
Как только я ставлю конечную цель «быть счастливым», я могу стать глубоко несчастным
В развитии нужно отличать две стратегии: стратегию подобия и стратегию бесподобия. Каждый человек рождается с потенциями трикстера, шута. Поведение трикстера, или шута, отличается от логики действия коллектива тем, что коллектив всегда придерживается стратегии не пропасть и сохранить устойчивость. Трикстер же, дурак в русских сказках, не бежит от сложностей. По меткому определению Дмитрия Сергеевича Лихачева, русский дурак — человек очень умный, но делающий то, что не положено, он отрабатывает неожиданные пути развития. В ситуации нестабильности выигрывает не консерватор, не рутинер, а тот, кто ищет, как трикстер, шут, необщие пути развития. Когда блокированы перспективы, то нередко как реакция на блокировку приходит тревожность, стресс и депрессия. За всеми этими психологическими состояниями проступает поиск иных путей развития жизни.
— То есть сегодня время «остановиться, оглянуться», как писал поэт Александр Аронов.— Депрессия как переживание выступает как сигнал к постановке задачи на смысл, к переделке себя в сложившейся ситуации. И тут главное — поиск новых вариантов и стилей жизни, новых вариантов делания себя. Когда призывают искать свое «я», то это бессмысленно. «Я» невозможно найти. Свое собственное «я» можно только сконструировать.
Достоевский когда-то бросил точную фразу: «Личностью надо выделаться». Если молодые люди будут расти личностно, как самоназначенцы по Мамардашвили, то перестанут быть рабами социального конформизма.
— Вы согласны с толстовской формулой «Прав тот, кто счастлив»?— Для меня это вариация на тему «Победителей не судят». На самом деле хитрая стратегия счастья заключается в том, как говорили мудрые философы, чтобы не стремиться к счастью, а ставить задачи и решать их. Вот поэтому, как только я ставлю конечную цель «быть счастливым», я могу стать глубоко несчастным.
— А совесть? Такой же фетиш, как свобода воли, рудимент? По мнению биолога Роберта Сапольски, свободы воли нет, этот придуманный ненужный паттерн мешает человечеству развиваться. — Вопрос о совести — один из вечных вопросов, без разрешения которого не существовало бы такого феномена, как человеческая цивилизация. Совесть далеко не всегда была доминирующей ценностной характеристикой поведения человека. В связи с этим напомню работу филолога Виктора Ярхо с парадоксальным названием «А была ли у древних греков совесть?»
Совесть, как и самосознание, относительно поздние культурные продукты антрополосоциогенеза. И каждый раз, когда мы рассуждаем о совести, мы решаем вопрос, как жить с непохожими людьми. Как говорил мой друг, социолог Игорь Семенович Кон человечество не раз оказывается в многострадальной истории в зазоре между двумя нормативными механизмами контроля поведения, механизмами страха и механизмами совести.
Совесть как совместная весть лежит в основе морального выбора, отделяющего человеческие поступки от трагедий расчеловечивания. Был когда-то мудрый человек по имени Гиллель. Он был еще до того, как в этот мир пришли разные Боги. И он, прохаживаясь по Иудее, задавал себе вопросы:
«Если не Я для Себя, то Кто для Меня?»;
«Но если Я только для Себя, то зачем Я?»;
«Но если не Я, то Кто?»;
«Если не Сейчас, то Когда?».
Все эти вопросы ведут нас к проблеме свободы воли. Без аксиоматики нравственности невозможно жить с непохожими людьми. У меня есть причины улыбаться, когда я читаю талантливые работы Роберта Сапольски. Парадокс состоит в том, что, декларируя в интервью Forbes Life, что свободы воли не существует, он — и тут Сапольски непредсказуем сам для себя —доказывает, что перед нами личность, обладающая свободой воли. Его построения не сводятся к упрощающей человеческую жизнь логике, в которой наше поведение подчинено диктатуре гормонов или генов или же приказам среды. Именно Сапольски замечает, что в ходе эволюции человек все более и более освобождается от диктатуры своей собственной наследственности. И далее, смотрите, в ответ на вопрос, на что бы он потратил, будь у него огромные деньги, он совершает нравственный выбор, продиктованный его свободой воли: я бы их потратил, говорит Сапольски, на развитие детских садов.
Именно его тексты доказывают, что совесть и свобода воли являются уникальными регуляторами принятия решений в конфликтных ситуациях.
— Может ли культура, искусство, театр сегодня стать территорией спасения, примирения со своей больной совестью? — Повторюсь вслед за Павлом Флоренским: культура и есть среда, растящая личность. Человек изобретает культуру, а культура изобретает человека. Искусство дает возможность наработки разных вариантов прошлого, настоящего и будущего. На эту тему астрофизик, фантаст Фред Хойл написал роман «Черное облако». Его фабула: астрономы обнаружили, что огромное Облако непроницаемого газа движется в сторону Солнца и вот уничтожит планету Земля. Ученые видят, что Черное облако меняет маршруты, и приходят к заключение, что оно совершает свободный выбор. Иными словами, Черное облако — разумное, обладающее свободой воли существо. Группа интеллектуалов ищет возможность выйти с ним на контакт. Они находят передатчик, с помощью которого начинается коммуникация. Облако задает вопрос: «Не понимаю, кто вы такие? Почему ради вас мне надо менять свои планы?» Начинается вечный диалог, кто есть человек.
Ведущие интеллектуалы, собравшиеся в английской лаборатории, отправляют различные данные: законы биологии, физики, теорию относительности. Ответ Черного облака неизменен: «Я не понимаю, кто вы. Вся ваша информация — это общие законы Вселенной». Но как передать, что такое человек, в чем его уникальность? И вот в буквальном смысле рояль оказывается в кустах . Одна женщина, биолог, в отчаянии садится за рояль и начинает исполнять Опус 106 Людвига ван Бетховена. И вдруг Облако начинает реагировать: «Это что-то невозможное. Это что-то удивительное. Вы не похожи ни на кого! Вы уникальны во Вселенной!» Так музыка, обращенная к Облаку, передает неповторимость человека, обладающего кодом непредсказуемости и свободой воли. И как бы я был рад, если бы Роберт Сапольски, прочтя роман «Черное облако», убедился, что и он сам, и другие представители homo sapiens обладают кодом непредсказуемости и свободой воли, которые только и делают человека человеком.
Forbes.ru
На развитие сайта
